Человек в лабиринте эволюции - Вишняцкий Леонид Борисович - Страница 27

Как уже говорилось в 4-й главе, по абсолютному размеру эндокранов неандертальцы в среднем несколько превосходят гомо сапиенс, причём это относится как к палеолитическим, так и к ныне живущим представителям нашего вида. По относительному размеру, напротив, неандертальцы стоят на втором месте. Последнее обстоятельство иногда истолковывают как свидетельство интеллектуального превосходства людей современного физического типа, но правомерность такого вывода далеко не бесспорна. Дело в том, что у приматов, как показывают исследования, проводимые с разными их видами, абсолютный размер мозга лучше коррелирует с результатами тестов по оценке уровня интеллектуального развития, чем размер относительный. Из этого правила бывают, разумеется, отдельные исключения (шимпанзе, например, считаются сообразительней горилл, хотя мозг последних крупнее), но в целом тенденция именно такова. В строении мозга также не удалось пока выявить какие бы то ни было различия, которые бы однозначно указывали на интеллектуальное превосходство одного вида над другим. По словам одного из ведущих специалистов в этой области американского антрополога Ральфа Холлоуэя, мозг неандертальцев был уже «вполне человеческим, без каких-либо существенных отличий в своей организации от нашего собственного мозга»[36]. Эту точку зрения, когда-то казавшуюся крамольной, разделяют сейчас многие исследователи.

Сторонники мнения об интеллектуальной уникальности гомо сапиенс часто в качестве доказательства указывают на недостаточную развитость у других гоминид так называемых лобных долей, но в какой мере это можно относить (и можно ли вообще) к неандертальцам сказать трудно. Лобные доли, действительно, играют определяющую роль в интеллектуальной деятельности. С ними в значительной мере связаны творческое мышление, планирование, принятие решений, художественная деятельность, контроль эмоций, рабочая память, язык и т. д. Однако, как показали недавние исследования, представления об относительно большем размере лобных долей человека по сравнению с другими гоминоидами не совсем верны. Относительный размер этой части мозга у людей лишь на доли процента больше чем у шимпанзе и на один процент больше чем у орангутанга (на 4–5% больше чем у гориллы и гиббона). Относительный же размер разных секторов лобных долей у человека, шимпанзе, гориллы, орангутанга и гиббона, а также макаки практически одинаковы. Исходя из этих данных, резонно предполагать, что у неандертальцев относительный размер лобных долей был идентичен таковому у гомо сапиенс, а абсолютный, соответственно, мог в среднем даже несколько превышать его. Это лишает почвы некогда весьма популярную гипотезу, согласно которой неандертальцы с их якобы недоразвитыми лобными долями, отличались необузданным нравом, неспособны были контролировать свои желания и эмоции, и потому в социальном плане были ближе к животным, чем к современным людям.

В какой-то степени возможность оценить и сопоставить умственные способности разных форм гоминид дают также археологические данные. Здесь, как может показаться на первый взгляд, гомо сапиенс вне конкуренции, поскольку культурные достижения нашего вида явно ставят его особняком. Тем не менее было бы упрощением утверждать на этом основании, как это часто делают, что интеллектуальный потенциал представителей всех других видов был намного ниже. Во всяком случае, по отношению к неандертальцам подобное утверждение выглядит довольно спорным.

«Есть люди, которые, по-видимому, убеждены, что неандерталец — глупая скотина, и ничего больше. Ведь что ни говори, а он вымер, он не смог выдержать борьбы за существование, в чём усматривается прямое доказательство его безнадёжной второсортности». Эти слова, принадлежащие одному из самых обаятельных героев фантастического романа Клиффорда Саймака «Заповедник гоблинов» — неандертальцу по имени Оп, довольно точно характеризуют представления многих учёных (не говоря уже о широкой публике) о наших ближайших соседях на эволюционной лестнице. Способности неандертальцев — интеллектуальные, речевые и прочие — очень часто оцениваются уничижительно (ещё недавно некоторые авторы вообще отказывали им и в мышлении, и в речи) и считается, что в культурном отношении они тоже были бесперспективны, достигнув своего, весьма низкого, «потолка» в среднем палеолите. По культуре среднего палеолита и судят об их возможностях.

Имеют ли подобные взгляды под собой реальную основу? Да, безусловно, имеют. Множество фактов, достоверность которых неоспорима, может быть истолковано в их пользу. Не подлежит ни малейшему сомнению, что неандертальцы большую часть периода своего существования были носителями тех культур, которые археологи определяют как среднепалеолитические. Эти культуры, судя по дошедшим до нас материальным остаткам, заметно уступали в сложности и богатстве внешних проявлений верхнему палеолиту (рис. 35), не говоря уже о более поздних творениях человека современного физического типа. Ни в изготовлении каменных орудий, ни в обработке иных материалов, ни в изобразительной деятельности неандертальцы не достигли того, чего достигли впоследствии гомо сапиенс. Разница очевидна. Однако, подчёркивая эту разницу, не слишком ли мы торопимся поставить знак равенства между «не достигли» и «не могли достичь»? Обязательно ли первое предполагает второе?

Ещё недавно считалось, что изменения в биологической организации предков человека и в их культуре происходили практически синхронно, и, значит, коль скоро гоминиды того или иного типа приобретали в процессе эволюции какую-то новую способность, она непременно и немедленно должна была ими реализовываться. Например, переход от среднепалеолитической культуры к верхнепалеолитической часто рассматривался (да и сейчас ещё иногда рассматривается) как следствие прихода гомо сапиенс на смену палеоантропам, т. е. как следствие появления людей с более высокой биологической организацией. Между тем, как мы теперь знаем, последнее событие произошло не 35–40 тыс. лет назад, одновременно с переходом от среднего палеолита к верхнему, а около 100 тыс. лет назад или даже несколько раньше. Это значит, что, по меньшей мере, 50–60 тыс. лет гомо сапиенс в культурном отношении вполне удовлетворялся тем, что было достигнуто до него, совсем не торопясь использовать в полной мере свои расширившиеся возможности. Следовательно, «не достигли» и «не могли достичь» это всё же далеко не одно и тоже.

На протяжении многих десятков тысяч лет своей палеолитической истории люди современного физического типа в культурном отношении практически ничем не отличались от неандертальцев. Первые делали такие же орудия, что и вторые, охотились на тех же животных и использовали для того и для другого те же самые методы. Более того, важные перемены во всех этих и иных областях культуры, начавшиеся примерно 40–45 тыс. лет назад, также захватили, как установлено теперь археологами, не только гомо сапиенс, но и некоторые популяции неандертальцев, которые стали делать верхнепалеолитические орудия и вырезать из кости и рога бусы, подвески и иные украшения.[37] Строго говоря, даже многие группы первобытных охотников и собирателей, живших в историческое время (вплоть до наших дней), по уровню культурного развития, если судить о нём только по тем материалам, которые долго сохраняются в погребённом состоянии и могут попасть в руки археологов, ни в чём не превосходили неандертальцев.

Подобно гомо сапиенс, неандертальцы, несомненно, были умелыми и удачливыми охотниками. Об этом говорит как характер их орудий, так и наличие на стоянках, где они жили, многочисленных костей животных. Они регулярно добывали крупных травоядных млекопитающих (северного оленя, тура, бизона и т. д.), причём часто это были взрослые особи, преследование и забой которых сопряжены с большими трудностями и опасностью, что для охотников требует особого искусства и соответствующего вооружения. Это вооружение делали в основном из камня. На мустьерской[38] стоянке Умм Эль Тлель в Сирии был обнаружен позвонок дикого осла с вонзившимся в него кремнёвым остриём. Здесь же найдены остатки вещества, с помощью которого такие острия прикрепляли к древку дротика или копья. Два комка смолы, полученной из коры берёзы и также служившей, по-видимому, для изготовления составных орудий, обнаружены на среднепалеолитическом памятнике Кенигзауэ в Германии. На одном из них сохранился отпечаток части каменного изделия, а на другом даже отпечаток пальца человека. Анализ химического состава костей неандертальцев подтвердил, что продукты животного происхождения занимали в их рационе очень важное место, — такое же, как в рационе живших одновременно с ними хищников (волк, гиена, пещерный лев).