Караси и щуки - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 12

- Здравствуйте… Гм… Какіе-то рабочіе, a товару не видно. Что вы тутъ дѣлаете, братцы? Это магазинъ?

— Ta. Тольки сицасъ есцо магазина нѣту. Акроица тая неделя.

— На той недѣлѣ? A что тутъ будутъ продавать?

- Вѣтоцна магазинъ.

— Цвѣточный? Ну, ладно. Если еще пріѣдемъ — зайдемъ, купимъ. Смотри, какими хорошенькими обоями оклеиваютъ. Послушайте: почемъ обои?

— Вѣ марки кусокъ.

- Ну продайте намъ вотъ эту пачку… Нельзя? Подумаешь важность… Почему нельзя? A ножницы продаются? Нѣтъ? Жалко; очень хорошенькія ножницы…

Номеръ гостиницы заваленъ коробками, свертками, пачками.

— Ты чего сопишь?

- Да вотъ хочу ботинки въ рукавъ пиджака засунуть. Боюсь, вдругъ въ Бѣлоостровѣ таможенные дощупаются.

- Если новые — конфискуютъ. A ты поцарапай подошвы — будто ношеные. Ношеные везти по закону можно.

Счастливый обладатель ботинокъ вытаскиваетъ перочинный ножикъ и приступаетъ къ работѣ.

Зажимаетъ между колѣнъ подметкой кверху ботинокъ и начинаетъ царапать ножикомъ блестящій лакъ.

- Ну что?

- Чортъ ихъ дери: все-таки, видно, что не ношеные, a просто поцарапанные. Грязи на нихъ нѣту.

- A ты плюнь.

Владѣлецъ ботинокъ послушно плюетъ на подметку.

— Да нѣтъ, я тебѣ не въ томъ смыслѣ. Ну, да ужъ разъ плюнулъ, теперь разотри получше. Объ полъ повози.

- И чортъ ихъ знаетъ, почему y нихъ такіе полы чистые… Не мажется! Блеститъ себѣ и блеститъ.

- Ножемъ потыкай. Постой, дай я. Вотъ такъ — и такъ… Ой! Видишь — дырка.

- Ну вотъ обрадовался.

— Ничего. Зато ужъ видно, что не новый. Оборви еще ушко ему, чорту. Тогда ужъ никто не придерется.

- Я лучше шнурокъ, будто, оборву. Все поспокойнѣе.

- Собственно, на кой чортъ ты ихъ взялъ? Фасонь не модный, тѣсные, на боку дырка.

- Ты же самъ говорилъ…

- Мало, что я говорилъ… Вонъ ты мнѣ абажуръ ламповый посовѣтовалъ взять — я его себѣ надѣвать буду, что ли, ежели y меня электричество.

- Сколько ты за него заплатилъ?

— Пятнадцать рублей на наши деньги.

- Вотъ видишь, a въ Петроградѣ за восемь цѣлковыхъ купишь — и возиться не надо, и прятать не надо.

— Гм… Дѣйствительно. Рамочки… тоже накупили! Обрадовались! Грубыя, аляповатыя.

— A ты еще въ другомъ магазинѣ докупилъ двѣ штуки — къ чему?

— Рамочки — что… Ихъ, въ крайнемъ случаѣ выбросить можно. A вотъ чулки дамскіе — это форменное идіотство. Ну, какъ я ихъ надѣвать буду?

— Обрѣжь верхушку — носки получатся.

- Носки… Ихъ еще подрубить нужно. Да и носки сколько стоять? Два цѣлковыхъ? A я по четыре съ полтиной за эту длиннѣйшую дрянь платилъ.

— Подари кому-нибудь.

— A ты найди мнѣ такую женскую ногу. Сюда три помѣстятся. Постой… Это еще что такое?

- Прессъ-папье изъ березовой коры.

— Боже, какая дрянь. Неужели, это мы купили?

— Мы. A въ этомъ пакетѣ что?

— Тоже рамочки. A это подставки для фруктовыхъ вазъ, банка гумміарабика, лапландскій ножикъ, сигары…

— Мы вѣдь не куримъ…

— Что значитъ — не куримъ. Мы никого и не рѣжемъ, a лапландскій ножикъ купили. Мы и не бабы, a шелковое трико коротенькое купили. Дураки мы, вотъ кто мы.

- A это что?

— Этого ужъ я и самъ не знаю. Къ чему оно? Металлическій ящикъ, ручка, какіе-то колесики, задвижечка… Покупаешь, a даже не спросишь — что оно такое.

— Зато дешево. Тридцать двѣ марки.

- Дешево?.. A я тебѣ вотъ что скажу: эти сорочки здѣсь стоятъ пять рублей, a въ Петроградѣ — четыре, салфетки здѣсь десять рублей, въ Петроградѣ семь, a галстуки… Галстуки, вообще, ничего не стоятъ! Повѣситься можно на такомъ галстукѣ.

- Поѣхали, дѣйствительно! Обрадовались, накинулись.

— A тутъ еще съ таможней можетъ быть…

— Молчи, пока я тебя лапландскимъ ножикомъ не полоснулъ!!

Тяжелое настроеніе.

Поѣздки въ Выборгъ напоминаютъ мнѣ исторію съ Марьиной слободой въ городѣ К.

Была такая Марьина слобода, которая вдругъ прославилась тѣмъ, что живутъ тамъ самые трезвые мѣщане и самыя красивыя, добродѣтельныя дѣвушки и жены.

И когда пошла эта слава, то стала ѣздить туда публика — любоваться на трезвыхъ мѣщанъ и добродѣтельныхъ красавицъ… И чѣмъ дальше — тѣмъ больше ѣздило народу, потому что слава росла, ширилась, разливалась.

A когда мнѣ совсѣмъ прожужали уши о знаменитой слободѣ, и я поѣхалъ туда — я увидѣлъ рядъ грязныхъ покосившихся домовъ, поломанные заборы, подъ каждымъ изъ которыхъ лежало по пьяному мѣщанину, a изъ домовъ неслись крики, хохотъ гостей, взвизгиваніе женщинъ и звуки скрипки и разбитаго піанино: это добродѣтельныя дѣвушки и жены укрѣпляли славу своей удивительной слободы.

Ибо сказано — о Выборгѣ ли, о Марьиной слободѣ ли: черезчуръ большой успѣхъ — портитъ.

Вполнѣ умѣстнымъ началомъ можетъ послужить сообщеніе германскаго офиціальнаго агентства, недавно опубликованное: «императоръ Вильгельмъ, прибывъ въ сѣверный городокъ Эльбингъ, неожиданно вошелъ въ трамвайный вагонъ и совершилъ вмѣстѣ со своей свитой поѣздку къ ближней верфи. Какъ кайзеръ, такъ и всѣ лица его свиты, заплатили за проѣздъ полагающіеся 10 пфенниговъ».

Вотъ какое сообщеніе появилось въ газетахъ. A дальше — мы уже справимся сами безо всякихъ газетъ и сообщеній… Мы знаемъ, что было дальше.

Снисходительно улыбаясь, Вильгельмъ вошелъ въ подъѣздъ маленькой второстепенной гостиницы и спросилъ: — A что, голубчикъ, не найдется ли y васъ номерокъ… такъ марки на три, на четыре?..

- О, ваше величество! воскликнулъ остолбенѣвшій портье. — Для васъ y насъ найдется номеръ въ двѣ комнаты, съ ванной за двадцать марокъ…

- О, нѣтъ, нѣтъ — что вы. Мнѣ именно хочется испытать что нибудь попроще. Именно такъ, марки на три…

- Весь въ распоряженіи вашего величества, — изогнулся портье. — Попрошу сюда, налѣво. Номерокъ, правда, маловатъ и темноватъ…

- Это ничего… Цѣна?

— Три марки, ваше величество.

— За мной.

Кайзеръ шагалъ пѣшкомъ по улицъ, a за нимъ шла восторженная толпа. Тихо шептались:

- Обратите вниманіе, какъ онъ просто держится… Проѣхался въ трамваѣ за десять пфенниговъ, a теперь нанялъ номеръ въ три марки… Что за милое чудачество богатаго вѣнценосца! Интересно, куда онъ направляется сейчасъ?..

— A вотъ смотрите… Ну, конечно! Вошелъ въ дешевую общественную столовую.

— Господи! Зачѣмъ это ему?

— Навѣрное, попробовать пищу. Хорошо ли, дескать, насъ кормятъ?..

- Это вы называете — попробовать? Да вѣдь онъ уплетаетъ в за обѣ щеки. Слышите, какой трескъ?

— Дѣйствительно, слышу. Что это трещитъ?

— У него. За ушами.

- Ну, ей Богу же — это мило! Зашелъ, какъ простой человѣкъ въ столовую и ѣстъ то же, что мы ѣдимъ.

- Какъ не любить такого короля!

- Правда — чудачество. Но какое милое, трогательное чудачество.

- Вотъ онъ… выходить. Сейчасъ, навѣрное, подадутъ ему карету. Любопытно, въ какихъ это онъ каретахъ, вообще, ѣздитъ?

- Удивительно! Пѣшкомъ идетъ… Заходитъ въ табачную лавочку… Что это онъ? Покупаетъ сигару! Да развѣ найдется y лавочника сигара такой цѣны, на которую онъ куритъ… Что? За пять пфенниговъ?!! Нѣтъ — вы посмотрите, вы посмотрите на этого удивительнаго короля!

- Очевидно, рѣшилъ за сегодняшній день испытать все.

— Тѣмъ пріятнѣе завтра будетъ вернуться ему къ императорской изысканности и роскоши.

Черезъ три дня:

- Кто это проѣхалъ тамъ въ трамваѣ? Странно: на площадкѣ народу биткомъ набито, a онъ ѣдетъ внутри совершенно одинъ.

— А, это нашъ кайзеръ. Развѣ вы не узнали?

- Но вѣдь онъ уже разъ проѣхался въ трамваѣ. Зачѣмъ же ему еще?

— Я тоже немножко не понимаю. Третій день ѣздитъ. Заплатитъ кондуктору и ѣдетъ.

— Странно. A публика не входитъ внутрь вагона — почему?