Трилогия об Игоре Корсакове - Николаев Андрей - Страница 46
- Предыдущая
- 46/187
- Следующая
Самолет нырнул, желудок подкатил к горлу. Вайстор поспешно отхлебнул коньяку. Серая обивка салона напоминала темную сталь жерла гигантской пушки. Ему показывали такое орудие, захваченное у французов. Вайстору вдруг показалось, что он находится внутри ствола и сейчас им выстрелят. Будет стремительный полет, свист рассекаемого воздуха, небо превратится из голубого в черное, когда он покинет атмосферу, стремительно приблизится мертвый диск Луны и он врежется в ее поверхность, добавив еще один кратер к изрытой поверхности спутника.
Если бы можно было закончить все так просто, без затей, он бы согласился. Почему его не оставят в покое? Все равно слова, растрачиваемые на бесполезные споры, уходят, словно капли воды в песок, не оставляя следа, не добавляя ни частицы свежести к удушливой атмосфере, которая окружает его в последнее время.
Что-то коснулось сознания, словно приглашая к беседе и Вайстор почувствовал чужое присутствие. Приоткрыв глаза, он оглядел салон. Деверь в пилотскую кабину была закрыта, Лидермайер дремал, откинувшись на подголовник, его спутники сосредоточенно хмурились над шахматной доской. Вайстор оставил рюмку, расслабился. Первый уровень астрала принял его, как спокойная вода теплого моря: мягко и приветливо.
– Здравствуй, Карл.
– Здравствуй, Александр. Кто это с тобой?
– Мой ученик. Мы можем поговорить?
– Конечно. Только добавить к сказанному ранее мне нечего.
Лицо у Виллигута было землистое, под цвет обивки салона. Панкрашин поймал себя на мысли, что испытывает жалость к немцу. Старость придет ко всем. К одним исподволь, добавляя прорези морщин, прокладывая тени, незаметно обесцвечивая глаза, к другим – рывком, рассыпая по рукам пигментные пятна, накрывая снегом седины волосы, но не должно быть у немало прожившего и видевшего человека такого затравленного, пустого взгляда. Словно он уже не принадлежит миру живых и тяжелая дверь захлопнулась позади, отсекая его от былых надежд и устремлений.
– Сережа, вы не могли бы прекратить это безобразие, – профессор повел призрачной рукой.
– Да, – поддержал его Виллигут, – я был бы вам весьма признателен, молодой человек. Мне, честно говоря, лень возиться с природными катаклизмами.
Панкрашин покинул самолет, чуть задержавшись в кабине пилотов. Здесь, как и в салоне, царил полумрак, приборы на панели светились зеленоватым светом, лица летчиков были сосредоточены и спокойны.
Снаружи бушевала гроза. Сергей прошел сквозь прозрачный круг винта, некоторое время определял курс. Воздух был свеж и влажен, пахло озоном. Самолет нырял из одной черной тучи в другую, будто играющий в штормовом море дельфин. Только дельфин в море – дома, а самолет в небе – гость, причем, не всегда желанный. Небо в очередной раз раскололось, рядом возникло слепящее острие молнии, направленное в крыло самолета. Панкрашин едва успел отвести удар, запоздало подумав, что многое бы упростилось, позволь он малейшей искре проникнуть в бензобаки. Вариант будущего встал перед глазами и в нем вспухал огненный шар, разлетались, дробя тучи, плоскости машины, люди безвольными куклами неслись к земле, задыхаясь рвущим легкие потоком воздуха и собственным криком…
Облака бились о невидимую преграду, потоки дождя исчезали, не оставляя следа. Сергей слегка отстал от самолета, любуясь делом своих рук: J-52 летел, укрытый от грозы сводами невидимого тоннеля. Он был похож на бумажный самолетик, запущенный мальчишеской рукой и парящий в безопасной тесноте детской комнаты.
Вернувшись в салон, Сергей завис возле шахматистов, не желая прерывать затянувшуюся беседу Барченко со своим немецким коллегой. Астральное тело Карла-Марии Виллигута показалось ему бледным, почти лишенным энергии, рядом с полным сил воплощением профессора.
Он взглянул на шахматную доску. Мат в четыре хода, после ферзь Е5 – Е7. Однако то ли игроки были неважные, то ли просто устали: ферзь остался на месте и вялый миттельшпиль продлился, явно затягивая партию.
Уловив знак профессора, Панкрашин приблизился к нему.
– Возвращаемся.
Оставляя летящий в облаках самолет, Сергей оглянулся. Виллигут-Вайстор сидел, отрешенно глядя перед собой. Словно почувствовав чужой взгляд, он посмотрел на Панкрашина и, приветственно приподняв рюмку, устало улыбнулся ему.
Оставляя позади наступающую ночь, они пронеслись над северной Европой. Промелькнуло внизу зарево огней над Ленинградом, новгородские болота, Архангельск и вот уже показалась знакомая береговая линия архипелага, ставшего домом их бренным телам. Холодным, продуваемым северными ветрами, завешенным пологом нескончаемых зимних метелей, омываемым ледяными водами Арктики у порога, но все-таки домом.
Солнце уже ушло из лощины, и оставленные тела дрожали от холода. Профессор кряхтя поднялся с камня, Панкрашин, стуча зубами, поспешил надеть малицу, замахал руками, согреваясь.
– Вот так однажды загуляем, глядь, а вернуться некуда. И зароют наши бренные останки, пальнут раз-другой над могилами и все. Или медведь набредет. Тогда и хоронить нечего будет.
– Да, – согласился профессор, – надо кого-нибудь оставлять для присмотра. Или костер, что ли, разжигать. Пойдемте-ка, голубчик, домой.
Снег похрустывал под ногами, быстрая ходьба согрела, однако, увидев, что Барченко тяжело дышит, Сергей сбавил шаг.
– Что он вам сказал, Александр Васильевич?
– Ничего хорошего, – чуть задыхаясь ответил профессор, – его мало во что посвящают. Официально ему заявили, что операция проводится с целью захвата находящихся в лагере носителей тайных знаний. Якобы для непосредственного общения с «Высшими Неизвестными» в «Аненербе» не хватает людей, способных объединенным разумом вызвать их на контакт. Однако, Карл считает, что ему попросту лгут. Проблема «Высших Неизвестных», которых еще именуют «Умами Внешними», чисто прикладная, а, насколько ему известно, все, что не найдет практического применения в военных действиях в ближайшее время, отложено на неопределенный срок. Карл не может, или не желает, раскрывать все карты, но по его намекам я понял, что, скорее всего, хотят нанести удар по скоплению носителей эзотерических корней русского этноса.
– Однако, – протянул Панкрашин, – конечно мне лестно чувствовать себя носителем корней, но посвященных моего уровня по меньшей мере несколько десятков…
– Все они на Большой Земле, Сережа. Все они разделены и в большинстве сломлены, если еще живы. К тому же, чтобы убить, не обязательно уничтожать тело. Достаточно нанести ранения, не совместимые с жизнью. Я далек от того, чтобы переоценивать собственную персону, однако, будем смотреть на вещи реально, не пряча голову в песок: да, на Новой Земле собраны остатки хранителей древнейших знаний. Не станет нас и потеря, возможно, будет невосполнима. Постарайтесь понять меня, Сергей. Вот я чувствую, что вы меня осуждаете…
– Помилуйте, Александр Васильевич…
– Да-да, осуждаете. Мол, заставил постороннего человека принять решение, обрекающее на смерть многих людей. Я скажу вам только одно: моя вина – мне и отвечать.
Дальнейший путь до лагеря они преодолели в молчании. Небо хмурилось, с Баренцева моря наплывали тучи, ветер усилился, выдувал из глаз слезы и Панкрашин отвернул лицо. Где-то на западе люди, подчиняясь чужой воле, прогревают моторы бомбардировщиков, пишут письма родным и близким. Кто знает, сколько их погибнет в самоубийственном налете на Вильгельмсхафен, чтобы отсрочить нападение на затерянный в Арктике архипелаг? Сергей покосился на профессора. Пожалуй, я бы так не смог. Впрочем, кто знает. Если бы от меня зависело столь многое… И все же, все же…
Глава 16
Британия, Ретвуд – Милденхолл
Паб прикрыли в десять, как и положено, несмотря на протесты почтенной публики. Почтенность, правда, была весьма сомнительная – основной контингент «Серой цапли» с самого начала войны состоял из летчиков базирующихся в Милденхолле бомбардировочных соединений. Также из Ярмута иногда наезжали веселыми компаниями моряки. В такие вечера истинно «почтенная публика» местных старожилов старалась по добру, по здорову унести ноги до того, как начнется выяснение отношение между авиацией и флотом. В этот вечер авиация вела себя мирно, поскольку флот появился буквально за полчаса до закрытия и по этой причине не успел набраться «по ватерлинию».
- Предыдущая
- 46/187
- Следующая
