Новые надежды для мертвецов - Уилфорд Чарлз - Страница 3

• Предыдущая
• 3/62
• Следующая

Санчес принялась разглядывать одну из кукол, а Хок стал принюхиваться к ароматам, царившим в спальне. Здесь пахло духами, потом, кремами, тальком, мылом и застоявшимся табачным дымом.

— Ты обращала внимание на то, что женская спальня всегда пахнет так же, как ее сумочка? — обратился Хок к Эллите.

— Не-а. — Санчес бросила куклу на кровать.

Зато я заметила, что мужская спальня пахнет как спортивная раздевалка университетской команды по баскетболу.

— Когда это ты была... — Хок хотел сказать «в мужской спальне», но вовремя спохватился: — в... раздевалке баскетбольной команды?

— Когда еще патрулировала улицы. Это было давным-давно. Какой-то парень заявил, что его изнасиловали в душе. — Санчес пожала плечами. — Правда, расследование не дало никаких результатов. Парня действительно трахнули, но он, скорее всего, заявил только потому, что ему не заплатили. Дело передали в отдел по делам несовершеннолетних, и меня в суд не вызывали.

— И долго ты патрулировала улицы?

— Чуть больше трех месяцев. А потом еще целый год охраняла открытые люки на улицах, пока телефонисты прокладывали внизу кабель. Затем, поскольку я владею двумя языками, меня перевели в диспетчеры, и я семь лет слушала жалобы майамцев, будучи не в силах им хоть чем-то помочь.

— Понятно... Давай осмотрим тело. Ты можешь просто говорить мне, что делать с ним. — Хок закрыл за собой дверь спальни, и они направились в комнату, в которой находился труп.

Джеральд Хикки лежал навзничь на узкой койке, скаля зубы в застывшей навеки улыбке мертвеца. Из одежды на нем были лишь бело-голубые трусы, испачканные желтыми пятнами мочи. Руки Хикки были прижаты к бокам, пальцы вытянуты — словно мертвец лежал по стойке «смирно». Ногти на грязных ногах Джерри не стриг, очевидно, месяцами. Хок приподнял большим пальцем левое веко покойного. Глаза у Джерри оказались голубыми.

На круглом столике возле кровати лежали три запечатанных полиэтиленовых пакетика с белым порошком, и джентльменский набор наркомана: зажигалка, серебряная ложечка и использованный шприц. В пепельнице валялись три шарика из фольги и окурок самокрутки. Хок сложил окурок, шарики из фольги и пакетики с порошком в специальный целлофановый мешок для вещественных доказательств и сунул его в левый карман своего поплинового пиджака. В правом кармане пиджака, который был подшит лайкой, уже лежали несколько патронов 38-го калибра, пачка сигарет «Кулз», три коробка спичек и два сваренных вкрутую яйца в картонной упаковке.

Отступив на шаг, Хок кивнул Эллите Санчес. Левая рука Хикки была туго перевязана чуть повыше локтя косынкой. Санчес, не трогая самодельный жгут, принялась внимательно изучать сгиб локтя покойного.

— Есть один свежий след, остальные шрамы — от давних инъекций, — сказала она, закончив обследование.

— Иногда они колют себя в яйца, — напомнил Хок.

— Ты хотел сказать — в мошонку? — Санчес с некоторым усилием стянула с мертвеца грязные трусы и приподняла его мошонку. На ней оказались следы от полудюжины уколов.

— Похоже, этот дистрофичный малый — наркоман со стажем. А ведь ему лет девятнадцать, не больше. — Санчес покачала головой, потом показала на багровые пятна, украшавшие шею покойника: — А вот эти синяки идентифицировать трудно. Возможно, это следы от пальцев. А может, от страстных поцелуев.

Хок улыбнулся.

— Когда я учился в школе, мы с ребятами называли такие пятна «засосами». Ставить засосы было нашим любимым развлечением. Обычно двое ребят ловили на перемене какую-нибудь девчонку позаносчивее, а потом один держал ее за руки, а второй ставил ей пару засосов на шее. — Хок рассмеялся. — Вечером девчонке приходилось дома объяснять родителям, откуда у нее эти синяки.

— Не понимаю... — Недоумение Санчес было совершенно искренним. — Зачем вы это делали?

— Ради шутки. — Хок пожал плечами: — Мы тогда были совсем юные, и нам хотелось подшутить над девчонками-воображалами. В Ривьера-Бич все так шутили.

— Не знаю. Я училась здесь, в Майами, в школе Шенандо-Хай, и у нас ничего подобного не было. Я, во всяком случае, об этом не слышала. Конечно, у некоторых девчонок иногда появлялись следы от засосов, но я не думаю, что их целовали насильно.

— Ну, у латиноамериканских девочек жизнь всегда пуританская... Но я не об этом хотел сказать. Я лишь предположил, что эти багровые пятна на его шее — следы от засосов.

— Может, ты и прав. Судя по его улыбке, парень умер вполне довольным.

— Это не улыбка, Эллита. Это трупный оскал. Куча людей, которым совсем не хотелось умирать, «улыбаются» подобным образом после смерти.

— Я знаю, сержант, знаю. Простите, — начала извиняться Санчес. — Мне не стоило так бестактно шутить.

— Да не извиняйся ты, ради Бога! Эллита, я порой просто не знаю, как с тобой говорить.

— А ты попытайся говорить со мной как с напарником, — сжала губы Эллита. — И не надо мне говорить про пуританскую жизнь. Я выросла в Майами и восемь лет провела в полицейском управлении. Конечно, у меня нет опыта работы по расследованию убийств, но я уже много лет в полиции.

— Договорились, напарник! — улыбнулся Хок. — Что скажешь по поводу трупа?

— По-моему, обычная передозировка. Разве не так?

— Похоже на то. — Хок вдруг стиснул кулаки. Чего-то тут не хватает...

Он направился к платяному шкафу, через открытую дверцу которого были перекинуты выцветшие джинсы и белая, не первой свежести, рубашка с коротким рукавом. Хок обшарил карманы рубашки и джинсов, обнаружив три цента, бумажник и коробок спичек. Присовокупив эти находки к остальным вещдокам, Хок направился к стоящему возле стены комоду. На крышке комода лежали две двадцатидолларовые купюры и одна десятка. Но предсмертной записки, которую искал Хок, нигде не было.

Хок показал на деньги, не притрагиваясь к банкнотам:

— Гляди, Эллита, наши славные коллеги оставили пятьдесят баксов. Сразу видно, что дилетанты. Профессионал забрал бы все. Не знаю почему, но дилетанты всегда оставляют часть денег. Они, наверное, считают, что забирать все деньги неприлично — они для них вроде последнего печенья в пачке. Если бы на комоде было не пятьдесят долларов, а двадцать два, то они оставили бы два доллара. — Хок приложил купюры к тысяче долларов и передал все деньги Эллите Санчес. — Когда напишешь отчет, запри эти «бабки» в моем столе. Вернем их потом миссис Хикки.

В верхнем ящике комода Хок обнаружил несколько пар чистых трусов, футболок и носков. Во всех остальных ящиках не было ничего, кроме пыли. В узком платяном шкафу на плечиках висел темно-синий костюм из полиэстера — в целлофановой упаковке от химчистки, — две синие рубашки и одна выходная сорочка белого цвета. Галстуков в шкафу не оказалось. Нигде не нашлось и никаких писем или личных вещей. Единственный предмет, по которому можно строить предположения о роде занятий покойного — коробок спичек с фирменной наклейкой «Холидей Инн». Но в Майами больше двух десятков отелей «Холидей Инн» и строятся еще две такие гостиницы.

Хок был озадачен. Возможно, миссис Хикки, обнаружив предсмертную записку, сожгла ее или смыла в унитаз. Такое уже случалось не раз. Практически все считают, что самоубийство члена семьи ляжет позорным клеймом на весь род, и потому стараются уничтожить все улики, свидетельствующие о суициде.

Хотя в данном случае Хок не взялся бы утверждать, что Джерри Хикки покончил жизнь самоубийством. Джеральд, судя по штуке баксов и изрядным запасам героина, был из разряда наркоманов-везунчиков. Скорее всего, он просто случайно не рассчитал дозу. Возможно, принятый Джеральдом героин оказался более сильнодействующим, нежели наркотик, который он колол прежде. В общем, одним наркошей на свете стало меньше. Всего-то делов.

Но Хок все равно терзался сомнениями.

— Пошуруй в ванной, — велел он Санчес, — а я пока позвоню судмедэкспертам.

Зайдя в кухню, Хок подошел к телефону, висевшему на стене, и набрал номер отдела по расследованию убийств. Теперь дежурный по отделу сообщит о трупе патологоанатомам, и кто-то из них либо приедет на место происшествия, либо велит везти тело в морг. В любом случае, без вскрытия не обойтись.

• Предыдущая
• 3/62
• Следующая