Киндер-сюрприз для зэка - Светличный Павел Николаевич - Страница 42

Макс налёг на двери, разводя створки в стороны. Те, под его напором, немного подались, образовав неширокую щель, в которую он тотчас же вставил ладони и, застонав от натуги, попытался расширить проход. Затем под одну из створок он вбил отвёртку, застопорив её, и заглянул вниз.

Шахта уходила отвесно, теряясь во мраке. Кабина лифта замерла на одном из верхних этажей, что можно было считать грандиозной удачей — дорогу к спасению им ничто не загораживало.

Рядом с дверью тянулась лестница, предназначенная для ремонтных работ. Макс обернулся к Птице, поднял её на руки и поднёс к ближайшей перекладине:

— Держись крепче и спускайся… Только осторожнее, не соскользни.

Он побаивался, что девочка испугается, и ему придётся помогать ей на всём протяжении спуска. Но, Птица крепко ухватилась за перекладину и, ловко перебирая руками и ногами, с необычайной скоростью и сноровкой устремилась вниз.

Держась за дверь, Макс шагнул на лестницу и выдернул отвёртку из-под левой створки. Двери с гудением сомкнулись, отсекая их от голосов, звучавших уже совсем рядом. Темнота опять опутала их, лизнув невидимым языком, от которого шёл сильный запах металла и смазки.

Макс принялся спускаться, осторожно нащупывая перекладины — в такой тьмище сорваться проще простого. Его правая ладонь попала во что-то густое и неприятно жирное, словно кто-то вывалил сюда пригоршню солидола. Он чертыхнулся и провёл рукой по стене, пытаясь вытереть её, и с удивлением обнаружил на бетоне капельки сконденсировавшейся влаги. Проклятье! Откуда она здесь? Очередная недоработка строителей? Макса передёрнуло, он подумал о том, что, если, хотя бы в одном месте, изоляция кабеля будет нарушена, девочка может сгореть заживо в узком проходе. Хотя, что ещё остаётся? По-другому им, просто, не выбраться отсюда.

«Скотина, — подумал Макс. — Девочка-то здесь причём? Если бы ты знал, что она твоя дочь, ты бы отправил её в эту нору?» И кто-то испуганный истошно завопил у него изнутри: «Нет! Нет!». Макс криво усмехнулся, продолжая спускаться и повторять самому себе, что всё правильно, иначе нельзя, и выход только один… Почему-то это не помогало.

Птица уже стояла внизу, сняв рюкзак и проверяя, надёжно ли он застёгнут. Было темно, лишь вверху над их головами пробивались еле видимые полоски света.

Макс чиркнул зажигалкой, чей крошечный огонёк лишь слегка развеял сгустившийся мрак, и повёл рукой по сторонам. Справа, у самого пола, он заметил то, что им было нужно — отверстие, из которого выходил пучок кабелей, разветвлявшийся наподобие щупалец спрута. Лаз был узкий, уже, чем Макс себе представлял, и он с сомнением посмотрел на Птицу. Девочка, конечно, худенькая для своего возраста, но, всё равно, не застрянет ли?

— Рюкзак оставь, — сказал он Лине.

— Нет, — ответила Птица, крепко вцепившись в свои пожитки.

— Как ты его тащить собираешься? — спросил Макс.

— Как-нибудь.

— Застрянешь с ним, что будешь делать?

— Почему это я застряну? — строптиво тряхнула волосами Птица. — Он, ведь, меньше меня.

— Хорошо, уговорила, — вздохнул Макс. — Ты всё помнишь?

— Помню, помню.

— Тогда так, сразу, как выберешься, свет не выключай. Сейчас начнёшь считать до тысячи. Но, не быстро. Вот так: раз-и, два-и, …

— Раз-и, два-и…, - послушно повторила Птица.

— Правильно, — Макс секунду помолчал. — Смотри, там поосторожнее, когда будешь пробираться.

О возможных повреждениях изоляции он ничего не сказал. Вместо этого Макс присел на корточки, потрепал девочку по плечу и помог ей забраться в узкое отверстие.

Внезапно шахта наполнилась гулом и лязганьем. Это наверху пришла в движение кабина лифта. Она медленно пошла вниз и замерла на уровне четвёртого этажа. Кто-то вошёл внутрь, и кабина продолжила спуск.

— Начали, — шепнул Макс. Его голос растворился в надвигающемся шуме.

— Раз-и, — произнесла Птица, исчезая в проходе.

Макс наощупь бросился к лестнице, но в темноте зацепился о что-то и, потеряв равновесие, упал, больно ударившись коленом и костеря всё вокруг на чём свет стоит. Ещё через мгновение он понял, что дёргаться бесполезно — всё равно выбраться он уже не успеет, и замер на месте. Кажущийся громадным четырёхугольник кабины опускался всё ниже и ниже, действуя на подсознание, отчего становилось хуже дышать, хотя воздуха в шахте не убавлялось. Макс ещё надеялся, что лифт остановится на втором этаже, но тот упрямо шёл вниз, и ему пришлось сначала согнуться, а затем присесть на корточки, касаясь руками пола.

Кабина замерла в нескольких сантиметрах от затылка Макса. Двери с гудением растворились.

— Синица, доложишь Полетаеву, что на четвёртом всё в порядке, — послышался чей-то голос, одновременно с топотом шагов. — Остальные …

Двери закрылись, голоса стали глуше и, удаляясь, исчезли совсем.

Макс перевёл дыхание и осмотрелся. Расстояние между кабиной и дверью было настолько узким, что едва можно было просунуть ладонь. С обратной стороны просвет был намного больше — сантиметров двадцать, но, всё равно, он оставался слишком узким, чтобы, протиснувшись в него, забраться на крышу кабины. Несмотря на это, Макс попытался протолкнуть голову и плечи между кабиной и стенкой шахты, но, после нескольких неудачных попыток, оставил эти намерения.

Итак, судя по всему, выхода не было. Он оказался в ловушке.

Считать Птица перестала сразу же, как только начала своё змееподобное продвижение по тесному проходу для силовых кабелей. Не дошла даже до «четырёх-и». Зачем, спрашивается? Никакие рубильники она трогать не собиралась. Слишком много неприятностей ей пришлось пережить из-за этого Лазарева, чтобы ещё рисковать ради него.

Птица ползла, отталкиваясь локтями и волоча за собой многострадальный рюкзак. Вместе с тем, она опасливо косилась на толстые кабели, тянувшиеся под ней, справедливо полагая, что там следует ожидать неприятных сюрпризов, и старалась держаться от них как можно дальше, насколько это позволяло ей узкое пространство.

Локти болели так, что Лине приходилось жмуриться при каждом толчке вперёд. Колени тоже начали саднить. Ужасно мешал рюкзак, который постоянно цеплялся за стенки, но прикрепить его к ноге было нечем, а бросить — жалко. И Лина упрямо ползла и ползла, сжимая зубы и надеясь, что всё это когда-нибудь закончится.

В тот момент, когда она об этом подумала, ход действительно закончился, и Птица, стараясь не очень громко пыхтеть, выбралась из лаза в небольшую комнату, стены которой были до середины закрашены синей масляной краской, а выше — грубо забелены сероватой известью. Висевшая под потолком лампа с матово-белым плафоном, защищённым проволочным каркасом, была выключена, но её с лихвой компенсировал свет от уличных фонарей и стоявшего поблизости Каземата, лившийся в окно, забрызганное чем-то, напоминавшим машинное масло.

Лина забросила рюкзак на плечо и прошлась по комнате, потирая локти, чтобы унять боль. Вот и выход. Замок обычный, можно открыть изнутри. Прелесть, до чего замечательно. Птица уже протянула было руку и вздрогнула, услышав мужской голос:

— Долго нам ещё? — судя по тому, как отчётливо были слышны слова, говоривший находился всего в паре шагов от Птицы, отделённый от неё лишь дверью, возле которой сейчас замерла девочка.

— Как придётся.

— И чего это они столько возятся?

— Навыка нет. Да и квадратура к тому же…

Говорили двое. И голоса их, хоть и приглушенные, были Птице до ужаса знакомы. Мордастый Саша, близнец Игоря, вместе с водителем…

— Всё равно долго. Может Сапаргалиев с Рудаковым его уже кончили?

— Вряд ли. Сообщили бы.

— Мало ли что, если рядом кто — звонить не с руки…

— Тоже верно.

— Девчонка ещё. Выпасай её теперь.

— Да там она. Некуда ей больше деться.

— Чёрт, нужно было её прямо возле машины мочить.

— Всё сказал?

— Всё.

— Чего же ты только сейчас такой умный стал?