Красный циркуляр - Браудер Билл - Страница 14
- Предыдущая
- 14/92
- Следующая
К сожалению, компания «Саломон Бразерс», известная на Уолл-стрит своими волчьими законами, наименее подходила для этого. Если вам доводилось читать «Покер лжецов»[6], то вы легко представите царившую здесь атмосферу жестокого соперничества. Как же я волновался в первый день новой работы!
В конторе «Саломон» на улице Бэкингем-Палас рядом со станцией метро «Виктория» я появился в июне 1992 года. Стоял необычно теплый солнечный день. Я миновал массивные кованые ворота и поднялся на эскалаторе в большую приемную. Меня встретил элегантно одетый вице-президент, старше меня всего на несколько лет. Он был немногословен и, похоже, не очень-то доволен тем, что ему поручили меня встречать. Мы пересекли атриум и через стеклянные двери вошли в инвестиционный банк. Он провел меня до моего места и, указав на коробку визиток на столе, проворчал:
— Послушай, правила у нас тут простые: за двенадцать месяцев ты должен принести компании прибыль, в пять раз превышающую твою зарплату, и тогда все будет в порядке. Иначе — ты уволен. Понятно?
Я кивнул, и он вышел. Вот и всё: ни курса подготовки, ни наставников, ни инструктажа. Справляйся сам, или будешь уволен.
Я устроился на новом месте в общем «загоне» для младших сотрудников — открытое пространство без перегородок, где сидели такие же, как я, — и размышлял о том, что делать дальше. Пролистывая правила внутреннего трудового распорядка «Саломон Бразерс», я услышал, как девушка-секретарь громко говорит по телефону об авиарейсах в Венгрию. Как только она освободилась, я подошел с вопросом:
— Простите за беспокойство, я новый сотрудник. Я случайно услышал, что вы упомянули Венгрию. Не подскажете, какие там у компании дела?
— Да ничего страшного, мы тут все друг друга слушаем, — ободряюще ответила она. — Я бронировала билеты для команды по приватизации авиакомпании «Малев». Они летят в Будапешт на следующей неделе.
— А кто работает над этим проектом?
— А вон они. — Она указала в сторону группы сотрудников, обсуждавших что-то в «террариуме» для переговоров рядом с нашим «загоном». Я пробыл здесь всего несколько часов, но уже понял: чтобы добиться успеха, надо брать инициативу на себя. Поблагодарив секретаря, я уверенным шагом направился в комнату для переговоров. Стоило мне открыть дверь, как обсуждение в команде «Малев» прекратилось, и на меня уставились шесть пар глаз.
— Привет, я Билл Браудер, — сказал я, стараясь скрыть неловкость. — Я только что присоединился к восточноевропейской команде. И подумал, может, вам нужна какая-нибудь помощь в организации сделки?
Напряженную тишину прервали сдавленные смешки двух младших участников команды.
— Спасибо, что заглянул, Билл, — вежливо отозвался их руководитель, — но, боюсь, наша группа уже полностью укомплектована.
Я не позволил этой неловкой ситуации повлиять на мой настрой. Я смотрел в оба, наводил справки и через несколько дней обнаружил другую сделку. Группа, занимавшаяся организацией приватизации польской телекоммуникационной компании, собралась обсудить следующий этап своего проекта. Я знал, что их гонорар покрупнее, чем у команды «Малев», поэтому предположил, что они не будут особо противиться помощи еще одного участника.
Но руководитель этой группы оказался менее вежливым, чем предыдущий. Не успел я заглянуть в комнату, где проходила встреча, как он резко оборвал меня.
— Тебя сюда звали? Кто тебе сказал, что сюда можно прийти? — обрушился он на меня. — Ты нам не нужен — ни по этой сделке, ни по всем другим в Польше.
Никто не хотел делиться прибылью. Каждый оберегал свою делянку в Восточной Европе, прилагая все силы к той же заветной цели — сгенерированный доход в пять раз больше зарплаты. Несколько недель я ломал голову над тем, как же выжить в «Саломоне». Наконец, я обратил внимание на кое-что интересное: никто не занимался сделками в России. Выходит, никто не будет со мной сражаться за этот регион. Я решил пойти навстречу удаче: объявил себя инвестиционным банкиром, ответственным за Россию, и, затаив дыхание, ждал возможных возражений. Никто не возражал.
С того дня мы с Россией стали неразлучны.
Однако неспроста никто не интересовался Россией. Этому существовало свое объяснение: там просто не было оплачиваемой инвестиционно-банковской работы. В политическом плане Россия, может, и стала свободной, но оставалась «советской» во всех других отношениях, в том числе и по части привлечения инвестиционных консультантов. Упрямо пренебрегая этим обстоятельством, я принялся искать любую возможность организовать сделку: как заведенный, ходил на конференции, встречи, обеды и приемы по всему городу в надежде, что в руки «упадет» какая-нибудь сделка.
Прошло три месяца, но я не смог заработать «Саломону» ни пенни. Перспективы мои выглядели нерадужно. Но тут юрист, с которым я познакомился на одном мероприятии, сообщил мне о потенциальном проекте: мурманский траловый флот, занимавшийся рыболовецким промыслом в трехсоткилометровой зоне за полярным кругом, проходил приватизацию и искал инвестиционного консультанта. Я ничего не знал о рыбной ловле, зато научился составлять превосходные предложения в «Би-Си-Джи», поэтому с энтузиазмом принялся за дело.
Я перекопал базу данных «Саломона» по сделкам, разыскивая хоть крохотный намек на траулеры или рыбный промысел. На удивление, мне удалось обнаружить, что за пятнадцать лет до этого токийское отделение компании занималось несколькими операциями, связанными с японским рыболовным флотом. Дело было давнее и касалось погашения долговых обязательств, а не приватизации, но, в конечном итоге, какая разница? Я вписал в предложение опыт японцев, еще раз вдоль и поперек его отредактировал и отослал в Мурманск.
Спустя несколько недель на столе зазвонил телефон. По поручению президента компании «Мурманский траловый флот» звонила некая Ирина.
— Господин Браудер, — произнесла она на английском с сильным акцентом, — мы рады сообщить вам, что приняли ваше предложение.
«А были ли у вас другие кандидаты?» — мелькнуло у меня в голове.
— Когда вы сможете приехать в Мурманск и приступить к работе? — немного смущаясь, спросила она. По тону голоса казалось, что она впервые разговаривает с западным инвестиционным банкиром.
Я испытывал чувство гордости. Наконец-то. Мое первое настоящее дело! Но в тендере не фигурировала сумма. Я ни на шаг не приблизился к финансовой цели, чтобы принесенный фирме доход впятеро превысил мою зарплату, поэтому очень надеялся на приличное вознаграждение.
— Я признателен вам за то, что вы выбрали нашу фирму. Это большая честь для нас, — ответил я нарочито официальным тоном, стараясь казаться старше и авторитетнее. — Могу я узнать, какой бюджет предусмотрен на эту работу?
Я услышал несколько приглушенных фраз по-русски на том конце провода, после чего Ирина снова обратилась ко мне:
— Господин Браудер, наш бюджет составляет пятьдесят тысяч долларов США за два месяца работы. Это вас устроит?
Я приуныл. Невозможно передать, насколько эта сумма мизерна для инвестиционного банкира. Топ-модель восьмидесятых-девяностых годов Линда Евангелиста однажды заявила: «Я даже ног не опущу с кровати меньше, чем за десять тысяч долларов». Инвестиционный банкир назвал бы сумму ближе к миллиону. Пока ничего не заработав для компании, я все же решил, что пятьдесят тысяч лучше, чем ноль, и согласился.
Неделю спустя я был на пути в Мурманск. Первый этап поездки — перелет из Лондона в Санкт-Петербург рейсом «Британских авиалиний» в 9:30 утра. Он занял четыре с половиной часа. Учитывая трехчасовую разницу, я прибыл в аэропорт Пулково ближе к вечеру. Сквозь иллюминатор я наблюдал, как самолет подъезжает к терминалу, и тут с изумлением увидел немного поодаль обгоревший каркас пассажирского самолета «Аэрофлота». Не знаю, как он там оказался, но, похоже, администрация аэропорта не спешила его убирать.
Да уж, добро пожаловать в Россию…
- Предыдущая
- 14/92
- Следующая