Либертарианство: История, принципы, политика - Боуз Дэвид - Страница 36

Озабоченность Маркса по поводу общности и разъединенности разделяют и те, кто далек от марксизма. Философы-коммунитарианцы, считающие, что любой индивид обязательно должен рассматриваться как часть какого-либо сообщества, обеспокоены, что на Западе, особенно в США, делается чрезмерный акцент на отстаивании прав индивида в ущерб обществу. Их точку зрения на отношения между людьми можно представить как ряд концентрических окружностей: индивид является частью семьи, микрорайона, города, штата, страны. Они говорят, что мы иногда забываем фокусироваться на всех этих кругах и нас следует как-то поощрять к этому.

Однако являются ли эти окружности концентрическими? Современное общество правильнее представлять в виде ряда пересекающихся окружностей с мириадами сложных связей между ними. У каждого из нас множество способов взаимодействия с другими людьми — именно это не устраивало Маркса, и именно это прославляют либертарианцы. Одна и та же женщина может быть женой, матерью, дочерью, сестрой, кузиной; наемной работницей одного предприятия, владелицей другого, акционером третьего; съемщицей жилья и домовладелицей; служащей кондоминиума; активисткой в Малой лиге[35] и движении девочек-скаутов; прихожанкой пресвитерианской церкви; работником избирательного участка от демократической партии; членом профессиональной ассоциации; членом бридж-клуба, фан-клуба Джейн Остин, феминистской группы повышения сознательности, местной народной дружины и т. д. (Эта дама, вероятно, сильно устает, однако, по крайней мере в принципе, один человек может иметь бесконечное число связей и взаимодействий.) Большая часть этих объединений служит конкретной цели — заработать деньги, сократить преступность, помочь детям, — но при этом они связывают людей друг с другом. Ни одно из них не исчерпывает личность человека и не определяет его полностью. (Можно приблизиться к такому исчерпывающему определению, присоединившись к какой-нибудь религиозной общине, претендующей на всего человека, скажем к католическому ордену монахинь-созерцательниц; однако такого рода выбор доброволен и обратим, поскольку право человека делать выбор неотчуждаемо.)

Согласно либертарианской концепции, мы устанавливаем связи с разными людьми разными способами на основе свободного и добровольного согласия. Эрнст Гелльнер говорит, что современное гражданское общество выдвигает требование “модульного человека”. Вместо того чтобы быть полностью продуктом определенной культуры, всецело растворенным в ней, модульный человек “может вступать в объединения, преследующие конкретные, ограниченные цели, не связывая себя каким-либо кровавым ритуалом”. Он вправе устанавливать “эффективные, но в то же время гибкие, специфичные и полезные” связи с другими людьми.

Из многообразия взаимодействий отдельных людей друг с другом возникает сообщество: не тесное деревенское или мессианское сообщество, которое сулили марксизм, национал-социализм и обещающие исполнение всех желаний религии, а сообщество свободных людей в добровольно избранных объединениях. Не индивиды возникают из сообщества, а сообщество возникает из индивидов. Причем возникает не потому, что кто-то планирует его создание, и, конечно же, не потому, что его создает государство, а потому, что должно возникнуть. Для удовлетворения своих потребностей и желаний люди должны объединяться друг с другом. Общество — это объединение индивидов, регулируемое юридическими правилами, или, скорее, объединение объединений, а не одна большая община или одна семья, как совершенно ошибочно полагают Марио Куомо и Пэт Бьюкенен. Правила семьи или небольшой группы не являются и не могут быть правилами расширенного общества.

Разграничение индивида и сообщества может вводить в заблуждение. Некоторые критики говорят, что сообщество предполагает отказ человека от индивидуальности. Однако членство в группе не обязательно принижает индивидуальность; более того, освободив человека от ограничений, присущих отшельническому образу жизни, и расширив возможности по достижению своих целей, членство в группе может даже подчеркнуть его индивидуальность. Такой взгляд на сообщество требует, чтобы участие в нем было добровольным, а не принудительным.

Поскольку далеко не всего из желаемого люди в состоянии достичь самостоятельно, без чьей-либо помощи, они многообразно сотрудничают с другими. Защита прав и свободы действий государством создает среду, в которой каждый человек может преследовать свои цели, будучи уверенным в неприкосновенности своей личности и собственности. Таким образом возникает сложная сеть свободных объединений, в которых люди добровольно принимают и выполняют обязательства и контракты.

Свобода объединений помогает ослабить социальную напряженность. Она дает возможность членам общества устанавливать связи с другими и строить переплетающиеся сети личных взаимоотношений. Многие из этих отношений имеют надрелигиозный, надполитический и надэтнический характер. (Разумеется, существуют объединения, например религиозные и этнические, состоящие из людей, принадлежащих к определенной группе.) В результате непохожие друг на друга и незнакомые люди объединяются в товарищество. Возникшие по различным поводам связи снимают напряженность, которая в противном случае могла бы разъединять людей. Католик и протестант, в иных обстоятельствах предъявившие бы друг другу множество претензий теологического толка, встречаются как покупатель и продавец на рынке, как члены одного и того же родительского комитета или как участники софтбольной лиги, где они в свою очередь общаются с мусульманами, иудеями, индуистами, даосами и атеистами. Они могут расходиться в религиозных вопросах, более того, каждый из них может считать, что другой совершает смертельную ошибку, однако гражданское общество предлагает поле, в пределах которого они могут мирно сотрудничать. Статья в Washington Post о растущей популярности полуденных богослужений начинается так: “На улице эти люди — служащие и юристы, демократы и республиканцы, жители городов и пригородов. Но здесь они католики”. Другая статья могла бы начинаться и так: “Там эти люди — католики и баптисты, черные и белые, гомосексуалисты и натуралы, женатые и холостые. Здесь же они — сотрудники компании America Online”. Или “здесь они учителя детей из малообеспеченных семей”. В конкретных обстоятельствах люди, которым не было бы комфортно в узком сообществе членов определенной группы, могут присоединяться к ней для достижения некоей цели; это процесс, учащий если не любить друг друга, то по крайней мере существовать вместе.

Возникший сложный порядок не был создан каким-то человеком. Его никто не проектировал. Он является продуктом множества человеческих действий, но не замысла.

В предыдущей главе было подробно рассказано о замечательной сети доверия, которая позволяет мне получать наличные деньги и автомобили практически по всему миру. Будь критики либертарианства правы, разве “атомистическое” коммерческое общество не снижало бы степень доверия и сотрудничества, позволяющих банкоматам выдавать наличные незнакомцам? Окружающая действительность опровергает этот весьма распространенный довод.

Если мы собираемся искать счастья посредством заключения соглашений с другими людьми, важно, чтобы мы могли доверять друг другу. Кроме минимального обязательства не нарушать права других, в свободном обществе у нас есть только те обязательства, которые мы принимаем на себя добровольно. Однако, взяв на себя обязательства при заключении контракта или вступлении в объединение, мы как морально, так и юридически обязаны выполнять наши соглашения. Это диктуется следующими факторами: нашим личным ощущением правильного и неправильного; нашим желанием снискать одобрение других; нашим нравственным сознанием; и, при необходимости, разными методами принуждения, включая отказ людей иметь дело с теми, кто не выполняет взятые на себя обязательства.