Фантомная боль - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 47

• Предыдущая
• 47/88
• Следующая

Из маленького бокового окошка высунулась голова шофера.

– Чего раскорячились посреди дороги! – крикнул он. – А ну, сползайте, нам ехать надо!

– Не ори! – крикнул в ответ Обжора, стараясь перекричать двигатель. – Сейчас водила придет – и отъедем.

– Ну, ничего себе, буду я еще ждать вашего водилу, – разозлился шофер и несколько раз угрожающе рыкнул двигателем. – Съезжайте, а то столкну к черту, и все дела.

Вдруг он заглушил двигатель и спрыгнул на раскрошившийся асфальт. Он оказался щуплым, малорослым и почти лысым, что не вязалось с его агрессивным настроем.

– Давайте, сам отгоню, если вы не можете без водилы, – он гневно стукнул ногой по колесу «Ящера».

Обжора моментально выскочил из фургона и встал рядом, глядя сверху вниз.

– Отойди от машины, – пока еще спокойно предложил он. – Подождешь, не развалишься. А надо ехать – объедешь.

Команда, привыкшая к своеобразным отношениям Обжоры с водителями грузовиков, взирала на происходящее равнодушно.

Маленький шофер глянул по сторонам. Объехать «Ящер» было довольно трудно – пришлось бы высовываться на край обочины, ощетинившийся разным ржавым мусором.

Тут из грузовика выпрыгнул его напарник. Его черные усы возбужденно шевелились, а по габаритам он не уступал Обжоре.

– Ну, что за дела? – угрюмо спросил он. – Убирай свой сарай с дороги, нам ехать надо.

– Я пойду сам отгоню, – буркнул маленький и попытался проскочить мимо Обжоры.

Тот ловко поймал его за шиворот и отшвырнул обратно – легко и небрежно, как котенка.

– Подождете, – сказал он, и теперь в его голосе присутствовали и вызов, и угроза.

– Ах ты рвань помойная! – проговорил оторопевший усач – и вцепился Обжоре в воротник.

Через секунду он корчился на асфальте. Обжора развернулся к маленькому и сказал, потирая кулак:

– Придется все-таки подождать.

Маленький застыл, собравшись в напряженный ненавидящий комок. Казалось, на нем вот-вот вздыбится шерсть, он стал похож на дикого злобного зверька. Немая сцена продлилась несколько секунд, злобный зверек понимал, что ему не сладить с матерым волком. Он опустил руки, сделал шаг назад и помог усатому напарнику подняться. Вскоре грузовик-бульдог покорно отполз назад, ища путь для объезда. Обжора с усмешкой проводил его взглядом и вернулся в фургон. Антон заметил, что никто из местных не проявил к происходящему сильного любопытства.

– А если б он тебя пристрелил? – сказал Самурай.

– Вы б за меня отомстили, – хмуро ответил Обжора.

В фургон ввалился Сержант, прижимая к груди несколько пластиковых бутылей.

– Местное население интересуется, кто мы такие, – сообщил он. – Я сейчас в толпе слышал, нас назвали жиганами.

– Что еще за слова такие? – спросил Обжора.

– Не знаю... Наверно, это значит бродяги.

– Не бродяги, а бандиты, – поправил Леденец. – С чем вас и поздравляю.

– Давайте уговорим бутылочку – и тронемся, – сказал Сержант. – Я тоже с вами выпью, здесь дорожных патрулей вроде нету.

– Поехали отсюда! – раздраженно рявкнул Обжора. – Кто хочет – по дороге выпьет.

– Правда, поехали, – присоединился Печеный. – И так нашумели, хватит уже.

Сержант пожал плечами, свалил бутылки прямо на пол и перебрался за руль. Антон заметил, что публика украдкой поглядывает на отъезжающий «Ящер».

В салоне остро запахло спиртным – Обжора скрутил голову у одной из бутылок и плеснул в свою чашку.

– Наливайте себе сами, – сказал он. – Я в такой тряске не могу всех обслуживать.

Бойцы неторопливо потянулись к бутылке. Кто-то налил и передал порцию для Сержанта.

Антон понюхал прозрачную жидкость, попробовал кончиком языка, собрался с духом и перевернул в себя всю чашку. В груди разгорелось удушливое пекло, которое постепенно разлилось по всему телу.

– В такую-то рань... – тихо пробормотал Печеный и, зевнув, уставился в окошко. Затем он хмыкнул: – Надо же было все так загадить!

Все, как по команде, повернули головы. Вдоль дороги шла редкая полоса почерневших пихт. За ней по раздавленной бульдозерами, залитой мазутом земле тянулись, переплетались, скручивались черные трубы. Кое-где громоздились унылые остатки прежних построек, все они имели такой жалкий вид, что казались брошенными не меньше сотни лет назад. На самом деле до столь жалкого состояния их довел северный климат. Да и строились они не на века – здесь все предполагалось как временное.

– Загадили, – подал голос Леденец, – зато страну из кризиса вывели.

– Да ну... – отмахнулся Печеный. – Страну вывели потому, что за ум взялись. А это... Просто кто-то хорошо на этом деле хапнул, вот и все.

– Интересно, как это «за ум взялись»? – язвительно усмехнулся Леденец. – Раньше ума не было, а потом вдруг отрос, да?

– Не отрос, – буркнул Печеный, страшно не любивший, когда над ним насмехаются. – Просто стали мозгами думать, как жить.

– Это ты можешь своей учительнице на экзамене рассказать. Придумали сказку для идиотов, а они верят, да еще и гордятся. Туфта все это. Будь у тебя хоть десять умов, без денег ты никуда не вылезешь. Только и будешь думать... как жить.

– Из кризиса вышли, а бардак как был, так и остался, – вставил Обжора.

– Я про то и говорю, – энергично закивал Леденец. – Все вроде у нас теперь есть, а живем, как на большом базаре. А чего еще – если нищий попрошайка найдет мешок золота, станет он кем-нибудь? Выбьется в люди? Нет! Так и останется попрошайкой, а деньги или потеряет, или пропьет. Думаете, почему у нас рабочие места появились, товары, разработки? Потому что Африка и Азия нам за Сибирь до сих пор деньги отваливает, и немалые. Потому и оборудование на заводах хорошее ставят, и НИИ всякие спокойно работают, и инженеры из-за границы едут.

– Откуда ты все знаешь? – недоверчиво прищурился Печеный.

– Оттуда... В школе хорошо учился и старших слушался.

Антон знал источник эрудиции Леденца. Все его знания были почерпнуты от многочисленных «друзей по переписке» – партнеров по общению в глобальных сетях. Блуждая по электронным лабиринтам, можно было найти самых разных собеседников, в том числе и высокопоставленных, и информированных, и деловых. И они делились соображениями, которые не рискнули бы высказать открыто даже в кругу единомышленников.

– Еще налить кому? – поинтересовался Обжора.

– Хватит, – махнул рукой Самурай, развалившись в своем кресле. – Давайте окна закроем, что ли? Воняет какой-то химией.

– Дальше почище должно быть, – сказал Сержант, не отрывая глаз от дороги. – Чем дальше от аэродрома, тем меньше этой грязи. Мне так сказали.

По всему выходило, Сержанту сказали правильно – пейзаж за окнами менялся. Прямых следов человеческого присутствия становилось все меньше, и в конце концов они стали обнаруживать себя лишь изредка – как сгоревшая покрышка на обочине или неизвестно зачем вкопанный в землю железный столб. И все же цивилизация оставила после себя ощутимую память. В виде запаха, который никогда не встретишь среди дикой природы, в виде застывших черных болот, в которых не может быть ничего живого. В виде тяжелого, неестественного оцепенения, которое ощущалось кожей, несмотря на шум двигателя.

Постепенно дорогу обступили молчаливые кедры, похожие на постаревших великанов, утративших всю свою силу и теперь тихо скорбящих в ожидании конца. Бойцы примолкли, всем стало неуютно. Сержант покрутил было магнитолу, но потом выключил – музыка была здесь слишком неуместной.

– Долго ехать еще? – спросил в пустоту Обжора.

– Наверно, долго, – вздохнул в ответ Сержант. – Скоро дорога кончится, и придется ползти в час по чайной ложке.

– Останови, что ли... Отлить надо.

«Ящер» пшикнул тормозами и, качнувшись, замер посреди дороги. Стало совсем тихо. Обжора вылез наружу и, чтобы разрушить тишину, стал что-то насвистывать. Вслед за ним потянулись и остальные.

Через минуту сзади на дороге послышался гул.

– Это что за чудо?! – воскликнул Сержант.

Вдогонку «Ящеру» мчался большой белый «Гран-Трек», настолько старый, что было слышно, как на каждом ухабе внутри бренчат детали. Он остановился, не доехав до фургона каких-нибудь трех метров. Через мутные, местами потрескавшиеся стекла были видны четверо. Один из них выпрыгнул, не спеша приблизился. Это был низкорослый и к тому же сутулый человек с мутными нездоровыми глазами и воспаленной кожей на лице. Одет он был под стать своей машине – драные штаны, рубашка, завязанная на животе узлом, и плотный коричневый пиджак с засученными рукавами, явно с чужого плеча.

• Предыдущая
• 47/88
• Следующая