Дети Ржавчины - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 68

• Предыдущая
• 68/91
• Следующая

– Ты злишься, что я не дала тебе сегодня отдохнуть?

– Я не умею на тебя злиться. И отдыхать я давно отвык. Дело совсем в другом. Так не может долго продолжаться.

– Как?

– Так, как мы сейчас живем. Слишком все хорошо.

– Не так уж хорошо.

– А будет еще хуже. Как ты думаешь, что произойдет, если племени дикарей, погибающему от войн и голода, раздать вместо каменных топоров автоматическое оружие? Решат ли они все свои проблемы?

– Думаю, они решат многие проблемы.

– А я думаю, нет. Первое время им действительно станет легче. А затем такое же оружие появится у другого племени, у третьего, у их врагов. И все начнется сначала, только на новом уровне.

– Почему ты это говоришь?

– Потому что мы именно этим занимаемся. Мы вооружаем дикарей тем, до чего они еще не доросли. Настанет момент, когда истребители начнут стрелять друг в друга.

Надежда задумалась.

– Мы не должны об этом беспокоиться, – тихо сказала она.

– Мы обо всем должны беспокоиться!

– Нет. Есть вещи, где мы бессильны вмешиваться. Глупо думать, что мертвая техника может сделать кого-то счастливым. Все, что я хотела – защитить эту землю... мою землю от аэроидов. Я занималась этим раньше, и я делаю эту работу теперь, она мне по силам. Но управлять жизнью многих людей я не могу. И ты не можешь.

– Но мы уже пытаемся делать это!

– Не мучай себя зря. Если люди хотят убивать друг друга, они сделают это и без истребителей. Есть злые и есть добрые, есть сытые – есть голодные. Так было и в мое время. Человек живет так, как может. И ничем ты его не изменишь.

– Да, – проговорил я. – Все так. Но как только я узнаю, что орудие истребителя где-то расстреляло деревню или обоз погонщиков, на меня ляжет вина за это.

– Никто тебя не обвинит.

– Я сам себя обвиню.

– Тогда уж и меня заодно... А вообще, перестань переживать. Мы восстановим все машины, которые найдем, отдадим их людям – пусть они сами решают, как им жить. Ты не властелин этой земли, чтобы думать о таких вещах.

– Да уж... – процедил я. – По правде, я уже думаю совсем о других вещах. Я думаю о том, что не так далеко есть земля, где над головой не кружат аэроиды...

Надежда задумчиво кивнула.

– Знаешь, я тоже об этом думаю, – тихо сказала она. – И поэтому мы сейчас летим к хранилищу.

– Объясни.

– Видишь ли, мы не сможем перевезти туда всех крестьян на истребителях.

– Я думаю, в первое время желающих будет не так много. Вряд ли нам кто-то сразу поверит.

– Их будет больше, чем вмещает кабина истребителя. Но, насколько я знаю, некоторые станции консервировали не только истребители, но и бомбардировщики. Теперь понимаешь?

– Ты надеешься, что мы сможем разбить эту чертову Прорву с помощью бомбежки, так? А дальше построить каравеллы и...

– Нет, не так. Мы не сможем ее разбить, она все равно выживет. Просто в бомбардировщик можно посадить не меньше ста человек.

– Ах, вот оно что... Принцип Ноева ковчега.

– Что?

– Ничего, это я так... Значит, мы сможем организовать пассажирскую авиалинию «Старая земля – Новая земля»?

– Можно и организовать, – пожала плечами Надежда.

На этом она прервала разговор, потому что перелет окончился. Машина опустилась на берег.

– Значит, здесь, – я указал пальцами под землю, – есть еще и бомбардировщики?

– Здесь вряд ли. Но есть другие хранилища. Их нужно искать.

– Как?

– Пока не знаю, – девушка опустила глаза. – Между хранилищами существует связь, это мне известно точно. Сеть обороны могла срабатывать одновременно – все станции, хранилища и посты были связаны между собой.

– И ты думаешь, что-то сохранилось?

– Чтобы это проверить, нам придется сегодня поднять из-под воды все уровни. Резервная аппаратура всегда ставилась на последнем.

К тому времени я уже приноровился нырять на глубину, и каждое погружение было лишь разминкой. Надежда объяснила, как задействовать механику полного подъема – колесо нужно было провернуть на несколько оборотов, через щелчки, до упора. Никаких щелчков под водой я, конечно, не услышал. Просто через каждый оборот колесо застревало, и нужно было упираться из последних сил. Мне пришлось нырять три раза, чтобы добиться цели. Я не знал, правда, докрутил ли я до конца или управление просто заклинило.

Чтобы узнать это, нам оставалось только ждать. Подъем шел медленно и тяжело. Лилась вода, скрежетало железо, отваливались комки ила и глины – за сотни лет все подводное хозяйство занесло грунтом. Минута шла за минутой, я смотрел, как из пучины поднимается сооружение, напоминающее многоэтажный гараж. Этажи не отличались друг от друга ничем, кроме количества грязи, налипшей на железные балки.

После четвертого этажа вдруг раздался особенно сильный скрежет, и все замерло.

– Застряло? – поинтересовался я.

– Может, и так... – нахмурилась Надежда.

Едва она это произнесла, как земля вздрогнула – и движение восстановилось. Через несколько минут перед нами предстали все шесть этажей хранилища, забитые контейнерами с боевой техникой.

– Здесь бомбовозов нет, – сразу определила девушка.

– А аппаратура?

– Вон там, – она указала между рядами контейнеров, где темнели грязные бока металлической капсулы, напоминающей автомобильную цистерну.

Мы ступили на нижний уровень хранилища. Под ногами скользил загустевший ил, от металлических перекрытий веяло холодом глубины. В «цистерне» не было ни единого окошечка или люка. Хотя, возможно, все это просто скрывалось под слоем вековых отложений.

– Зачем же делать командный пункт на самой глубине? – проговорил я. – Вы так каждый раз и ныряли?

– Я же говорила, это резервная аппаратура, – терпеливо ответила девушка. – Основная устанавливалась в наземных сооружениях. Только от них теперь ничего не осталось...

– Все равно не понимаю.

– По сигналу мобилизации должны открыться все хранилища острова. Сигнал можно дать из любого пункта – и основного, и резервного. Вовсе не нужно каждый раз нырять.

– И ты сейчас собираешься дать сигнал?

– Если что-то еще работает...

Я потрогал капсулу рукой и ощутил, что она слегка вибрирует.

– Лучше не трогай пока, – Надежда отвела мою руку. – Она сейчас должна сама открыться.

Мы подождали несколько минут, и тут на обратной стороне капсулы с грохотом отвалилась крышка люка, которого я раньше не замечал. Мы обошли вокруг и увидели дверцу с запирающими механизмами. Под упавшей крышкой все блестело, как новенькое. Надежда взялась за штурвал и начала крутить его с такой легкостью, словно сама только вчера закрутила.

Круглая дверца распахнулась внутрь. Я сразу заметил какой-то странный запах – настолько чужой, незнакомый, ни с чем не сравнимый, словно открылся проход в другой мир. Надежда тоже уловила это и в замешательстве посмотрела на меня.

– Что-то не так? – осторожно спросил я.

Она покачала головой, отвернулась. Я все понял.

Запах – удивительное явление. Иногда мне кажется, что он несет информации больше, чем может нести звук или изображение. Часто бывало – идешь по улице, вдруг ветерок доносит из открытого окна запах чужого дома – и останавливаешься как вкопанный. В памяти всплывают во многих подробностях какие-то старые, полузабытые имена, события, настроения. И дом уже кажется не таким чужим. Всего лишь дуновение ветра – и ты в прошлом.

То же самое происходило сейчас с девушкой. Законсервированный на века воздух хранил для нее запахи ее мира. И в этот момент ей, привыкшей за последнее время к ароматам дыма, подгоревшего мяса и конского навоза, стало не по себе. Я не мог ничего поделать, только посочувствовать. А может, и позавидовать.

Она быстро взяла себя в руки, вытерла лицо рукавом. Забралась в темное отверстие люка. Через несколько секунд в капсуле вспыхнул мягкий голубой свет. Я ожидал увидеть что-то вроде панели управления космического корабля. Но все было гораздо скромнее: в дальнем конце помещения – сиденье и тумба с большим черным квадратом на крышке. Все остальное место занимали стеллажи с одинаковыми продолговатыми ящиками без ручек и выступов.

• Предыдущая
• 68/91
• Следующая