Дети Ржавчины - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 60
- Предыдущая
- 60/91
- Следующая
Он не дал мне встать, снова ударив. Он не говорил ни слова, просто вбивал меня в пол, как гвоздь. Видимо, это был его метод. У меня был другой метод – принцип взаимозаменяемости головы и мускулов. Когда собственные мускулы бессильны, нужно действовать головой. И наоборот.
– Не надо! – крикнул я, подняв руку. – Не надо, я все расскажу.
– Что ты расскажешь?! – крикнул он и снова швырнул меня на стену.
Волей-неволей мне пришлось сделать свою речь краткой и емкой – только самое главное.
– Я покажу, как отгонять посланников от города. Та вещь, которую вытащили у меня из-за пояса... Все дело в ней...
Обожженный наконец остановился, переводя дыхание. Достал мой пистолет, покрутил в руках. В дверь заглядывали любопытные старосты.
– Я сейчас покажу, – торопливо сказал я и протянул руку к пистолету.
– Такая же штука была у Подорожника... – вспомнил кто-то из старост.
Обожженный отдернул руку с пистолетом. Поглядел на меня со злой усмешкой.
– Хочешь быть хитрым?
– Я совсем не хитрый, – заверил я. – Просто хотел показать.
– Показывай, – проговорил мой мучитель. – Но не вздумай прикасаться руками.
– Нам лучше выйти на улицу.
Обожженный нахмурился, но сделал шаг назад.
– Эту штуку нужно направить прямо в небо, – начал объяснять я. – Теперь надо потянуть вон тот круглый крючок...
Краем глаза я заметил, что несколько зазубренных жал качаются совсем близко от меня и дрожат от нетерпения – старосты были начеку.
Обожженный сделал все, как я объяснил. Я даже предупредил, чтобы он не пугался, услышав выстрел.
– Я не боюсь шума, – ответил он, с неприязнью взглянув на меня.
И наконец нажал на спуск.
Грохот выстрела прозвучал для меня победным маршем. Маленькая серебристая звездочка взвилась в небо и через несколько секунд погасла, оставив тающий дымок. Накануне я два часа потратил, чтобы соорудить самодельную сигнальную ракету, выбрав материалы из остатков несохранившегося истребителя. Сделал две штуки – одну потратил вчера на испытания, вторую вложил сегодня в ствол пистолета. Изобретение сработало.
Старосты, задрав головы, проследили за полетом магниевой звезды. Затем вопросительно уставились на меня.
– Сейчас... – пообещал я, глядя в небо.
Обожженный стоял, переводя взгляд с меня на пистолет. На пистолет он смотрел удивленно, на меня – с подозрением.
– Сдается мне, что ты... – начал было он, но тут же замолк, вскинув глаза к небу.
Все услышали, как где-то далеко взвыл двигатель истребителя. Стальная птица поднялась в небо от городских окраин и, пролетев по дуге над заставой, ринулась прямо на наши головы.
– Посланник Прорвы! – заорал один из старост.
Сначала ничего не произошло. Кто-то из работников остановился, посмотрев вверх, кто-то выглянул из окна. Потом вдруг закричала женщина, за ней еще одна. И началось что-то невообразимое.
Крик подхватили все, кто был во дворе, в доме и за забором. Замелькали лица, руки, ноги, послышался грохот обуви на лестнице, звон падающей посуды на кухне. Старосты несколько секунд колебались, затем разбежались в разные стороны. На меня уже не обращали внимания. Я стоял посреди паники и смотрел, как приближается истребитель.
И вдруг я заметил, что не я один стою спокойно. Обожженный тоже не двинулся с места. Он брезгливо отшвырнул пистолет и крикнул:
– Убейте его! Он привел посланника!
Обожженного никто не слушал. Я усмехнулся, глядя ему в глаза. Настал его час быть беспомощным.
Истребитель завис над нами, затем приземлился прямо в опустевшем дворе, в нескольких шагах от меня. Обожженный смотрел на него с ужасом, но все еще не двигался с места.
Колпак кабины откинулся, Подорожник с обнаженным тесаком выскочил на мостовую, готовый разрубить пополам каждого, кто встанет у него на пути.
Я нагнулся, поднял пистолет. Затем снова усмехнулся в глаза обожженному и неспешно пошел к машине.
Когда мы взлетали, я заметил в окне второго этажа лицо Лучистого, побелевшее от ужаса.
– Теперь куда? – деловито спросила Надежда.
– По плану, – ответил я.
Сидящий рядом Подорожник стал показывать дорогу к овощному двору. Он ориентировался в городе лучше, чем я, даже с высоты.
– Я оставил там свой тесак, – сообщил я.
– Достанем новый, – небрежно бросил погонщик. Мы подобно коршуну падали на овощной двор, и я чувствовал, что вся застава глядит на нас, что люди теряют рассудок от страха, принимая нас за посланника, прорвавшегося сквозь защиту Башен.
Мы опустились, подняв кучу пыли и распугав всех, кто был во дворе, – и людей, и кур со свиньями.
– Наверно, там! – определил Подорожник, указав на обшарпанную каменную будку с толстыми решетками на окнах.
Мы подбежали, я откинул засов и ворвался внутрь. В полумраке я не сразу рассмотрел угол, где скорчился обмирающий от страха Медвежатник.
– Выходи, – сказал я.
– Выходи, не бойся, – присоединился Подорожник. – Это мы.
Медвежатник неловко поднялся, глядя на нас с недоверием.
– Давай быстрее, пока они не опомнились! – крикнул Подорожник, выталкивая товарища на улицу. Мы чуть ли не на руках подняли упирающегося Медвежатника в кабину.
– Закрой глаза, – велел я, понимая, что во время подъема Медвежатник от ужаса разнесет всю кабину.
Едва я начал закрывать колпак, раздался крик со стороны конюшни:
– Подождите! Возьмите меня с собой!
К нам бежал Друг Лошадей, старый погребальный мастер, о котором я давно уже не вспоминал.
– Что там? – нахмурился погонщик.
– Обождите, – сказал я. – Надо взять его.
– Кого это? Зачем? Тут места нет.
– Ничего, потеснимся.
Я протянул руку и помог старику взобраться на полированное тело машины. Кое-как он втиснулся вместе с погонщиками в грузовой отсек за креслами. Ощутимо завоняло навозом, но Подорожник промолчал.
– Не боишься? – спросил я.
– Нет! Нет! – воскликнул старик, хотя я видел, что он трусит.
Еще секунда – и вонючий двор ушел далеко вниз, а мы остались наедине с небом и солнцем. Я слышал частое взволнованное дыхание старика, недоуменное ворчание Медвежатника.
– Зачем мы взяли деда? – хмуро спросил Подорожник.
– Мы будем брать всех, кто хочет идти с нами, – ответил я.
– И у вас будет свой погребальный мастер, – вступился за себя Друг Лошадей.
– Мастер... – хмыкнул погонщик. – Что нам теперь делать-то?
Самые тяжелые ошибки познаются на собственной шкуре. Подорожник предупреждал, что Лучистый – не тот человек, с которым можно договориться. Я не послушал его, потому что продолжал оценивать людей по своим меркам. Что ж, теперь буду умнее.
– Ты оказался прав, Подорожник, – сказал я. – Я зря пошел к Лучистому. Мой план не сработал, значит, будем действовать по твоему плану.
– Какому еще моему плану? – удивился погонщик.
– Деревня, крестьяне. Ты сам говорил.
– А-а... Так это не план, а так...
– Ничего, будет у нас и план. – Я обратился к Надежде: – Мы возвращаемся к хранилищу, девочка. Прибавь скорости...
- Предыдущая
- 60/91
- Следующая