Дети Ржавчины - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 50

• Предыдущая
• 50/91
• Следующая

– Почему?

– Разве это надо объяснять? Ты – единственный человек во всем мире, с которым мне есть о чем поговорить или вспомнить. Ты – единственная, кто способен помочь мне понять, узнать, увидеть что-то. Может, даже изменить.

– Зачем тебе это? Зачем понимать, менять?..

Я вдохнул полную грудь воздуха, чтобы начать объяснения – те самые, что тысячу раз проводил сам с собой. Но не сказал ни слова, лишь покачал головой.

– Не хочешь быть Надеждой. Как же мне тебя называть?

– Никак. Зови Надеждой, если нравится.

– А тебе самой нравится?

Она пожала плечами. Потом вдруг повернулась и смело посмотрела мне в глаза.

– Нравится.

Я с облегчением улыбнулся.

– Ты будешь здесь первой женщиной-надеждой.

– Здесь? А где еще?

Я пожал плечами. Но она уже заинтересовалась.

– Где еще есть женщина-надежда?

– Есть. То есть была, – ответил я. – У меня была женщина по имени Надежда. Я очень любил ее.

– А сейчас?

– Она погибла. И мне очень долго пришлось жить без надежды. Наверно, ты можешь понять, как это тяжело. – Почему она погибла? Аэроиды?

– Нет, они здесь ни при чем. Если интересно, могу рассказать, – я сел на соломенный пол, воткнул рядом тесак.

– Интересно, – она тоже присела рядом на корточки.

– В общем, ничего особенного. У нас в городе был праздник. И там летали вертолеты...

– Что?

– Вертолеты – летательные аппараты. Они летают помедленнее истребителей, но зато могут зависать в воздухе.

– Истребители тоже могут.

– Я не знал этого.

– И что произошло, она разбилась?

– Нет... Я отошел за мороженым... это такое сладкое лакомство. А тем временем две машины в воздухе сцепились лопастями. Обломки полетели в толпу. Я услышал шум, побежал. Вернулся – а там крик, огонь, кровь...

Я замолчал, вспоминая, как метался среди дымящихся кусков вертолета, кричащих покалеченных людей и никак не выпускал из рук мороженого. Я думал, что сейчас найду живую и невредимую Надежду, и мы с ней отойдем подальше от этого кошмарного места. Но Надежду нашли другие, и уже мертвую. Мороженое я выбросил...

– Там были очень хорошие пилоты, – проговорил я. – Они смогли сделать так, чтобы машины упали не в самую гущу людей, а чуть в стороне. Но и моя Надежда стояла в стороне... Всего два человека погибли – она и какой-то мальчик.

Я взглянул на девушку. Она сидела неподвижно и смотрела куда-то мимо меня. Лицо ее ничего не выражало. Я и не ждал никаких эмоций – что ей за дело до незнакомой женщины в чужом мире. И все же что-то ее тронуло, пробудив собственную память. Мой печальный рассказ совпал каким-то образом с ее жизнью. Она сейчас вся была там, в прошлом, и незачем было звать ее оттуда.

Через некоторое время наш экипаж двинулся дальше. Разговоры прекратились. Надежда спряталась в свою скорлупу, я ее не трогал. Вскоре дождь приутих, воздух заблестел, как свежевымытое стекло. В этот момент мы увидели стаю аэроидов. С десяток больших серых треугольников плыли вслед уходящим тучам, медленно вращаясь во всех плоскостях. Я остановил лошадь. Надежда высунулась из-под навеса и глядела в небо широко раскрытыми глазами.

Посланники Прорвы прошли мимо, не задержавшись над нами. Девушка еще долго недоверчиво поглядывала на небо, словно боялась новых сюрпризов.

– Испугалась? – мягко спросил я.

– Да нет, не очень... Они не реагируют на одиночек, таких, как мы. Хотя не знаю... Они могли измениться. Они постоянно меняются, словно кто-то пробует все новые и новые формы. Вот таких я еще никогда не видела.

Повозка продолжала катиться по дороге. Под пеленой дождя все выглядело иначе, чем сейчас, и я боялся пропустить поворот на вересковую долину, где жил Доставший Звезды. Ночевать на дороге не хотелось – дождь мог ударить с новой силой, а крыша экипажа стала помаленьку подтекать.

Однажды мне пришлось объезжать огромную лужу, перегородившую дорогу. Я не стал рисковать и гнать напрямик, чтобы не пришлось потом вытаскивать из грязи повозку с переломанными осями. Сойдя с дороги, мы оказались в лабиринте ореховых кустов, начали плутать, потому что повсюду были то непроходимые заросли, то заболоченные чавкающие участки земли. Я уже стал жалеть, что покинул прямую и понятную дорогу, как вдруг Надежда дернула меня за рукав.

– А что там? – встревоженно спросила она.

Я приподнялся, вглядываясь в заросли. Остроте зрения моей попутчицы можно было только позавидовать.

Там были люди. В разрывах между ветвей виднелось несколько разноцветных пятен, в которых угадывалась полинялая одежда. Я не спешил делать окончательные выводы – ведь с такого расстояния, да еще в такую погоду за человека можно принять даже раскоряченный пень.

И все же там были люди. Я спрыгнул с повозки и отправился сквозь кусты. Чувства опасности почти не было – потому что люди не двигались. Я, как всякий трезвомыслящий человек, больше боюсь живых, чем мертвых. Эти без сомнения были мертвы.

Я оказался на поляне, образованной расступившимися в круг кустами на самой границе ореховых зарослей. Неподалеку, на склоне холма проглядывали серенькие домишки деревни. А сама поляна была усеяна телами – мужскими, женскими, детскими. Здесь находилось, наверно, все население этой крохотной деревни. Трупы застыли в свободных естественных позах, словно люди только что прилегли или присели отдохнуть – и замерли, окаменели. Их лица – спокойные, даже умиротворенные – были направлены в центр поляны, где лежало на боку большое овальное яйцо из серебристого металла. Оно было не гладким, а граненым, поделенным на сотни небольших шестиугольников.

Я сразу понял, что это аэроид, а не старая вещь. Граненое яйцо никак не вписывалось в этот болотный пейзаж. Оно было здесь лишним, неуместным. Словно бы сумасшедший художник, создавая натюрморт для столовой комнаты, среди жареных осетров, фруктов и графинов с вином намалевал бы безобразную отрубленную голову. Впрочем, здесь были мертвецы, а никакие не осетры.

Аэроид лежал на боку, как остановившийся волчок. Было тихо.

– Они умерли? – раздался голос из-за спины.

Я не хотел, чтобы Надежда смотрела на все это, но запрещать было поздно. Она пошла вдоль края поляны, опускаясь на корточки и заглядывая в глаза мертвецам. Она их совсем не боялась.

– Идем отсюда! – не выдержал я.

– Аэроид уже неопасен, – ответила она.

Дождь усилился, стало темнее. Я осторожно коснулся пальцами плеча черноволосого подростка, что сидел передо мной, опираясь на расставленные руки. Под размокшей одеждой оказалось что-то неожиданно твердое, непохожее на податливое человеческое тело. Я обратил внимание, что некоторые тела попорчены зубами диких зверей. Но звери так и ушли ни с чем – остекленевшая плоть пришлась им не по вкусу.

– Олег, подойди! – позвала Надежда.

Она сидела на корточках рядом с тремя мальчишками, которым при жизни было лет по десять. Здесь же на траве лежал некий металлический предмет, похожий на катушку для телефонного кабеля. Вместо кабеля сердцевину обвивала толстая металлическая полоса, состоящая из отдельных сочленений подобно браслету.

У меня екнуло в груди.

– Это от истребителя!

– Да, – буднично согласилась девушка. – Это блок ложных целеуказателей.

Такие подробности были мне непонятны, и это сразу отразилось на моем лице.

– Похоже, мальчишки откопали где-то блок и случайно активировали один заряд. Поблизости оказался аэроид – и, конечно, прискакал сюда. Помнишь, как это действует?

Я не помнил. И честно в этом сознался.

– Когда истребитель входит в бой, – терпеливо заговорила девушка, – он отстреливает указатели, чтобы отвлечь аэроид. Заряд начинает испускать сигналы, на которые реагируют аэроиды. Вспоминаешь?

– Милая моя, – улыбнулся я. – Я ничего не могу вспомнить, потому что никогда этого не знал. Я не водил истребители в бой, я не стрелял и не учился этому. Я надеялся, что ты расскажешь мне, но ты все время молчишь.

Надежда встала, окинула взглядом всю поляну.

• Предыдущая
• 50/91
• Следующая