Гаяна (Иллюстрации Л. Гольдберга) - Аматуни Петроний Гай - Страница 17

• Предыдущая
• 17/115
• Следующая

Далеко за окном под луной серебрилась спокойная гладь океана. Прохладный солоноватый ветер ворвался в комнату и стелясь по полу, словно играя, стал шевелить какую-то бумажку на коврике. Боб нагнулся, чтобы поднять бумажку, но щека коснулась подушки. Приятная истома охватила тело, глаза закрылись сами собой, и Хоутон погрузился в глубокий сон.

За окном, внизу, знакомая картина ночного полета: золотистые созвездия городских огней и черная бескрайняя громада земли. Район Новомосковска напоминал небольшой участок Млечного Пути. — так густо он был усеян огнями.

Когда самолет входил в спокойную плотную облачность, только гул моторов и «живая» приборная доска напоминали о полете.

Окончив радиосвязь с Москвой, Черныш вложил химический карандаш в петельки бортжурнала, потянулся, закурил и подошел к пилотам.

— Ну, как дела, летчики?

— Нормально, — ответил Петушок.

— От Нины? — спросил Серафим, увидев в руках Шелеста письмо.

— Угадал.

— Как она там поживает?

— Работает, пишет диссертацию.

— На какую тему?

— Об инфекционных болезнях, — сказал Петушок.

— А ты откуда знаешь?

— Ого! Мы даже дневники ее деда читали… — похвастал Петушок. — Настоящий морской роман!

— И до сих молчите?

— Да как-то забыли…

Андрей спрятал письмо и рассказал Серафиму о дневниках Павла Александровича Тверского.

— А вот что это за остров и где он находится, точно никто не знает, — закончил Шелест.

— Да, история безнадежная, — заметил Серафим.

— Нет, не безнадежная! — горячо сказал Петушок, веривший во все необычное, романтическое. — Я нечто подобное видел. Только сейчас вспомнил, командир.

— Что видел?

— Будет тебе выдумывать!

— Да, видел. И знаете где? У Серафима.

— У меня?! — удивленно протянул Черныш. — Совсем спятил!

— А вот и не спятил. В альбоме твоей крокодиловой хозяйки… — выпалил Петушок. Черныш оскорбился:

— Что ты мелешь! Можно пошутить, но хамить по адресу пожилой женщины!..

— Успокойтесь, ребята, — смеясь, сказал Андреи. — Ты, Петушок, не торопись.

— У хозяйки Серафима есть фамильный альбом в переплете из крокодиловой кожи…

— Допустим.

— В альбоме — фотографии.

— Правдоподобно в основном.

— А на одной из них — точно такие статуи, о каких написано в дневниках.

— Верно, командир, — всполошился Серафим. — Он правду говорит.

— Гм… Любопытно!

— Больше того, — продолжал теперь Серафим, — у нее есть еще древний сундучок, и, насколько мне помнится, он каким-то образом связан с альбомом.

Андрей заинтересовался не на шутку.

— Цел ли он сейчас? — спросил он.

— Цел! — обрадовался Серафим. — Не так давно я сам таскался в кладовке с этим ящиком. Она, точно Плюшкин, любит хранить всякое старье. По размеру сундучок небольшой, но тяжелый: камни там, что ли?..

— Сима, надо ознакомиться с сундучком, — взволновался Андрей. — Понял?

— Отчего не понять, командир? Не знаю вот, как она к этому отнесется… У нее насчет «мое — твое» строго обстоит, — сказал Серафим, понимая, что дело может оказаться серьезным и полезным. — И вообще, характер тяжелый.

— Так Нина сможет у нее купить.

— Купить? — Серафим подумал. — Это меняет дело.

— У нее же отец академик! — многозначительно сказал Петушок. — Поговори с хозяйкой.

— Лучше так сделать, — посоветовал Черныш, — пусть Нина приедет, сама с ней поговорит и посмотрит: может быть, это совсем не то.

— Я Нине позвоню завтра же, — решил Андрей.

Люди приходили и уходили. До слуха Шелеста долетал тихий голос библиотекарши Веры Кирилловны и приглушенные голоса читателей. Послышался чей-то рокочущий бас. Андрей посмотрел на пол и увидел пару черных отлично сшитых и до блеска начищенных сапог. Они шагали уверенно, неторопливо и остановились у резного барьера, за которым Вера Кирилловна производила прием и выдачу книг. «Военный?» — подумал Андрей и опустил журнал.

Владельцем сапог оказался высокий худощавый мужчина с густой проседью, бесцветным вытянутым лицом, одетый в темно-синий военного покроя костюм. «Какой-нибудь аптекарь», — почему-то решил Андрей и снова принялся за чтение.

Вскоре он поймал себя на том, что не читает, а продолжает наблюдать. Вот, раскачиваясь из стороны в сторону, чем-то похожие на древние, извлеченные из пепла колонны, проплыли мимо ноги в шерстяных (несмотря на теплый день) серых чулках, обутые в потрепанные домашние чувяки, и устало замерли, прислонясь к барьеру. Шуршание подошв сменилось астматическим сопением.

Шлепая по полу, пробежали босые мальчишеские ноги, изрядно запыленные и с грязными полосами на маленьких упругих икрах. Они нетерпеливо потоптались сперва на одном месте, затем перебежали на другое, на третье. Андрей услышал шепот:

— Тетя Вера! «Путешествие капитана Гаттераса» есть?

— Есть. Но это серьезная книга, тяжеловата будет для тебя.

— Тяжелова-ата?! — снисходительно и несколько обидчиво протянул владелец беспокойных ног — Да вы знаете, какой я серьезный!

— Ах, и верно! Извини меня, старую… Запамятовала. Становись в очередь.

— А я в очереди, тетя Вера! Я так просто, для успокоения! Только никому не отдавайте, я первый спросил.

— Как можно! Я никогда тебя не подводила.

— Спасибо, теть Вер! — И маленькие ноги принялись неслышно отбивать замысловатую, им одним доступную чечетку.

После этого короткого разговора Андрей услышал женский голос:

— Мне бы очень хотелось «Нана» Эмиля Золя… Вера Кирилловна кашлянула и ответила:

— Сейчас.

Шелест опустил журнал на колени. У низкого барьера стояла девушка в цветастом коротком платье, с ярко разрисованным лицом и темными глазами, взгляд которых Андрей поймал на себе. Рядом с девицей — пожилая женщина со слезящимися глазами и загорелый мальчуган в майке и черных трусиках, еще хранивших на себе следы донской воды.

Андрей оглядел их и попытался углубиться в чтение.

Когда он посмотрел в третий раз, в абонементном зале уже никого не было, но в дверях появились черные сапоги с утиными носами. Андрей взволновался. Память мгновенно воскресила кадры далекого минувшего — пол багажника и пилотской кабины истребителя Як-3. Андрей лежит в багажнике и видит перед собой тонкие трубочки, которые оплели сиденье пилота, видит и ноги Рязанова, обутые в точно такие же сапоги; они плавно двигаются на педалях руля поворота — одна вперед, другая назад.

Сапоги направились к нему, и Андрей замер от радостного предчувствия. Кто-то дружески щелкнул по журналу, Андрей поднял голову: Рязанов!

— Здорово, летун! — весело сказал Алексей.

— Как ты сюда попал? — Андрей встал и крепко пожал руку Рязанову.

— Тебя искал: соседи подсказали… Ты выходной?

— Нет, лечу сегодня в Адлер, но время свободное есть.

— Пойдем погуляем…

Они пришли в городской парк, выбрали самую короткую скамью у фонтана с золотыми рыбками.

Больше говорил Андрей. Он вспомнил новогоднюю ночь в Минераловодском аэропорту и рассказал другу о Нине Тверской. Рязанов едва удержался от возгласа, услышав ее имя. Он стал подробнее расспрашивать Андрея о ней и, хотя сам читал дневники ее деда, терпеливо выслушал всю романтическую историю до конца.

— Сейчас Нина здесь…

— В Ростове?!

— Да. А почему тебя это удивляет?

— Нет, ничего… Просто я знаком с ее отцом и немного знаю дочь, — объяснил Рязанов. — Она приехала к тебе? — осторожно стал расспрашивать Алексей.

Шелест рассказал о старухе, у которой квартировал Серафим Черныш, о старинном альбоме и матросском сундучке. Рязанов записал адрес Черныша, спросил, когда должно произойти свидание Нины и старухи, посмотрел на часы и заторопился.

— Чуть не забыл, — оправдывался он, — мне надо по делу…

• Предыдущая
• 17/115
• Следующая