Выбери любимый жанр

Абсент - Бейкер Фил - Страница 27


Изменить размер шрифта:

27

Конечно, убедительней всех американских писателей и с самой большой ностальгией писал о достоинствах абсента Эрнест Хемингуэй. Пил он его через много лет после французского запрета, из-за близости к испанской культуре в Испании и на Кубе. Абсент никогда не запрещали в Испании, и в 1912 году компания «Перно» перенесла производство в Таррагону. Некоторые из лучших марок абсента, доступных сегодня, — испанские, и английский писатель Роберт Элмс очень точно рассказал о своей встрече с абсентом в начале 90-х годов XX века в известном барселонском квартале «Barrio Chino» [58].

Хемингуэй всегда много пил, и Дардис замечает, что долго казалось, будто у него — особый талант, «несмотря на признаки того, что все не столь уж благополучно». В 1928 году он пострадал от первого из длинной серии несчастных случаев, происходивших по его собственной вине: он дернул за цепочку унитаза, по крайней мере — он дернул за какую-то цепочку, и обрушил на себя стеклянный потолочный люк. От этого происшествия у него остался шрам на лбу. Неясно, какую роль в этом и многих других случаях сыграло пьянство, пишет Дардис, но Хемингуэй, «кажется, много пил практически перед каждым из них».

Когда Хемингуэй жил во Флориде, он получал абсент с Кубы, где у него был дом и куда он ездил ловить рыбу. Барнаби Конрад цитирует его письмо 1931 года: «Напился вчера абсента и делал трюки с ножом. Получилось очень хорошо, когда бросал его из-под руки в рояль». Что до ущерба, он говорил, что «это все древоточцы» [59].

Хемингуэй много жил в Испании, он очень любил корриду. В своей книге «Смерть после полудня» он объясняет, почему уже не участвует в бое быков: «С возрастом было все сложнее выходить на ринг, не выпив три или четыре абсента, который, распаляя мою храбрость, несколько расстраивал рефлексы».

В романе Хемингуэя о гражданской войне в Испании «По ком звонит колокол» есть истинная ода абсенту. Одно из немногих утешений Роберта Джордана, американского партизана, получившего задание взорвать мост, — это абсент, «жидкая алхимия», способная заменить все остальное, и даже заместить, как часть — целое, ту прекрасную жизнь, которую он знал в Париже:

…одна такая кружка заменяла все вечерние газеты, все вечера в парижских кафе, все каштаны, которые, наверно, уже цветут, больших медлительных битюгов на внешних бульварах, книжные лавки, киоски и картинные галереи, парк Монсури, стадион Буффало и Бют-Шомон, «Гаранта траст компани», остров Ситэ, издавна знакомый отель «Фойо», возможность почитать и отдохнуть вечером, — словом, все то, что он любил когда-то и мало-помалу забыл, все то, что возвращалось к нему, когда он потягивал это мутноватое, горькое, леденящее язык, согревающее мозг и желудок, изменяющее взгляды на жизнь колдовское зелье.

Джордан пьет с Пабло, ненадежным предводителем партизан, которому абсент кажется слишком горьким. «Это абсент, — объясняет Джордан, — а в настоящем абсенте есть полынь. Говорят, что от него мозги сохнут, но я не верю. По-другому смотришь на жизнь, вот и все. В абсент надо наливать воду, медленно, по нескольку капель». Позднее мы находим и окончательное суждение: виски с водой — «чистый и чуть обжигающий» напиток, но это не то что абсент, он не обволакивает все внутри, думал он. Лучше абсента ничего нет.

Хемингуэй пишет об абсенте с замечательной, абсолютной достоверностью, вплоть до мельчайших деталей, к примеру — Роберт Джордан чувствует «нежную анестезию» языка. Другой известный американец, Гарри Кросби, был одинаково влюблен и в абсент, и в идею абсента, точно так же как был одержим идеей Бодлера.

Кросби, молодой американский миллионер, путешествовал в 20-е годы по Европе со своей женой Caresse [60] (которая когда-то была самой первой девочкой-скаутом в Америке) и собаками Narcisse Noire и Clytoris [61]. В основном они жили в Париже, на острове Сен-Луи, и здесь же основали известное издательство «Блэк Сан Пресс» на улице Кардиналь, дом 2. Кросби обладал необычайной смесью энергии, наивности и тяги к крайностям, и Малькольм Коули романтизирует его образ как часть американского Парижа 20-х годов в своей книге «Изгнанники возвращаются». Гарри и Каресс, которую до встречи с ним звали Полли Пибоди, вместе принялись за необычайное и, в конце концов, губительное самосозидание. «Мы можем, — говорил Гарри, — усовершенствоваться и стать очень культурными людьми».

Казалось бы, у Кросби было все — внешность, деньги, ум, красивая жена, но он был глубоко психически неуравновешен и одержим декадансом и смертью, носил в петлице черный цветок и старался строить жизнь по роману «Портрет Дориана Грея». Его психическую неуравновешенность усугубил тяжкий опыт Первой мировой войны (он получил французский Военный Крест), когда в машину скорой помощи, которую он вел, попал артиллерийский снаряд. Сам он каким-то чудом не погиб, а товарищ, сидевший рядом, умер у него на глазах.

В «Черном солнце», прекрасной биографии этого трагического, но довольно нелепого человека, Джефри Вулф приводит список слов, составленный Кросби для своих стихов, который явно говорит о влиянии Бодлера, Гюисманса, По и Уайльда. Например:

Абсурдный, ароматный, безжалостный, безутешный, благоухание, бледный, величие, геральдический, зловещий, иллюзия, искривленный, лабиринт, легенда, мрачный, ностальгия, обветшалый, ожесточенный, орхидея, осколок, первозданный, поклонение, привидение, пустынный, растерянный, резня, средневековый, таинственный, утрата, феодальный, хаос, языческий…

И так далее. Многими трудностями Кросби обязан чрезмерному чтению Бодлера, в особенности его безнадежно мрачного стихотворения «Сплин IV». Несложно, говорит Вулф, увидеть, как оно влияло: «Он узнавал его красоту, сверкающую, как черная жемчужина в бокале мертвенно-зеленого абсента».

Каждый год в день рождения Бодлера Кросби покупал черные ирисы, а в 1925 году написал стихи, творение современного Сомса, примечательные (по словам Вулфа) своим «несообразным, утрированным, беспричинным унынием».

Мне кажется, я понял Вас, Бодлер,
Со всею извращенностью манеры,
Со всею ненавистью к скучным будням,
Велевшею зловещего искать
Там, где крадется привиденье ночи,
Чтоб заманить Ваш возбужденный мозг
В тончайший лабиринт дурной любви,
Раскаянья, смятения и всех
Коловращений скорби мировой.
В моей душе стоит Ваш черный флаг.
Мое разочарованное сердце
Вы сделали своим печальным склепом.
Мой ум, когда-то девственный и юный,
Теперь — болото, грязная утроба,
Чреватая мерзейшим из плодов,
Гнуснейшим из существ, гермафродитом -
Цветами разложенья, Fleurs du Mal.

Кросби опубликовал эти стихи в своей книге «Красные скелеты», иллюстрации к которой создал запоздалый декадент, художник Аластэр (Ханс Хеннинг Войт, который до этого работал с Джоном Лэйном в издательстве «Бодли Хэд»). В эту книгу вошли, кроме того, «Черный саркофаг», «Тщета», «Отчаяние», «Орхидейный сонет», «Танец в сумасшедшем доме» и «Некрофил», и она вызвала похвалу стареющего Артура Саймонса («странное своеобразие, нечто мрачное, неистовое, болезненное, зловещее», а также — «тени только что из ада»). Но вскоре книга, с ее эпиграфами из Уайльда и Бодлера и иллюстрациями в духе Бердсли, стала казаться автору слишком вторичной, и он расстрелял оставшиеся экземпляры из дробовика.

вернуться

58

«BarrioChino» — Китайский квартал (исп.).

вернуться

59

Игра слов: «woodworm»— «древоточец», «wormwood» — «полынь». (Примеч. пер.)

вернуться

60

Caresse — ласка (франц.; не зверек, а отглагольное существительное от «ласкать»). (Примеч. пер.)

вернуться

61

Черный Нарцисс; Клитор (франц.)

27
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Бейкер Фил - Абсент Абсент
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело