Реквием опадающих листьев - Молчанова Ирина Алексеевна - Страница 16
- Предыдущая
- 16/93
- Следующая
Вильям горько усмехнулся. Он цеплялся за эту девочку как за спасение. А сейчас мысль о том, куда могло завести одержимое желание сотворить из нее ангела, ужасала. Он был омерзителен самому себе. Несколько столетий упрекал брата, что тот жестоко играет с окружающими, а сам затеял самую нечестную из игр — игру со слабым человеком. Лайонел хотя бы выбирал достойных соперников.
Молодой человек поднялся и подошел к балконной двери. Совсем недавно он думал, что знает, почему брат поставил точку в их отношениях. И лишь на днях его осенило. Лайонел разгадал его мотивы с самого начала, еще когда сказал: «Ты любишь не ее, ты любишь девушку, которую себе придумал». Но когда произносил эти слова в первый раз, Лайонел ничего не чувствовал к Кате. Его ничуть не трогала идея глупого братца поиграть с невзрачной девчонкой, его разозлило другое — что тот свои неблаговидные планы лицемерно заворачивал в любовь. Чья-то неспособность принимать себя таким, каков есть, всегда вызывала у него крайнюю досаду.
А вот на приеме у Анжелики в честь последнего дня весны брат не смог простить ему именно мотивов, стоявших за слепым желанием вернуть Катю.
Лайонел любил ее, и его привело в бешенство то, с каким упорством Вильям выдавал свое упрямое желание создать идеал за искренние и сильные чувства. Если бы не Катя, брат и по сей день прощал бы ему лицемерие и неспособность принять себя полностью. Она стала последней каплей воистину ангельского терпения.
Молодой человек прижался лбом к стеклу. Частично разобравшись в поступках и желаниях, ему вновь хотелось поговорить с братом, но он не посмел. Тот сказал: «Не нужно бегать ко мне всякий раз за одобрением, когда поймешь очередную простую истину. Их много, истин этих, я их знаю и без тебя».
Да и стоило ли нестись сломя голову к Лайонелу, чтобы продиктовать список своих ошибок, если кое-что так и осталось неосознанным. А именно — что происходит с его сердцем, когда он видит, как брат целует свою девушку? С этим следовало разобраться.
Вдалеке заслышался рев двигателя. Не доезжая Майкова переулка, судя по звукам, Бесс заехала в ворота с Балтийской улицы. А спустя несколько минут дверь комнаты открылась.
Вильям сделал шаг от балконной двери.
Девушка остановилась, глядя на его силуэт, вырисовывающийся в бледном свете.
Она не закричала, не попыталась выбежать или включить свет. Просто стояла, и ее сердце билось ровно.
— Привет, — первым заговорил молодой человек.
— Вот как, — протянула она и наконец щелкнула выключателем, прикрывая за собой дверь.
Бесс положила на столик пакет с книгами, изучающе скользнула взглядом по приоткрытой узкой балконной двери.
— Надо полагать, мой отец, который в командировке, дверь открыть тебе не мог.
Вильям удивленно вскинул брови. Он не знал, что в доме никого нет. Тем более реакция хозяйки показалась странной. Она не испугалась, даже взволнованной не выглядела, лишь лучистые зеленые глаза потемнели, став темно-синими. В день их знакомства, еще весной, когда молодой человек случайно на нее налетел и наступил на ногу, уже тогда он знал — она не такая, как все. Теперь убедился в этом окончательно.
— А что ты подумала, увидев постороннего в своей комнате? — поинтересовался Вильям.
Девушка плюхнулась на диван, закинула ноги на столик и обронила:
— Подумала, вор.
Молодой человек всплеснул руками:
— Так, по-твоему, реагируют на воров? — И обвиняюще добавил: — Ты не испугалась!
— Не успела, — пожала она плечами.
— Нет-нет. — Он пристально смотрел на нее. — Ты бы и не испугалась и это… не нормально!
Она со вздохом откинула голову на спинку дивана.
— А ты молодец. Вломился в мой дом, непонятно с какими целями, еще и лекцию о нормах тут читаешь. Ты хотел меня напутать? Или, может, заговорить до смерти?!
— Нет, но…
— Если не хотел, тогда можешь не извиняться. Все нормально.
Извиняться он не собирался, правда, и ей об этом решил не говорить.
Девушка встала и направилась к выходу, бросив через плечо:
— Пиво, креветки, ты как?
— Пас, я пи… ел, — быстро ответил он, следуя за ней.
Они прошли по коридору в холл, а из него в просторную кухню со стеклянным столом.
— Послушай… — осторожно начал Вильям, наблюдая, как она достает из холодильника бутылку пива и поднос, — все-таки ты должна была испугаться. Страх — это же обычная реакция человека на…
— Ну что ты заладил, — тоном, каким говорят с несмышлеными детьми, проворчала она. Крышка от бутылки отлетела в угол кухни, а в рот девушки отправилась розовая креветка. Тщательно прожевав, Лиза снисходительно сказала: — Книга Премудрости Соломона учит: «Страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка».
Молодой человек поставил локти на стеклянную поверхность стола.
Все это здорово, конечно, но если бы люди были способны прочитать Библию и перестать боятся смерти, то мир изменился бы раз и навсегда.
Она пригубила пиво, и Вильям ощутил возбуждение, наблюдая, как ее губы обхватили горлышко бутылки. Решимость докопаться до причины отсутствия страхов у Бесс, собственно то, зачем он пришел, угасла.
Девушка отставила бутылку. Розовые губы плотно обхватывали длинные тельца креветок, и те исчезали во рту.
Молодой человек хотел отвести взгляд, но вместо этого завороженно смотрел на Лизу. Она не пыталась есть изысканно, ее манеры были предельно просты, а движения даже резковато-агрессивны.
Бесс насмешливо заметила:
— У тебя такой вид, как будто ты умираешь от голода.
— Можно и так сказать…
Вильям оказался рядом с ней в ту же секунду и поднял с места, заключив в объятия. Он прижался к ее губам, с жадностью впитывая их жар и вкус.
Она чуть отклонилась, побормотав:
— Пойду приму душ.
Молодой человек привлек девушку к себе и, с наслаждением вдыхая ее аромат, уткнулся в шею. Продвигаясь поцелуями, поднялся к уху.
— Мне нравится твой запах.
Он стянул с нее заколку, позволяя черному шелку волос мягко упасть на спину. Затем подхватил девушку на руки и двинулся в коридор. Но передумал, вернулся к столу и положил ее на стеклянную поверхность.
Вильям смотрел на нее слишком долго, и на безмятежном лице с ясными летне-зелеными глазами промелькнуло новое, незнакомое выражение. Сомнение? Нерешительность? Беспокойство? Страх!
А сердце, которое он заставил стучать сильнее своими поцелуями, как будто сбитое с толку вместе с хозяйкой, замедлило ритм. И билось теперь до странного робко.
Бесс приподнялась, левая бровь поползла вверх.
— В чем дело? — В голосе прозвучало раздражение и досада.
— Ты красивая, — против воли вырвалось у него.
Она ответила не сразу, и в миг заминки он вновь увидел то новое — затравленное выражение в глазах.
— Ну хорошо, — наконец медленно проговорила она и сняла футболку, оставшись в черном кружевном бюстгальтере.
— Разве тебе никто раньше не говорил об этом?
— Бывало, — безразлично ответила она.
Он уперся руками в стол, склоняясь к ней.
— Твоя внешность и внешность окружающих не играет для тебя никакой роли?
Она нахмурилась и так пару секунд взирала на него, после чего села, проворчав:
— Кажется, я поняла. Ты привык, что твоей красоте поют дифирамбы, и, не услышав их от меня, почувствовал себя не в своей тарелке. Так?
Вильям замотал головой.
— Нет же, я не привык…
Губы ее изогнулись в усмешке.
— Да ну? А складывается впечатление…
Он перебил:
— Я не привык. В обществе, где я вращаюсь, много красивых… людей. Мне все равно.
— Раз тебе самому все равно, почему тебя удивляет, что кому-то тоже может быть все равно?
— Потому что… — Он замялся. Не мог же ей сказать: «Я вампир, ты человек — вот и вся разница!» — Девушки придают огромное значение внешним данным.
Она задумчиво наклонила голову набок.
— Так почему же женщины лгут?
Вильям улыбнулся. Он задал утром вопрос брату, когда встретил его в коридоре. Лайонел ответил на ходу: «Женщины лгут, потому что ложь — это самый эффективный после силы способ выживания».
- Предыдущая
- 16/93
- Следующая