О неотложных мерах по отражению угроз существованию России - Глазьев Сергей - Страница 3

На практике такая политика приводит к попаданию экономики в стагфляционную ловушку. За последние два десятилетия проведены многочисленные исследования, свидетельствующие о том, что повышение процентной ставки и сжатие денежной массы, как правило, не приводят к снижению инфляции, но всегда и везде влекут падение производства и инвестиций, а также банковский кризис и лавину банкротств. Кроме того, в наших условиях демонетизации и монополизации экономики они сопровождаются не снижением, а повышением инфляции.

Второй грубой ошибкой ЦБ стал переход к свободному плаванию курса рубля. Не существует научного доказательства его необходимости при таргетировании инфляции. Наоборот, в условиях чрезмерной открытости российской экономики, зависимости ее экспорта от нефтяных цен и высокой доли импорта на потребительском рынке свободное курсообразование несовместимо с обеспечением макроэкономической стабильности. Колебание цен на мировом рынке, атака финансовых спекулянтов или любое другое изменение внешнеэкономических условий может опрокинуть планы по достижению целевого уровня инфляции.

Сочетание этих двух ошибок привело к тому, что, объявив о переходе к таргетированию инфляции, ЦБ достиг прямо противоположных результатов — инфляция подскочила вдвое, надолго подорвано доверие к национальной валюте и самому регулятору. Имея 6–8%-й потенциал ежегодного прироста ВВП и инвестиций, экономика России искусственно загнана в стагфляционную ловушку. Денежные власти ориентируют ее на 5%-е падение при 15%-й инфляции. При этом не исключается еще худший сценарий, чреватый дефолтом крупных российских заемщиков в случае продолжения оттока капитала и падения нефтяных цен. По итогам I квартала 2015 г. можно констатировать резкое ухудшение условий воспроизводства реального сектора российской экономики. Объем выданных ему кредитов сократился почти на полтриллиона рублей, на 60% выросла доля просроченной задолженности. С января с.г. она стала, в целом, убыточной. Суммарная прибыль предприятий сократилась вдвое по сравнению с докризисным 2007-м годом.

Продолжающаяся на этом фоне политика Банка России по дальнейшему сжатию денежной массы усугубляет эти процессы и влечет расстройство всей системы воспроизводства и денежного обращения. Снижение уровня монетизации в прошлом году на 10%, в этом году — на 15–20% неизбежно повлечет соответствующее падение инвестиций и производства, дальнейшее ухудшение финансового положения и массовые банкротства предприятий реального сектора.

Ухудшение условий воспроизводства реального сектора сопровождается поддержанием искусственной сверхприбыльности валютных спекуляций. Если в прошлом году валютные спекуляции на падении рубля давали 30–50% годовых, втягивания ¾ выделяемых Банком России кредитов на рефинансирование банковской системы, то сейчас они дают 40% на повышении курса рубля. Совершая операции валютного РЕПО, Банк России фактически субсидирует валютных спекулянтов, которые конвертируют получаемые под 2% валютные кредиты, приобретают ОФЗ с доходностью 10%, а затем вновь покупают валюту по снизившемуся курсу. Своей политикой Банк России стимулирует валютные спекуляции в ущерб реальному сектору. После повышения курса рубля на 1/3 он почти полностью утратил прирост ценовой конкурентоспособности, полученный в результате прошлогодней девальвации, что создает условия для новой девальвационной волны.

Как показывает этот пример, контуры внешнего управления экономической и социальной жизнью, будучи не осознанными, а значит не воспринятыми и не демонтированными, являются не менее опасными, чем прочие виды «сдерживания» России. В неосознанности и постепенности (обыденности) проявляются особенности когнитивного оружия, посредством которого Россию загоняют в навязанную извне колею, институциональные и финансовые ловушки, создают запредельные угрозы национальной безопасности, риск поражения в идущей полным ходом гибридной (экономической, информационной и иной, вплоть до горячей) войны. Внедрение в сознание руководителей и методики работы регуляторов ложных целей и негодных методов позволяет легко ими манипулировать, используя для саморазрушения собственной экономики и подчинения проводимой политики внешним интересам.

Указанные ошибки (на самом деле — контуры внешнего управления) дополняет еще одна догма МВФ о недопустимости валютных ограничений, следование которой оборачивается гигантской утечкой капитала, поощряет коррупцию, влечет офшоризацию экономики и ее чрезвычайную уязвимость от внешних угроз. Несостоятельность этой догмы, ориентированной на обеспечение интересов иностранного спекулятивного и оффшорного капитала, коррупционеров и организованной преступности, доказана как научными исследованиями, так и практическим опытом. Избирательное валютное регулирование и ограничения на трансграничное движение капитала практикуется подавляющим большинством стран, включая США. На системном уровне оно ведется нашими партнерами по БРИКС, весьма преуспевшими в привлечении прямых иностранных инвестиций. Доказана необходимость валютного контроля для отражения спекулятивных атак и обеспечения макроэкономической стабильности.

Если не предпринять срочных мер по кардинальному изменению денежно-кредитной политики в направлении создания внутренних источников долгосрочного кредита и обеспечения устойчивости российской валютно-финансовой системы (Приложение 4), то западные санкции могут остановить воспроизводство экспортно-ориентированных секторов российской экономики, а также парализовать деятельность ряда системообразующих банков и корпораций. В частности, необходимы незамедлительные меры по замещению внешних займов государственных корпораций и банков целевыми кредитами, предоставляемыми Банком России на аналогичных условиях через один из институтов развития или непосредственно под обязательства заемщиков. Однако, как и в прошлом году, Банк России игнорирует негативный эффект западных санкций, усиливая их действие своей жесткой денежной политикой. Тем временем, продолжая политику кредитной экспансии, денежные власти США и ЕС легко манипулируют российским фондовым рынком, критическим образом влияя на воспроизводство российской экономики и создавая конкурентные преимущества своим корпорациям, в том числе для поглощения наиболее ценных активов. Устойчивое развитие российской экономики, ее ремонетизация и модернизация, организация доступного для реального сектора долгосрочного кредита не могут быть обеспечены без исправления этой ошибки.

Общий долг российских заемщиков перед западными кредиторами составляет 560 млрд. долл. при величине валютных резервов 360 млрд.долл. Это создает риск дефолта российской финансовой системы и банкротства многих заемщиков в случае одномоментного затребования кредитов. Его можно устранить путем быстрой деофшоризации экономики, которая могла бы обеспечить прекращение систематического оттока капитала и возврат активов на полтриллиона долларов под российскую юрисдикцию. Важным стимулом к деофшоризации могла бы стать угроза национализации системообразующих корпораций в случае отказа их владельцев от возвращения активов в юрисдикцию России. В качестве премии за возвращение можно использовать замещение внешних кредитов внутренними, предоставляемыми на тех же условиях на принципах проектного финансирования.

Перечисленными выше мерами далеко не исчерпываются требования по обеспечению экономической безопасности, состояние которой является неудовлетворительным (Приложение 5). Из наиболее острых вопросов, требующих немедленных решений, следует выделить: удручающее состояние инвестиционного сектора, прежде всего — станкостроения, приборостроения, электронной промышленности; деградацию научно-технического потенциала вследствие многократного недофинансирования НИОКР и фактической ликвидации отраслевой науки и проектных институтов в ходе приватизационной кампании; дезорганизацию фундаментальной науки вследствие ее административного зажима в результате реформы РАН; нарастающее технологическое отставание в ключевых направлениях роста нового технологического уклада (нано-, биоинженерные и информационные технологии); чрезмерная зависимость от иностранной техники в критически значимых отраслях (авиационный транспорт, лекарства, информационно-коммуникационное оборудование).