Десантник. Из будущего – в бой - Таругин Олег Витальевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/51
• Следующая

Замаскировавшись метрах в ста от крайнего штабеля ящиков, десантник почти полчаса наблюдал за импровизированным складом. Ну, тут особых проблем не предвидится: охраняют его всего четверо, так что проникнуть внутрь можно без особых проблем. Достаточно дождаться, когда ближайшая пара фрицев, встретившись, начнет расходиться, и у него будет почти четыре минуты чистого времени. А уж затаиться между плотно стоящими друг к другу штабелями и вовсе проще простого, никакого освещения нет и в помине. Так, с этим разобрались, теперь стоит подобраться поближе к палаткам – вдруг чего важного углядит. Раз «Шторьх» не стали убирать с летного поля, значит, улетит он только с рассветом – вряд ли немцы решатся подниматься в воздух в темноте, да еще и с какой-то важной птицей на борту. А потом, видимо, и штурмовики на вылет пойдут, недаром же их заранее заправили и снарядили. Отсюда какой вывод? Правильно – вся ночь в его распоряжении.

Подобравшись поближе к палаточному лагерю, Леха нашел подходящее местечко и оборудовал наблюдательную позицию, предполагая, что пролежать придется достаточно долго. С этой точки он видел большинство палаток, скудно освещенных подвешенными над входами тусклыми электролампами, запитываемыми от негромко гудящего где-то в зарослях бензинового генератора. Немцев вокруг практически не было – время ужина прошло, и летуны поспешили завалиться спать. В принципе понятно, ночи в июне короткие, а подъем часов в пять, с рассветом, чтобы к шести машины уже прогревали моторы, готовясь к вылету. Штабная, судя по застывшему у входа часовому, палатка располагалась дальше других, но ничего интересного десантник там не рассмотрел. Пару раз выходили на перекур офицеры в расстегнутых френчах, да однажды денщик занес внутрь несколько котелков и какую-то корзину, определенно тоже со снедью или выпивкой. Поздний ужин у господ офицеров, видать. Автомобиль, кстати, так и не вернулся – прилетевший на «Аисте» фриц остался ночевать на аэродроме.

Однако насчет долгого ожидания парень ошибся. Не прошло и получаса, как в его сторону двинулись двое немцев, судя по накинутым на фельдграу замызганным фартукам, местные кашевары. О чем-то негромко переговариваясь, фрицы тащили двухметровый шест с подвешенными к нему солдатскими котелками. В не занятой ношей руке один нес пару здоровенных алюминиевых кастрюль, другой держал плоскую коробочку электрического фонарика, подсвечивая путь слабым желтоватым светом. На плече правого болтался в такт неспешной ходьбе карабин. Гляди-ка, хоть и тыловики, а про безопасность помнят! Ну, и какого хрена им тут нужно? Повара протопали метрах в пяти от вжавшегося в землю Алексея, уверенно направляясь в лес, откуда вскоре послышался плеск воды и звяканье посуды. Ага, вот оно что – где-то там водоем, в котором они отмывают котелки с прочими кастрюлями. Ладно, подождем, вряд ли они долго провозятся.

Минут через двадцать звуки стихли, но возвращаться обратно немцы отчего-то не спешили. Выждав еще немного времени, Степанов забеспокоился: ну, и чего они там делают в такое время, блин? Что, спать совсем не собираются? А ведь кашевары в любой армии поднимаются еще до общей побудки, спеша приготовить завтрак. Может, они эти, которые с приставкой «гомо»? Ну, а что, в просвещенной Европе содомией никого не удивишь, это у них еще со Средних веков пошло, достигнув пика к началу двадцать первого века. Традиция, можно сказать, угу… тьфу, мля, мерзость какая. Свалить по-тихому? Или сползать, глянуть, что к чему? Лучше свалить, но стоит ли оставлять их за спиной? На обратном пути есть шанс снова на них наткнуться – иди знай, сколько они там просидят, – и вовсе не факт, что удастся вовремя в кустах затаиться…

Поколебавшись, парень неслышно пополз вперед, за несколько минут добравшись до цели. Вглядевшись в тускло освещаемое лунным светом и стоящим на камне фонариком пространство, едва не расхохотался. Усевшись на перевернутые кастрюли и разложив на куске брезента немудреную закуску, гитлеровцы тупо… бухали! Ага, именно бухали, передавая друг другу негромко булькающую фляжку! Привычное и родное зрелище настолько умилило Леху, что он даже мельком устыдился в глубине души – ну, вот, нормальные мужики, а он их в педерастии, понимаешь ли, заподозрил! А ребята просто решили пропустить на сон грядущий по соточке-другой подальше от командования. Ладно, хрен с ними, переиначивая крылатую фразу из старой кинокомедии, «алкоголики – не его профиль». Пусть себе бухают, у него и без того дел полно…

И в этот момент один из немцев вдруг поднялся на ноги и, заметно пошатываясь, потопал в сторону куста, под которым укрылся десантник, по пути расстегивая гульфик армейских штанов. Твою ж мать, как же не вовремя ему по малой нужде приспичило! И какого он хрена именно этот кустик оросить решил, морда фашистская?! Неужели других в лесу мало?

Торопливо отодвигаясь в сторону – не хватало только, чтоб его, российского десантника, разведчика-диверсанта, какой-то пьяный гитлеровец обоссал, вот будет стыдоба! – Леха угодил локтем на незаметную в траве сухую ветку, треснувшую в ночной тишине, будто выстрел. Бросив возиться с пуговицами на ширинке, фриц испуганно обернулся к товарищу и что-то сказал, тыча рукой на прислоненный к дереву карабин. Второй кашевар рванулся к оружию, однако зацепился ногой за стоящие аккуратным рядком нанизанные на шест котелки и едва не навернулся на землю, громко выругавшись при этом. Вряд ли бряцанье алюминиевых посудин и выкрик немца могли расслышать в лагере, но вот если он доберется до винтаря, да еще и пальнет сдуру – тогда точно пиши пропало. Спалится Леха Степанов ни за грош, еще и летуна паровозом за собой потащит. Блин, и нафига он вообще за ними поперся? Вот же непруха…

Следующие события заняли всего несколько секунд. С силой оттолкнувшись от земли, десантник рванулся к ближнему немцу, на ходу выдергивая из ножен штык. На этот раз все оказалось не так, как на шоссе: не цельное кино, где события хоть и происходили с сумасшедшей скоростью, но следовали одно за другим, а словно нарезка отдельных кадров, намертво впечатавшихся в память. Ошарашенные, готовые вылезти из орбит глаза гитлеровца; раззявленный рот вот-вот вытолкнет наружу крик, но левая рука десантника уже захватывает толстую шею в локтевой захват, разворачивая его спиной к себе, а правая наносит короткий удар ножом в грудь. Существующее в некой параллельной реальности сознание автоматически фиксирует едва слышный треск пробиваемых мышц, хруст скользнувшей по ребру стали и короткую судорогу, на миг выгнувшую назад тело противника. Разжать захват, оттолкнуть труп, перескочить через оседающее на землю тело. Второй немец, похоже, еще не понял, что происходит, ошалело крутя головой. Да и темно вокруг, маломощный фонарик упал линзой вниз, погружая крохотную полянку в темноту. До него метров десять, которые Леха преодолевает тремя прыжками за считаные доли секунды. Взвизгнув – сознание отчего-то четко фиксирует этот сдавленный звук, – гитлеровец пытается схватить оружие, но не успевает. Словно стремясь ему помочь, десантник с силой толкает противника вперед, заставляя упасть, и обрушивается на спину обоими коленями. Что-то хрустит, немец пытается закричать, но не может – удар выдавил из легких воздух. Рука с оружием резко опускается вниз, по самый фиксатор вгоняя штык в поясницу. Короткий проворот лезвия, немец хрипит, несколько секунд дергаясь в агонии, – и затихает, лишь изредка подрагивая всем телом – но все реже, реже…

Время возвращается к привычному течению, и Леха, отпустив липкую от крови рукоять, тяжело валится на бок рядом с поверженным противником. В ушах оглушительным барабаном бухает пульс, сердце словно всерьез вознамерилось проломить грудную клетку и выскочить прочь, но ему мешают неподатливые ребра. Спустя пару секунд сердцебиение немного успокаивается, уровень выброшенного в кровь адреналина спадает, и парня начинает ощутимо колотить. Странно, когда вчера стрелял в мотоциклистов, ничего подобного не было, а тут накатило…

Взгляд падает на торчащую из тела гитлеровца рукоятку штыка, и парень торопливо отползает в сторону, пытаясь взять себя в руки. Удается это не сразу – минуты три пришлось просидеть без движения с закрытыми глазами, окончательно приходя в себя. Не глядя на убитого, Леха выдергивает нож – лезвие выходит легко, почти без сопротивления, и от этого к горлу подкатывает вязкий комок и начинает тошнить, – и торопливо бредет к ручью, где долго отмывает оружие и руки от липкой крови, зачерпывая со дна песок. Хорошо, хоть темно вокруг и кровь выглядит вовсе не страшно, просто темные пятна на лезвии и коже. Вот только запах, с некоторых пор ставший ему таким знакомым…

• Предыдущая
• 22/51
• Следующая