Чужой счет - Бегларян Ашот - Страница 26
- Предыдущая
- 26/29
- Следующая
— Тогда я был очень молод, горяч и опрометчив! — Артур Борисович снова заговорил.
— Мне казалось, что везде, за каждым углом, затаилась измена, что все тычут в меня пальцем и смеются. Я не знал, куда себя деть… Тут весьма кстати призвали в армию. Это было настоящее спасение! Тогда страна советов была одна общая, необъятная родина, и на распределительном пункте я попросился на крайний север, как можно дальше от моей с тобой настоящей родины. Просьбу мою работники военкомата приняли с удивлением и нескрываемой радостью… После службы остался здесь…
Зам притушил сигарету в пепельнице в виде птичьего гнезда, обвитого змеей. Ее, по всей видимости, искусно смастерил кто-то из заключенных, используя сподручный материал, природу которого сразу трудно было определить.
— Короче говоря, я бежал, не оглядываясь. Бежал с глубокой и незаживающей раной в сердце, ища прибежища и успокоения на чужбине. Ведь тогда родной край ассоциировался у меня с моей нелепой любовью…
Глава 24
Очень часто, слушая того или иного собеседника, Артем невольно цеплялся за его слова, задумываясь о чем-то своем, подспудно его волновавшем. Сейчас он пытался понять, почему почти все встречавшиеся до сих пор ему люди — и стар, и млад, говоря о женщине самое разное, часто полярное (кто-то настойчиво советовал держаться от них подальше, кто-то, наоборот, чаще и ближе общаться с ними), неизменно отзывались о них, как о существах роковых, причем с отрицательным смыслом. А ведь по собственным наблюдениям Артема все обстояло наоборот — не женщина, а мужчина часто нес в себе разрушение: его отец, рябой участковый, студент Квазимодо, да и он сам с его нелепой робостью и в то же время необъяснимой агрессивностью…
— Страсть к женщине подобно огню. Если ты его контролируешь, она согревает, если нет — сжигает, — продолжал тем временем Артур Борисович. — Конечно, несуразная моя любовь помогла мне в определенном смысле: я добился своего, дослужился до подполковника. Но не зря говорят, что чужая невеста всегда кажется краше. В действительности все оказалось мишурой: должность, положение, привилегии…
Думал, уйду далеко, и родина перестанет даже сниться мне. А она все снится и мерещится. Родина, как нога или рука, органическая составная человека. А чужбина похожа на протез — каким бы качественным он ни был, никогда не станет полноценной заменой живой части организма… Знаешь, что я любил больше всего в отрочестве? Ездить на лето к бабушке, лазить по тутовым деревьям и лакомиться сочными сладкими ягодами. Особенно мне нравилась немного перезрелая тута, она словно вбирала в себя солнце, в ней чувствовался аромат и вкус лета… А еще я соскучился по вкусу горной родниковой воды… Как это было давно!..
С минуту длилась пауза. Слышался лязг замков и цепей открывающихся и почти тут же захлопывающихся железных дверей. Новый ключник вовсю орудовал своим нехитрым орудием.
— От судьбы, все равно, не убежишь… — Артур Борисович снова закурил. За стеклом разыгралась вьюга. Она, казалось, смеялась над его южными мечтами. — Когда-нибудь в открытом поле ты встретишь маленького человечка. Он посмотрит в упор на тебя суровым взглядом, и ты, по глупости и самонадеянности своей, примешь это за вызов и схватишься с ним. Ты попытаешься свалить его. Но он глубоко врос своими ногами-корнями в землю, и из его крепких объятий теперь уже ты не можешь вырваться… Это и есть твоя судьба, и никуда от нее не деться: ты в ее руках, она — в твоих.
Артур Борисович неожиданно запел, затянув грустную армянскую песню о потерянной любви: "Я полюбил, а яр [3] мою увели…" Артему стало по-настоящему жаль его.
Умудренный опытом земляк, казалось, достигший достаточного успеха в жизни (успеха, о котором Артем еще только мечтал), теперь уже не представлялся ему, как раньше, неким рыцарем без страха и упрека. Теперь глаза его заволакивали слезы. Он плакал, как ребенок…
— Умирать все равно поеду на родину, — как-то обреченно произнес Артур Борисович.
Наконец он посмотрел на полные стаканы.
— Впрочем, что это мы все о грустном?.. Жизнь еще не раз придушит, чтобы напомнить нам о смерти, но отпустит в самый последний момент. Надо быть сильным и готовым ко всему… Вот что я подумал: тебе необходимо продолжить образование, да и диплом пригодится. Готовь бумаги, мы поможем тебе устроиться в университет на заочное отделение. Теребить особо не будут — раз в полгода поедешь сдавать экзамены… Ну давай, за тебя и твои успехи!..
Они чокнулись, выпили, и на миг Артему показалось, что Родина, давно уже ставшая для него абстрактной категорией, вдруг приблизилась, обретя плоть и кровь.
Глава 25
Уже через полтора месяца Артем был зачислен на заочное отделение юридического факультета университета ближайшего города, расположенного в сотне километров.
Вновь во всей своей силе ожили прежние мечты, которые чуть было не погибли подобно птице, замерзающей в местные 50-и градусные морозы прямо в воздухе и падающей камнем вниз. Воображение рисовало самые лестные картины: вот, вернувшись на родину с погонами полковника могучей державы, он заставит всех на своей маленькой родине разинуть от изумления рты. Встречные почтительно кланяются ему, молоденькие женщины улыбаются и оборачиваются вслед, любуясь его статной фигурой и необычным мундиром. Его принимает сам президент, который вызывает старика-министра внутренних дел для знакомства с молодым перспективным полковником. Тот в свою очередь предлагает ему должность одного из своих заместителей. Скорее с улыбкой иронии, чем благодарности Артем принимает предложение… А через год-два, глядь, и он — в министерском кресле. «Вот тогда будем решать вопросы. Вот тогда кое-кем займусь всерьез…» — страстно подумал он.
Однажды по дороге в университет, как раз в тот момент, когда Артем в очередной раз в своем воображении примеривал генеральский мундир, его остановил патрульный сержант.
— Уважаемый, — милиционер издалека поманил его, деловито щелкнув большим и средним пальцем высоко поднятой руки, по-всей видимости, узнав в нем кавказца (Артем был в штатском). — Документики!
Артем, которому такое обращение до поступления на службу было привычным, сначала невольно сжался, готовясь к защите, потом, словно внезапно вспомнив что-то, выпрямился и с вызовом посмотрел на милиционера.
— А ну представься, сержант! — Артем встал на дыбы, тыча милиционеру в нос свое лейтенантское удостоверение. — За кого ты меня принял? Или за черномазого считаешь?! Меня — российского офицера?!
С минуту он менторским тоном отчитывал явно опешившего патрульного, бросив напоследок:
— Тебе повезло, что я сегодня добрый!
Артем удалился, довольный собой и вдохновленный тем, как приструнил сержантика…
С некоторых пор он завел себе привычку анализировать свое недавнее прошлое: с каждым годом и даже месяцем он относился с иронией и недоверием к «прежнему себе», считая на данный момент себя более зрелым и мудрым. «Вот бы тогда теперешний мой ум!» — говорил он себе, разбирая ту или иную ситуацию, тот или иной свой поступок. О прежнем же Артемке-изгое он вообще стеснялся вспоминать.
Глава 26
Несмотря на успехи по службе, вопрос нормального жилья оставался для Артема нерешенным. Тесная и сырая комната-камера, где он жил, не только морально давила, но отражалась и на здоровье. У Артема постоянно болели суставы, однажды схватили почки, приковав почти на неделю к постели. Помимо всего прочего Артем опасался, что отсутствие постоянной прописки и жилья на определенном этапе могут стать серьезной помехой для карьеры.
Тут совершенно случайно Артем узнал, что неподалеку от университета, где он заочно обучался, живут его земляки — брат с сестрой. Он стал интересоваться…
3
Яр — любимая.
- Предыдущая
- 26/29
- Следующая