Военная контрразведка от «Смерша» до контртеррористических операций - Ефимов Николай Николаевич - Страница 13

Было это в мае 1944 года. На ноги поставили и контрразведку, и войсковую разведку. События развивались так. Вскоре из Румынии вылетел тяжелогруженный Ю-290. Пролетев над Черным и Азовским морями, он миновал Ростов и приземлился около степного калмыцкого поселка Утта. На его борту было 24 диверсанта во главе с капитаном фон Шеллером. Самолет также доставил радиоаппаратуру, оружие, инженерную технику, запасы продовольствия. Целью «визита» было создание базы для приема других самолетов с эскадронами «калмыцкого воинского соединения доктора Долля».

Подразделения ПВО засекли самолет на подходе к Ростову. В воздух поднялись перехватчики, но обнаружили «Юнкерс» уже после приземления и расстреляли из пушек и пулеметов на земле. Тем временем к месту посадки выехали оперативные группы контрразведчиков. Одна из них, под руководством майора Друзина, вступила в бой с диверсантами. Трое членов экипажа и четверо диверсантов были убиты, остальные, в том числе и Шеллер, взяты в плен.

Шеллера допрашивал начальник контрразведки «Смерш» округа. Опытному генералу удалось в короткий срок выяснить у пленного цель операции и заставить его передавать в свой разведывательный орган дезинформацию, подготовленную военными контрразведчиками.

Вот почему немцы продолжали кропотливо готовиться к операции. Эту работу они начали с конца мая и вели до середины августа. Соответственно готовились и наши контрразведчики, а также пограничники и авиаторы. В районе села Яшкуль были подготовлены посадочная площадка длиной два километра, домик для радиостанции и командный пункт для руководителя операции. Все тщательно маскировалось. Поперек полосы через каждые 200 метров были вырыты глубокие рвы-ловушки для самолета, которые тщательно маскировались.

По окружности аэродрома были оборудованы огневые точки. Тщательно продумывались и схема обороны, порядок захвата самолета, действия каждой группы в борьбе с десантом.

Самолет «Фокке-Вульф-200» появился над посадочной площадкой 10 августа 1944 года в два часа ночи. Он долго кружил в небе. Несмотря на зажженные аэродромные огни, на посадку не шел. Потом выбросил парашютиста — это оказался лейтенант из корпуса доктора Долля по кличке Ящур. На земле его встречал руководитель группы захвата лейтенант Петренко, выдававший себя «повстанцем». Ящур захотел осмотреть посадочную полосу и сказал, что только после этого согласится дать условный знак на посадку.

Контрразведчику пришлось проявить немало изобретательности и упорства, прежде чем Ящур выдавил из себя:

— Включайте фонарь желтого цвета!

Дальше все пошло по плану контрразведчиков. Как только «фоккер» пошел на снижение, группа захвата скрутила Ящуру руки.

Военно-транспортный самолет приземлился, не выключая моторов. Из него сбросили трап, по которому спустились двенадцать человек. Навстречу им с группой захвата пошел войсковой начальник Васильков, обеспечивший техническую сторону чекистской операции.

— Ящур, Ящур, ты здесь? — окликнул кто-то.

Не получив ответа, диверсанты открыли огонь. Разгорелся ночной бой. Тяжелый транспортник стал разворачиваться для взлета, но угодил колесом в ловушку, завалился на бок и уперся крылом в землю. С его хвоста резанула длинная пулеметная очередь.

В ответ раздались выстрелы противотанковых ружей. Самолет охватило пламя. Диверсанты под прикрытием дымовой завесы пытались уйти в степь.

Допросили пленного Ящура. Тот сообщил, что в самолете было тридцать членов команды плюс пять — экипаж и еще два офицера. Подвели итог боя: убито пятнадцать диверсантов и два члена экипажа. Значит, остальных надо искать в степи.

Их нашли только на третьи сутки, уже в районе действия банды Огдонова.

Подполковник в отставке Николай КАБАКОВ

Летом 1944 года, когда наши войска вели бои за освобождение Польши, я был начальником особого отдела 47-й гвардейской стрелковой дивизии. Конечно, противник тогда пытался предпринять всяческие меры, чтобы задержать наше продвижение, в том числе путем совершения диверсий на коммуникациях. Кое-что, надо признаться, ему удавалось сделать. Вот почему из управления «Смерш» 1-го Белорусского фронта нам было передано указание сосредоточить главное внимание на противодиверсионной деятельности. Хотя мы и раньше уделяли ей внимание, но с такой остротой вопрос не ставился.

Дивизия к этому времени дислоцировалась в районе Люблина — принимала пополнение, готовилась к броску на Вислу. Вместе с командиром соединения гвардии генерал-майором Василием Минаевичем Шугаевым мы проработали маршрут — полосу наступления, определили согласно ориентировкам и нашим разведданным, где имеются разведывательные подразделения противника, карательные подразделения, какие объекты в нашем тылу могут быть выбраны немцами для совершения диверсии.

Мы выделили пять таких уязвимых мест, в том числе железнодорожный узел, по которому шел основной поток грузов для готовящейся наступательной операции. В эти населенные пункты были направлены оперативные группы по 7-10 человек во главе с оперативным работником, чтобы скрытно вести наблюдение за объектом, а в случае появления подозрительных лиц разбираться, не являются ли они диверсантами.

Группу, направленную к тому самому важному железнодорожному узлу, возглавлял старший оперуполномоченный капитан Голубцов. Один или два человека в ней были военнослужащие из «Смерша», остальные — из разведподразделения полка.

Довольно скоро в районе объекта, наблюдаемого Голубцовым, появилась дрезина, а в ней — офицер. Его, конечно, остановили, попросили предъявить документы. Офицер без всяких лишних вопросов предъявил все положенные документы, в том числе и командировочное предписание за подписью начальника штаба фронта. Это был представитель железнодорожных войск нашего 1-го Белорусского фронта, который ехал на узел, чтобы определить, насколько он подготовлен к приему большего количества боеприпасов и других грузов для наступающей группировки.

Хотя документы сомнений не вызывали, но Голубцов заколебался, обратив внимание на одно обстоятельство: в ориентировке, которую мы получили, наряду с другими признаками экипировки диверсантов фигурировал ранец. У этого офицера как раз и был ранец. Это вызвало подозрение, но так как все остальное было в полном порядке, то железнодорожника пропустили следовать по назначению. Однако доложить мне об этой встрече Голубцов лишним не посчитал…

А буквально на следующий день в этот же самый район прибыла группа из семи бойцов во главе с офицером. Эти люди имели задачу сбора новых образцов немецкого вооружения в период наступления — трофейная такая команда. Старший ее предъявил оперативному работнику документ за подписью начальника штаба фронта — требование, чтобы все командиры и начальники оказывали этой трофейной команде всяческую помощь в выполнении поставленной задачи. И офицер, и все его бойцы имели за спиной ранцы.

Нужно ли объяснять, что эта группа сразу же вызвала у капитана Голубцова подозрение? Но виду наш сотрудник, конечно, не подал. Поскольку же ему была высказана просьба о содействии, то он на нее охотно откликнулся.

«Хорошо, — сказал он. — Тут у нас недалеко штаб, я вас с ними свяжу, вы договоритесь, как будете действовать.»

Посадил бойцов и командира на проходящую штабную машину и привез их всех ко мне в землянку. А так как он уже доложил мне насчет ранца у вчерашнего офицера, то и у меня сразу же возникло подозрение, что с этими «трофейщиками» надо разобраться повнимательнее…

Сначала я попросил документы, и офицер охотно мне их предъявил — свое удостоверение, командировочное предписание, просьбу и указание начальника штаба фронта оказать помощь.

Когда я стал их просматривать, то сразу обнаружил отдельные подозрительные признаки, которые были указаны в ориентировке. В частности, в удостоверении личности скрепки были нержавеющие (помните, у Богомолова «В августе 44-го» — там как раз об этом говорится), буквы некоторые написаны не так. В общем, в конце концов я обнаружил четыре подозрительных признака, и никаких сомнений у меня не было, что это диверсанты.