Гномий Клинок - Морозов Дмитрий Витальевич - Страница 59

Элана передёрнуло. Он торопливо спрятал руки за спину и нерешительно посмотрел на неподвижно лежащую глыбу.

— Предлагаешь мне поднять её усилием воли? Но я не джедай и понятия не имею…

— Ты не имел никакого понятия о многих вещах, однако научился же! Как монетки себе в карманы из земли вытряхивать, так ты первый, а тут — в кусты?

— То маленькая монета, а тут — такой громадный валун!

— Принципиально — никакой разницы! Попробуй!

Хранитель обречённо вздохнул, подошёл поближе к валуну, встав поустойчивей — словно и правда собирался поднимать огромный груз — и напрягся, глядя на валун. Никакого результата. Ладно, как он делал с монетами? Элан обернул камень энергией, наложив побольше слоев — и рывком потянул её вверх, опираясь на силу находящейся под ним горы. Оранжевая глыба вздрогнула, взбаламутив водную гладь — и нерешительно поползла к вершине, разбрызгивая ручейки.

— Куда её?

— Вон, над головой, дыра в скале — видишь, откуда её сбросили. Главное, перекинуть через край, чтобы покатилась по склону. А потом пусть с ней рунные маги разбираются!

Сила стремительно уходила — неподъёмный камень, казалось, весил несколько тонн. К тому же хранитель чувствовал, как под действием тёмной энергии истончается его собственная «сетка», в которую он обернул изделие купеческих магов. Тонкая ткань энергий рвалась, как гнилое сукно, и Элан с ужасом чувствовал, что сейчас его страшный груз рухнет вниз, раскалываясь на куски — и концентрация яда в реке станет запредельной.

— Неужели всё, что я делал, зря? Какой-то камень будет спорить с силой народа гор! Хранителя захлестнула волна гнева, огненной волной она прошлась по жилам, вынуждая кровь вскипеть и тело там, внизу, под ногами, выгнуться эльфийским луком, заставляя сжать губы и раскрыть глаза. Камень рывком пошёл вверх, переваливаясь через край колодца — и последнее, что увидел Элан перед пробуждением — это лучи солнца, брызнувшие из-под развороченной земли…

Каменная дверь, аккуратно повешенная на стальных петлях, сделанная на века и изукрашенная причудливой резьбой, разлеталась от удара голой руки. Кристальный пепел, уже занявший привычное место в спине Элана, только пожал плечами, скользнув холодком вдоль позвоночника — кто он такой, что бы мешать хранителю, идущему путём драконьего гнева.

Коридоры и галереи мелькали она за другой, ошарашенные гномы провожали удивлённым взглядом несущегося куда-то человека — полураздетого, всклокоченного, с пылающим лицом.

Спор в зале грибниц к тому моменту уже закончился. Несколько стражников торопливо вязали руки посмевшему встать на пути старейшин, спасающих свой народ, а рунные маги, поднявшие свои посохи, упрямо выискивал в толще стен малейшие следы нарушителя, когда парадные двери, запертые в целях сохранения таинства, дрогнули. Послышался резкий удар, затем сияющий клинок прочертил в тяжёлых створках ровный полукруг и в образовавшееся отверстие протиснулся человек.

Старейшины посмотрели друг на друга, на запыхавшегося Элана, стоящего на обломках двери, — и повернули назад. В произошедшем стоило разобраться…

Дорога к побережью оказалась вполне удобной, хотя и непривычной. Элан, как и любой представитель технической цивилизации, был уверен, что с комфортом ехать можно только на машине, имеющей двигатель, по широкой и удобной трассе — и дорога народа молотов для него была открытием. Прямой, гладкий тоннель, пробитый под небольшим устойчивым наклоном обеспечивал ровное, быстрое движение вполне комфортно устроенной тележки, внутри которой лежали меха и горел небольшой светильник. Мастер перемещения — пожилой важный гном с окладистой бородой, чаще всего кемарил, прикрыв глаза. Основная работа его начиналась, когда машина оказывалась слишком глубоко. Тогда он просыпался, поворачивал в сторону каких-то непонятных платформ — и странные лифты быстро и легко поднимали диковинный снаряд как можно ближе к поверхности, после чего движение продолжалось.

— Гордитесь! Очень давно ни один человек не ступал на подземные дороги народа молотов. Всего за несколько дней вы окажетесь на побережье, у северной стороны Орлиной гряды.

Элан кивнул. Бланд, вызвавшийся проводить его до побережья, смотрел пристально — но говорить не с кем не хотелось и хранитель лишь откинулся на неудобную спинку, прикрыв глаза. Тут же перед ним встали картины принесения присяги: сосредоточенные гномы, грозно поднимающие свои секиры, фиолетовые молнии, вылетающие из-под его рук, и низкий рокот голосов:

— Народ молотов клянётся в верности Элану, очередному хранителю фиолетового предела…

Была в этом какая-то неправильность — однако кристальный пепел молчал, принимая слова клятвы.

— Бланд! Я только сейчас сообразил: Вы принесли присягу не хранителю! Вы её принесли лично мне!

Пожилой гном спрятал ухмылку под складками бороды.

— Заметил! Ты был так ошарашен чертогом королей и торжественностью церемонии, что ничего удивительного… Народ гномов никогда не пойдёт за титулом — но всегда готов признать достоинства отдельного человека. Слишком это легко: ты создаёшь монарха, президента, вождя, внушаешь всем почтение к трудной работе того, кто занимает это кресло — а потом знай возводи на него одного неумёху за другим — пусть создают видимость власти, общаясь со своим народом и устраивая торжественные приёмы — и под этим балаганом незаметно, как страна медленно рушится, словно известковый валун, попавший в бурную реку. Вначале медленно и неприметно, а потом всё быстрей и стремительней — пока наконец не рухнет под стремительным напором, расколовшись на несколько кусков, на радость жадной воде…

— А если я уже после принесения вами присяги вдруг изменюсь и начну думать не о всеобщем благе, а о собственном кошельке?

— Ты — вряд ли. Но такие случаи бывали, и не раз. Если правитель не видит дальше сегодняшнего дня, он может предать интересы своего народа, прикрываясь красивыми словами и творя измену скрыто. Он даже может суметь выйти сухим из воды, заставив замолчать тех, кто знал о его преступлениях. Но он смертен — этим всё сказано.

Бленд замолчал, раскуривая крохотную трубку — сладковатый запах непонятных трав тут же повис в воздухе, щекоча ноздри. Элан не выдержал паузы.

— И что? Вы думаете, он пострадает после смерти?

— Мы знаем. Сколько бы он не украл, как бы не швырялся деньгами и не роскошествовал — ничего из этого он не сможет взять с собой — за порог смерти денег не берут, зато груз несделанных дел и совершённых ошибок повиснет на шее тяжким ярмом, лишая его даже крохотной надежды…

— Но разве он не работал, будучи во главе государства? Кто судит так строго?

Видящий народа молотов помолчал, глядя вдаль.

— Ты любишь подарки?

Элан улыбнулся.

— Кто ж не любит полученного просто так?

— Ничего не даётся даром. Подарки бывают белыми и чёрными. Чёрный — это подарок боли и страданий, который делает тебя сильней и лучше. Он даётся за твои ошибки — это урок, который ты должен усвоить. Таков подарок чёрной луны — и он честен, ибо после него любой становиться лучше. Но есть ещё белая луна — и её награды очень коварны. Когда на тебя сваливается должность, выигрыш в лотерею, возможность жить легко и безбедно — это испытание. Оно опасно видимым отсутствием последствий за твои решения. Устроить из работы синекуру, воровать понемногу, брать взятки или откаты — у тебя тысячи вариантов, как распорядиться подаренным тебе. Вначале совсем немного, потом больше — и вот уже, осмелев от безнаказанности, человек смело хватает всё, до чего может дотянуться, с презрением поглядывая на менее расторопных людишек, искренне презирая их за глупость, именуемую честностью. Но белая луна коварна — её подарки — это тоже испытания. И вот уже ты чахнешь от неизвестных болезней, худеешь, не в силах вырваться от тобой же созданного круга, твои дети смотрят на тебя с ненавистью, ожидая, когда же ты скорее умрёшь, что бы не мешать им побыстрей уничтожить твой род излишествами и роскошной жизнью. А порог, за которым тебя ждут смерть и совесть, всё ближе. Нет, от подарков Белой луны лучше отказаться, если не уверен, что ноша тебе по плечу — потому что последствия твоих решений скажутся не только на тебе, но и детях и внуках.