Супружеская жизнь - Базен Эрве - Страница 31

• Предыдущая
• 31/65
• Следующая

— Нет-нет, я не могу этого видеть! Чтоб ты еще и посуду мыл за меня.

Какая поучительная сцена, особенно если вспоминаешь о ней в связи с той ссорой, что была вечером.

Разумеется, и уговорами, и поцелуями, и объятиями я попытался добиться мира, тем самым способом, при котором мы рискуем спустя девять месяцев еще больше ухудшить свое положение.

Из чувства обиды, смешанной с тревогой, Мариэтт отталкивала меня, но наконец смягчилась и стала нежной.

— Ну вот, сделай мне еще одного, и тогда придется работать восемьдесят часов в неделю.

И затем, заставив упрашивать себя, взбудоражив этим и себя и меня, она пылко предалась обычным радостям, чтоб потом заснуть тяжелым сном еще более утомленной женщины. И чтоб около полуночи опять вскочить, рвануться в детскую, убаюкать или поднять и посадить на горшочек плод нашей прежней близости.

Все приводится в порядок, все сберегается. То, что говорится о действующих лицах, может быть сказано и об окружающих их вещах. То, чем Мариэтт владеет, со временем начинает владеть ею самой. По своей неопытности она слишком много выбрасывала, но врожденный здравый смысл взял верх.

Мариэтт не все сохраняет, как некоторые хозяйки. Так, из оберток она сохраняет лишь упаковку блестящую, отливающую свинцовым блеском, навощенную, сверкающую от фальцовки, или же золоченую бумагу (чтобы заворачивать в нее подарки к елке), либо же прозрачную или «серебряную» бумагу, разглаженную ложкой.

Она собирает мешочки из пластика, если у них есть застежка-молния. Она сберегает картонные коробки и вставляет их по размеру одна в другую, если еще не решила, как их употребить, но уверена, что они пригодятся ей. У нас в обиходе часто бывает сухое печенье, ничем, правда, не примечательное, но в одной из местных лавок оно лежит штабелями и его нам присылают в больших жестяных коробках, где это печенье уложено в восемь рядов. Так у нас появилась специальная коробка для мыла, в другой, такой же, лежат консервы: сардины, анчоусы и тунец, в третьей коробке находится мастика.

Мариэтт сохраняет все, что удается распутать: бечевки, ленточки из бумаги, шнурки из рафии, всякие веревочки — простые, крученые, плетеные.

— Не режь! — кричит она, если я нахожусь дома, когда приходит какой-то пакет.

Она всегда радуется, если удается развязать самые ужасные узлы, — вот и готово! — будет еще один клубок веревки в четвертой коробке из-под печенья, ярлыка на ней нет, но ее легко найти, она лежит справа, на самой верхней полке шкафа для всякой всячины, чтобы до нее добраться, надо встать на стул.

Мариэтт не может устоять также перед всякими бантиками на покупках, быстро их развязывает и превращает в рулончики шелковой ленты. Она хранит пуговицы: маленькие — в целой батарее тюбиков из под аспирина; пуговицы побольше держит в стеклянной банке из-под маринованных слив, и через стекло можно увидеть, найдется ли там подходящая пуговица для пальто вместо потерянной, не выкладывая содержимого банки на стол. Мариэтт сберегает и кое-какие баночки от варенья, некоторые бутылки, особенно литровые, удобные для измерения емкости. Она до отказа загромоздила шкафчик с медикаментами, одна полочка, правда, отведена для необходимейших средств, зато другие просто ломятся от всяких баночек, пузырьков с разными снадобьями, и порой уже не узнать, в каких случаях применяют то или это. Но все они хранятся как некий магический резерв, гарантирующий весьма сомнительное спасение от любых недугов и бед.

Теперь она стала сберегать остатки еды. В холодильнике почти никогда не хватает места разместить продукты, принесенные с рынка. Ведь для каждой оставшейся от обеда котлетки или косточки нужна отдельная тарелка. Хорошая хозяйка сольет вчерашний суп и сегодняшний и смесь превратит в суп для завтрашнего обеда.

Мариэтт сохраняет кулинарные рецепты, следит за сообщениями под рубрикой «Обмен опытом», все это вырезает и наклеивает в тетрадь.

Жареная рыба будет еще больше хрустеть, если ее предварительно обвалять не в муке, а в крахмале.

Если дверь скрипит, приподнимите ее и натрите петли графитом.

Улиток раскладывайте на слое крупной соли, перед тем как ставить их в духовку: если они уложены аккуратно, то останутся сочными.

Если комнатное растение чахнет, значит, в горшке завелся червь. Положите поверх земли кусочек яблока, червь выползет наружу.

И таких советов у нее двадцать страниц, полезность их сомнительна, но все это свидетельствует о кропотливом старании моей жены и смирении (я ничего не знала, буду знать все) и о том, что она увязла в этой приманке — собирать всякую мелочь, ведь это стало у нее просто призванием.

К счастью, в дополнение к бережливости у нас завелся в доме порядок.

Те, кто любит хранить, поневоле должны стремиться к порядку! Всем известно, как бывает у старушек, окруженных множеством скопившихся вещей. У более молодых, еще не накопивших хлама, беспорядок может быть организованным, тут и лень играет роль, и пристрастие к розыскам. Розыски какого-нибудь предмета придают ему значительность, наделяют его свободой воли, собственным бытием. Порядок же сковывает его, делает бездушным. Разыскать то, что прячется, доставляет удовольствие; даже у самых аккуратных женщин всегда есть такие вот дорогие им растяпы, вещи, не имеющие постоянного места, маленькие бродяги, убегающие то из кармана, то из сумки, озорники, которых никак не удается дисциплинировать.

— Ну где же он, этот ключ?

Речь идет о ключе от входной двери. Дважды в день Мариэтт его теряет, дважды в день снова находит. Ключ, пилочка для ногтей и ножницы — это самые шалые вещи в доме. Все остальное легче подчиняется порядку.

Порядок, установленный Мариэтт, по правде говоря, невозможно оспаривать. Поначалу я считал, что он заключается в полной перетасовке вещей и предназначен для того, чтобы почувствовать себя полной хозяйкой, а людей, привыкших к прежнему расположению, поставить в тупик, дабы они, а прежде всего я, попали в полную зависимость. Да, было и такое желание. И все же будем справедливы: Мариэтт хотела также освоить новое пространство, изменить прежний порядок, иметь свои ориентиры, проложить муравьиные тропы. Всякий порядок — это прежде всего торжество собственной памяти в зоне твоего влияния. Всякий порядок зависит также от конкретного предмета. Свои вещи я люблю размещать в шкафах, для этого созданных, галстуки — на специальной подвеске, судебные материалы — в стойке-классификаторе. Я сторонник установленных порядков.

Мариэтт скорее склонна все приспосабливать. И если порядок, которого придерживалась моя мать в этом доме, не подходит моей жене, стало быть, иначе и быть не может. Выглядит это прихотью, а на самом деле разумная привычка. И то, что требуются эти перемены, то, что они почти всегда настоятельно необходимы, либо объясняется собственным вкусом, либо модой, либо частым употреблением вещей, которые должны быть всегда под рукой.

Пример: в кухне целая серия керамических горшочков — больших, поменьше, маленьких, — простодушно поименованных, чтоб все знали их содержимое: лапша (1), мука (2), сахар (3), кофе (4), соль (5), чай (6), пряности (7). Так как мы редко едим лапшу и редко пьем кофе и, наоборот, Мариэтт любит возиться с тестом, то муке следует находиться теперь в горшке Э 1, самом большом. Лапша уже спустилась в горшок Э 4, под ярлыком «кофе», поваренная соль заняла горшочек Э 2, он очень просторный, в нем помещается много соли. Пряности перескочили в Э 6, а горшочек Э 7 остался пустым и приютил запас мелких монет, которые здесь вовсе не были предусмотрены. Само собой разумеется, что если бы хозяйкой тут была девушка с Севера Франции, у которой муж налегал бы на кофе, или Габриэль, обожающая пряности, то эта проблема разрешилась бы иначе.

Другой пример. У нее есть шкаф для половых щеток и метелок, входящий в кухонный гарнитур цвета слоновой кости, отделанный пластиком, — гордость нашей кухни. Как-то в субботу муж Мариэтт обнаружил щетку на втором этаже в спальне. Он спустился в кухню и сунул ее в этот шкаф. Разве не умница? Да, да. Но какой все же простофиля! Щетка-то обычно стоит совсем в другом шкафу, и не в кухне, а именно во втором этаже — там ближе и удобней.

• Предыдущая
• 31/65
• Следующая