Люблю, убью, умру... - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 8
- Предыдущая
- 8/99
- Следующая
Это было столь внезапно и несправедливо, что Зинаида Александровна как будто помешалась. Она вдруг представила свои дни без мужа, без его любви и обожания, без забот о нем, она представила, каким невыносимым и бессмысленным будет ее жизнь без него, и наказание показалось ей страшнее преступления.
Тогда она, всю жизнь считавшая себя православной христианкой, взяла из стола мужа пистолет и выстрелила себе в сердце. Тело Дмитрия Петровича не успело еще остыть, когда Зинаида Александровна была тоже мертва.
Это были страшные для Андрюши дни — в доме стояло два гроба, в один миг он лишился обоих родителей.
Участие в судьбе осиротевшего отрока принял Кирилл Романович Померанцев, известный театральный деятель, близкий друг покойного адвоката. Он взял мальчика под свою опеку, он же сумел убедить всех в том, что самоубийство Зинаиды Александровны произошло из-за приступа внезапного помешательства. С помощью уговоров и больших денежных пожертвований на нужды церкви он добился того, что тело покойной отпели и похоронили рядом с мужем.
Андрей остался один на всем белом свете. Поначалу он ничего не понимал, оглушенный трагедией, не осознавал того, что отныне у него начинается совсем другая жизнь, что весь его прежний сказочный детский мир разрушен. Он даже не понял, как ему повезло, что он оказался в семье Померанцевых — людей замечательных, великодушных и талантливых. Кирилл Романович руководил театром, его жена, Мария Ивановна, вела домашнее хозяйство, старшая дочь училась в немецком университете, мечтая о славе Софьи Ковалевской, а младшая была еще гимназисткой, годом младше Андрея.
Когда Андрей попал в дом Померанцевых, младшей дочери, Евдокии, тоже не было дома — она гостила у тетки, в Одессе. Она приехала в Москву в середине февраля — именно тогда, когда Андрей потихоньку стал приходить в себя и происходящее вокруг стало доходить до его сознания. Острая, почти нестерпимая боль еще не вполне отступила, но молодой, здоровый организм стал уже выпутываться из тенет черной меланхолии.
Когда Андрей начал словно бы пробуждаться ото сна, обращаясь к новой жизни, появилась Дуся Померанцева.
То есть он знал, что Дуся скоро приедет. Кирилл Романович не раз говорил ему, что скоро он обретет товарища для игр, ибо дочь его такое веселое и жизнерадостное создание. Но Андрей как-то не отдавай себе отчета, кто и что такое эта самая Дуся, она в его сознании была чем-то вроде смутного призрака, как нечто нереальное и несуществующее.
В субботу Померанцев поехал встречать ее на вокзал. А встретив, привел в кондитерскую, чтобы рассказать Дусе о судьбе несчастного сироты. Отец с дочерью сидели за столиком, но пирожные на блюдечке у Дуси так и остались нетронутыми. Она не могла их есть — словно ком стоял в горле…
На город опускались ранние зимние сумерки, белый снег лежал покрывалом на заднем дворе, Андрею из окна было видно, как скачут по черным деревьям галки, и сквозь заколоченные ставни иногда доносились их сварливые вопли. И вдруг на миг, перед самым, закатом, из-за плотных серых облаков выглянуло солнце и залило оранжевым ярким золотом и снег за окном, и деревья, и галок.
В этот самый момент в передней звякнул колокольчик. Горничная Дуняша и старая нянька Агафоклея бросились наперегонки открывать, из своей комнаты, причитая и вскрикивая, выскочила Мария Ивановна, пес Вертер принялся выть, а три сонные кошки — Аврора, Юнона и гордая персиянка Вампука — разом вытаращили глаза и бросились под диван.
«Что случилось? — подумал Андрей, продолжая глядеть в окно. — Ах да, кто-то должен сегодня приехать…»
Потом он услышал голоса — вскрикивающие, Умиленные, восторженные, увещевающие, — и среди этого шума и гама, среди всей какофонии внезапно прорезалась какая-то новая, незнакомая нота. В передней еще долго возились, топали ногами, потом Дуняша побежала ставить самовар, в столовой стали накрывать на стол.
Сзади хлопнула дверь. Андрей обернулся и увидел невысокую тоненькую девочку, черноволосую, с румянцем до самых висков. Глаза у нее были темные, огромные, горевшие таким пронзительным светом, который бывает только у мадонн на картинах старых мастеров.
— Андрей? — вопросительно произнесла она. — Вы… нет, ты… ты теперь как брат мне!
Она хотела еще что-то сказать, но не смогла. Впрочем, он понял ее порыв — почти все, кто видел его после ужасной трагедии, произошедшей недавно, обращались к нему с подобным выражением на лице.
— Андрей, я для вас… я для тебя все что хочешь…
Она не выдержала, бросилась к нему на шею. Слегка нагнувшись, Андрей позволил себя обнять. Руки у нее были ледяные, а щеки горели точно огонь.
— Дуся? Очень ждали… я тоже рад.
В комнату заглянул Кирилл Романович.
— Познакомились, да? Ну и славненько! Дуняша, как там чай?
Дуся прошептала Андрею на ухо:
— Мы ведь будем дружить? Мы подружимся навсегда, до самой смерти… У меня есть Майн Рид и еще Фенимор Купер… Ты любишь про индейцев читать? Все мальчики любят!
— Люблю, — покорно сказал Андрей. Порыв девочки ничуть не покоробил его, даже более того — он печально умилился ее сочувствию и даже мысленно поклялся себе, что никогда и ничем не обидит ее.
Они пошли пить чай, Дуся рассказывала о своем путешествии к тетке, время от времени обращая к Андрею свой пронзительный взор, и он едва заметно улыбался в ответ.
Вечером, ложась спать, он впервые после смерти родителей вдруг ощутил себя если не счастливым, то по крайней мере не несчастным, словно лучик солнца, увиденный им перед закатом, остался в его сердце навсегда. «Это все Дуся, — подумал он, засыпая. — Дуся — хорошая…»
Прошлое медленно таяло вдали, делаясь призрачным, а Дуся становилась реальностью. Они очень подружились.
Потом была Масленица, после нее — Великий пост. Дни текли скромно и тихо. На Пасху Москва преобразилась… Тогда Андрей впервые поцеловал младшую Померанцеву, поцеловал чистым братским поцелуем, и слова «Христос воскресе» обрели новый смысл. Христос действительно воскрес, потому что Андрей увидел его везде. Любой предмет или явление окружающего несли в себе свет и тихую радость.
- Предыдущая
- 8/99
- Следующая
