Смерть говорит от моего имени - Алекс Джо - Страница 22

— И вы пришли только поэтому? — невозмутимо спросил Паркер.

— Нет. Это была «производственная», так сказать, причина. Личная заключалась в том, чтобы оградить Эву Фарадей от грубости покойного Винси. Он был трус, а поскольку я пригрозил ему, что убью его, как собаку, если он еще раз обидит ее, мое присутствие в театре должно было сдерживать Винси.

— Значит, вы грозили ему убийством только потому, что он был груб с мисс Фарадей?

— Да.

— Но почему, ради всего святого?

— Не потому, что я хотел его убить… не думаю, что я вообще способен убить человека… даже Винси, хотя он, по-моему, немногого стоил. Полагаю, что никто не вправе убивать другого человека, по какому бы то ни было поводу, разве что в целях самообороны, и то в самом крайнем случае. И, естественно, непреднамеренно. В голове порядочного человека не может родиться мысль об убийстве, потому что оно не устраняет несправедливости. Убийство посягает на все человечество, на самую его сущность. Я считаю преступлением даже смертную казнь по приговору суда.

— Браво! — тихо сказал Алекс.

Дарси быстро взглянул на него, но, увидев, что тот не иронизирует, кивнул головой, словно благодаря.

— Но вы спрашивали о другом. Я заговорил об этом потому, что, как я уже сказал, Винси был мерзавцем, и я был готов на все, чтобы он не причинял боли человеку, который мне близок. Я люблю Эву Фарадей и думаю, что это служит мне оправданием.

— Хорошо… — кивнул Паркер. — Спасибо за откровенность. Продолжайте, пожалуйста.

— Я сразу переоделся и загримировался, чтобы потом об этом не думать. Когда начался спектакль, я встал за кулисами и наблюдал за игрой актеров. Я видел, что Винси нервничает, несколько раз он «проглотил» пару фраз текста, чего зрители не заметили — актер он опытный и в таких ситуациях не теряется. Но я почувствовал, что он не в форме, и решил не уходить, опасаясь, как бы чего не стряслось… И действительно, в тот момент, когда Старуха, то есть Эва, обнимает Старика и прижимается к нему, я увидел, что он ее почти оттолкнул и, когда ставили стулья, прошептал ей что-то на ухо. Зрители и этого заметить не могли, но я, зная в этом спектакле модуляцию каждого слова, сразу понял, что Эва сама не своя… Когда первое действие закончилось и занавес наконец опустился, Винси тотчас же скрылся за кулисами, а Эва заметалась по сцене и, плача, стала срывать маску. Я подбежал к ней и отвел в ее уборную. Выяснилось, что она испачкала ему костюм губной помадой. — Дарси на мгновение замолчал, задумавшись. — Да… — начал он опять, — проводил ее в уборную и успокаивал вместе с костюмершей. Она разрыдалась и никак не могла успокоиться. Актрисы очень остро переживают истории такого рода, ведь во время спектакля нервы и так на пределе. Потом в дверь уборной постучал один из рабочих, которого прислал помощник режиссера. Что-то у них там не получалось со стульями, и он хотел удостовериться, правильно ли они их расставили. Я вместе с рабочими отправился на сцену и пробыл там несколько минут. Потом пересек сцену и направился прямо к уборной Винси. Там я столкнулся с осветителем Карутерсом. В конце первого действия что-то случилось с кабелем одного из прожекторов. Освещение в моем спектакле играет чрезвычайно важную роль, поэтому я, идя по коридору, слушал Карутерса. Правда, слышал немного, потому что был просто в бешенстве. У дверей Стивена я отослал Карутерса. Ведь уже через три минуты пора было поднимать занавес. Я вошел к Винси… Он сидел на кушетке и смотрел на корзину с цветами… Вот на эту самую. Я подошел к нему. Не знаю, наверно, я хотел его ударить. Но он быстро поднялся и стал просить прощения. Сказал, что у него сегодня ужасный день, что его мучает головная боль, и еще у него какие-то там неприятности… И он клянется, что такое никогда не повторится. При этих словах злость моя прошла. А говорить он умел необычайно убедительно. Как бы там ни было, я молча вышел, уверившись, что такое никогда не повторится.

— И действительно, — шепнул Алекс.

Дарси взглянул на него и продолжал:

— Весь второй акт я простоял в темной кулисе и смотрел на сцену, пока не настал мой выход. Потом начались овации. Винси не вышел. Я думал, что это из-за головной боли, или, может, он все же обиделся и хочет дать понять мне как режиссеру, что презирает и меня и эту роль. В последнее время он вообще держался как-то странно и все говорил, что хватит с него этих бредней с масками и что он уволится из театра… Я ушел со сцены вместе с Эвой Фарадей, потом разгримировался, переоделся и вызвал костюмера, чтобы тот почистил мой костюм. Вошел к Эве, которая уже переоделась, но еще сидела у зеркала — туалет у женщин всегда занимает больше времени. Потом мы вместе вышли из театра. Это все.

— И вы не заметили ничего необычного?

— Нет… разве только… Но это, наверно, мелочь. Когда мы выходили и шли мимо дверей Винси, я наступил на какой-то предмет… Нагнулся посмотреть. Это был ключ. Я глянул на дверь и увидел, что замочная скважина светится. Тогда я вставил ключ в замок. Подумал, что, может быть, Винси, уходя домой после спектакля, так хлопнул дверью, что ключ вылетел. За дверью была полная тишина, так что мы с Эвой решили, что он уже ушел. Теперь уж точно все.

— Из вашего рассказа следует, что начиная с того момента, когда вы ушли со сцены, и до ухода из театра вы постоянно находились вместе с кем-нибудь и ни на минуту не оставались одни, правда?

— Нет. В уборной я был один. Костюмер ждал в коридоре, когда я его позову.

— У вас в уборной нет другого выхода?

— Там даже окна нет.

— Так. Благодарю вас, мистер Дарси. Мы попросили бы вас сейчас пойти в свою уборную и подождать — может быть, мы вас вызовем. Сожалею, что вынужден просить об этом в половине четвертого утра, но, возможно, нам понадобится снова обратиться к вам за разъяснениями. Еще раз спасибо.

— Я в вашем распоряжении… — Дарси встал. Паркер проводил его до дверей и кивнул Джонсу.

— Помощник режиссера Джек Сэйер здесь?

— Здесь, шеф.

— Позови его сюда минут через пять.

— Слушаюсь, шеф.

Инспектор вернулся и сел.

— Что скажешь, Джо?

— Мне кажется, теперь я знаю, кто убил Стивена Винси. Но все-таки еще не вполне в этом уверен.

Когда закрылась дверь за последним из девяти опрошенных технических служащих Камерного театра, Паркер тяжело вздохнул.

— Осталась только Эва Фарадей, — проворчал он. — Просто не знаю, что я сделаю, если она сейчас же не явится сюда и не объявит с обворожительной улыбкой, что она убила этого субъекта. А в общем-то, даже если бы она и призналась, я бы ей не поверил! Смотри! Если исключить Стивена Винси, который убит, и Анжелику Додд, которая вошла за кулисы после совершения преступления, у нас останется двенадцать человек. Давай разберемся, что с ними происходило после того, как Винси покинул сцену.

1. Генри Дарси: вышел на сцену через несколько секунд после ухода Винси, стало быть, не мог убить его в уборной, потому что не успел бы вернуться вовремя. Потом прочел свой невнятный монолог, потом проводил Эву Фарадей до ее уборной, а сам пошел в свою, что подтверждает его костюмер, который не отходил от его дверей и ждал, когда его позовут. Еще там были: рабочий при занавесе Малькольм Сноу и суфлер Джон Найт, ждавшие, когда Сьюзен Сноу закончит одевать Эву; у Дарси — трое свидетелей, не отходивших от его уборной, а потом видевших, как он входил к Эве. Уборная Эвы тоже без окон, единственная ее дверь — напротив двери Дарси. Откуда они вышли вместе с Эвой и поехали на его машине ужинать. Аминь! Ни минуты в одиночестве!

2. Эва Фарадей: еще не давала показаний, но у нас есть свидетельства Дарси, костюмерши Сьюзен Сноу и других. Уйдя со сцены, стояла за кулисами. С ней рядом был помощник режиссера, а также суфлер. Потом она вышла кланяться. Сразу же после этого вместе с Дарси отправилась в свою уборную. Далее… смотри выше. Ни минуты в одиночестве. Аминь!