Закат викинга - Триз Генри - Страница 6

• Предыдущая
• 6/29
• Следующая

Груммох, распластавшись, лежал в шпигате. Он повернул свою косматую голову и ответил Харальду через силу.

– Харальд Сигурдссон, человеку не дано провидеть будущее. И ни один человек сам не выбирает себе судьбу. Яйцо его жизни держат в руках духи, и он им сам распорядиться не может.

Но многие, например, Гудброд Гудбродссон, ворчали и говорили, что вождь должен жертвовать собой, если его людей постигнут черные дни.

Другой, лежавший с ним рядом сказал, что Харальд теперь до самой смерти в долгу перед дружинниками, за то, что они оставили свои дома и согласились отправиться с ним в эту погоню за отмщением.

Возвышая голос, чтобы перекричать поднимавшийся ветер, Груммох напомнил им, что не оставляли они никаких домов, потому что оставлять им было нечего после того, как Хокон все сокрушил и пожег. Поэтому каждый из них стремился отомстить, а не только Харальд.

Ворчание прекратилось. Груммох дополз до рундука, где хранилось смазанное бараньим жиром и завернутое в тряпье оружие. Он достал оттуда свой боевой топор «Поцелуй Смерти» и, держа его перед собой, заявил:

– Я названный брат Харальда Сигурдссона, и мой долг и мое право защищать его. Не поговорить ли нам на языке топоров? Выходите любые трое и побеседуем.

Никто не пошевелился. Ни в этот день, ни на следующий. А когда на третий день «Длинный Змей» шел по мелководью между голых скал, они увидали такое, что выдуло у них из головы всякие бунтарские мысли.

Между двумя остроконечными скалами лениво покачивалась носовая часть корабля, украшенная вырезанным из дерева драконом, ощерившим моржовые клыки. Корма корабля целиком ушла под воду. Ее прочно держали густые водоросли.

Рядом с драконом на скале лежал топор, уже слегка тронутый ржавчиной.

Пристально вглядевшись, Харальд сказал:

– У человека, разорившего мою деревню, теперь будет достаточно времени, чтобы обдумать свои подлые поступки.

Когда быстрое течение пронесло их совсем близко от останков принадлежавшего Хокону корабля, Гудбруд Гудбрудссон заметил:

– Море наказало его, Харальд. Нам больше нечего здесь делать.

– А что еще нам остается? – сердито огрызнулся Харальд. – Что, как ни сидеть здесь со шлемами в руках да отчерпывать воду? У нас нет ни паруса, ни весел! Ты думаешь, я волшебством, что ли заставлю «Длинного Змея» добраться до родного фьорда? Куда нас понесет течение, туда и понесет.

Не успел он промолвить эти слова, как где-то далеко, на зеленой линии горизонта выступила твердая зубчатая полоса. Ветер усилился и погнал «Длинного Змея» к этой земле.

– Вот тебе и ответ, Гудбруд Гудбрудссон, – заметил Харальд. – Мы движемся туда, куда нас ведет судьба. А судьба гонит нас к земле, о которой до сих пор люди и не догадывались.

Вот таким образом и достиг «Длинный Змей» берегов, которые много лет спустя люди назвали Гренландией[5].

Когда «Длинный Змей» пришвартовался к незнакомой земле под нависшими утесами, была поздняя весна. Но только к концу лета тридцати оставшимся в живых викингам удалось из бревен, вынесенных на берег прибоем, соорудить новую мачту и вытесать весла, правда, корявые, но все же пригодные для гребли сильными и привычными руками.

Из остатков дерева, медвежьих шкур и моржовой кожи они ухитрились изготовить покров для палубы и спальные мешки. Каждый из них умел ловко управляться с иглой. Поэтому у каждого был с собой мешочек из оленьей кожи, в котором содержались иглы из крепкого дерева, заячьих зубов и рыбьих костей. Не пристало викингу, говорили они, каждый раз бежать домой к жене, если на штаны требуется положить заплатку!

Питались они мясом, какое удавалось добыть, даже и лисьим, хотя это было сильно не по вкусу молодым воинам, вскормленным на нежной баранине и свином окороке.

Однажды, беседуя с Груммохом с глазу на глаз, Харальд заметил:

– Все это хорошо для того, кто родился тут, на краю света. Однако я вижу, что ветер начинает дуть с севера и приносит запах снега. Застрянь мы тут еще на месяц, мы увидим, как весь этот фьорд покроется льдом. И даже те жалкие корешки и ягоды, которые могут пойти в пищу, скроются от наших глаз под толстым слоем снега.

– Ты знаешь, – поделился с ним Груммох, – прошлой ночью я слышал, как выли собаки, и мне это сильно не понравилось. Я поднялся на холм, туда, где горбятся странные курганы, и увидал, как бежали собаки прямо на запад – такой длинной-длинной цепочкой. Они не были похожи на наших собак: все большие, круглые, точно шары, лохматые, и хвосты у них загнуты крючком вроде бы и не по-собачьи.

– Бегут цепочкой? – изумился Харальд.

Груммох кивнул своей большой заросшей головой.

– Цепочкой, – повторил он. – Точно следуют за вожаком. И я тебе больше скажу, Харальд, брат мой названный, только прошу тебя никому не говорить, а то как бы меня не приняли за помешанного и не поколотили. Мне показалось, что там были и двуногие, не знаю, люди ли они. Сдается, что больше похожи на троллей.

– Опиши их поподробнее, дружище, – сказал Харальд. – Это, думается мне. будет поинтереснее, чем то, что скальд Торнфинн слагает о ночных огнях:

Это его последняя песня, в которой он рассказывает нашу историю.

Груммох хмыкнул:

– Ерунда его песни. Я знавал простых скотников, которые сочиняли песенки поскладнее всего-навсего про скотину, за которой ходили. Однажды на Оркнеях я слышал, как мужик пел…

Но Харальд перебил его:

– Давай в другой раз, названный братец. Песня подождет, а то как бы не поостыли твои новости. Расскажи лучше про троллей, которые прошлой ночью бежали с собаками.

Груммох хмыкнул сердито, но спрятав свою обиду, как и полагалось викингу, продолжал:

– Ты, может, и не поверишь мне. Эти тролли ростом мне только до пояса, но в толщину ничуть не меньше, чем я сам. Головы у них огромные и круглые, завернутые в мех. Они бежали со своими собаками, не проронив ни звука. Кажется, в руках у них было по копью, Но точно я не могу сказать.

– Мы бились с воинами в стране франков и в Испании, – заметил Харальд. – А также в Миклагарде. Мы сумели перехитрить диких всадников, скачущих в Приднепровье. Не пристало нам пугаться каких-то низкорослых троллей с меховыми головами, которые бегают со своими крючкохвостыми собаками при луне, не кажется ли тебе, братец?

– Все зависит от того, сколько их, – отозвался Груммох, – и еще от того, какой силой обладает их волшебство. Каким бы сильным не был викинг, что он сможет сделать, если на него нападут полсотни троллей? Ни один человек, будь он хоть викингом, не сможет поднять топор против волшебства. Не об этом ли говорится в саге об Улафе Скрагге? Думаю, нам надо укладываться спать, положив рядом с собой по мечу, и надо кому-нибудь хоть один глаз держать открытым.

Харальд усмехнулся.

– Тот, кто не высыпается, и сражаться не сможет, – сказал он. Если тролли здесь появятся, тогда нам придется с ними сразиться, но не стоит наперед самих себя запугивать до смерти, ожидая их нападения. Мой совет, завтра же начать конопатить «Длинного Змея» и готовиться к отплытию, пока море не покрылось толстой коркой льда. А другие пусть идут на охоту. Нам надо хорошо питаться перед дальней дорогой. Если повезет, и ветер не переменится мы соберемся еще до конца недели. Что скажешь?

Груммох кивнул:

– Хорошо бы. Только вряд ли мы сумеем тронуться в путь так скоро. От рыбной пищи да от медвежьего мяса многие болеют. Кожа трескается и покрывается язвами. С такими нарывами на спинах и ягодицах, гребля вряд ли кому доставит радость. Но все равно, надо отправляться в плавание при первой возможности.

• Предыдущая
• 6/29
• Следующая