Закат викинга - Триз Генри - Страница 4

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая

И когда наконец над морскими волнами показался заледенелый берег, многие на «Длинном Змее», валяясь на палубе и громко стеная, умоляли своих товарищей всадить им нож между ребрами, чтобы только дольше не испытывать подобную муку. Воины вымокли до костей, желудки их были пусты, и сил у них не оставалось подняться, не то что взять в руки боевой топор или меч.

– Эти люди в таком состоянии, – обратился Харальд к Груммоху, – что кроме нас с тобой в случае чего и за оружие схватиться некому.

– Нет, ты меня не считай, – ответил Груммох. – Если бы даже котенок добрался до моего горла, я и то не смог бы защитить свою жизнь. Мне пришлось бы сдаться на его милость.

Харальд усмехнулся, пытаясь представить себе, какой это котенок сумел бы допрыгнуть до горла Груммоха. Но он ничего не сказал и направился к Гудбруду Гудбрудссону, который, лежа на палубе, пальцем пытался выцарапать что-то на палубной доске.

– Друг мой, – обратился к нему Харальд, – тебе знакомы все бухты и заливы в этих местах. Скажи, куда нам направиться?

– Я слышал об этих местах от моего деда, – отозвался Гудбруд Гудбруссон, не поднимая глаз. – Он скрывался здесь, когда у него не было денег, чтобы выплатить выкуп за кровь. Это когда он убил Алкай Никудышного. Но он в то время уже сделался слабоумным и бормотал невнятно. Я и тогда не понял, что говорил этот старый баран. Я припоминаю только, что в здешних местах полно всяких беззаконников, сбежавших от петли да от плахи. Вот и все.

И он снова стал что-то царапать на доске, точно его палец был пером, а соленая морская вода – чернилами. Он словно свихнулся от штормовой качки и голода.

Харальд сам взялся за руль. Он пристально вглядывался в береговую линию на горизонте. Большая стая морских птиц снялась со скалы и полетела навстречу «Длинному Змею». Харальд направил корабль туда, где с холма прямиком в небо устремлялся серый дым от костра.

«Длинный Змей» бросил якорь в защищенной от ветров бухте. Прибрежные скалы были покрыты несметными птичьими стаями. Викинги направились к берегу, они пытались напустить на себя грозный вид, хотя в душе каждый из них уже проклинал тот день, когда Хокон Красноглазый вынудил их к совершению кровной мести.

На берегу они обнаружили полусгнившую тушу кита и людей, которые суетились вокруг нее со скобелями и длинными ножами в руках. Они были заняты приготовлением ворвани[2]: на огромных кострах кипели железные котлы, куда они бросали куски китового жира. Вонь стояла ужасающая. Даже птицы, и то старались держаться подальше от котлов.

Люди, разделывавшие тушу, подняли головы и уставились на пришельцев. Это были красноглазые мужики в потрепанной одежде. Ноги их были обмотаны овечьими шкурами – видно, за неимением обуви. Их всклокоченные бороды и нечесаные, в колтунах, волосы трепал прибрежный ветер. Они не были вооружены, а в руках держали только палки с насаженными на них железными наконечниками.

Кривоногий мужик, который в этот момент пытался извлечь китовое сердце, оторвался от своей работы и, не вытирая рук, сделал пару шагов в сторону викингов. Он окинул их злым, вызывающим взглядом.

– Привет, друг мой, – сказал Харальд по-норвежски. – Мы ищем Хокона Красноглазого. Не можешь ли ты нам сказать, где он сейчас?

Человек глянул на небо, потом поглядел направо и налево, а под конец послал плевок в пенистую лужицу, оставленную морским прибоем.

– Его здесь нет, – отозвался он наконец. – Он в Исафьорде. Или, может, в Рагнафьорде. А, может, в Тюленьем фьорде. Я не знаю. Да и знать не хочу. Может, где еще. Но только не здесь.

Он говорил на странном диалекте, Харальд с трудом разбирал смысл его речей. Казалось, этот человек родился и жил только тут, и говорить его учили кто угодно – моржи, тюлени, чайки, но только не люди.

Харальду был неприятен его вид, в особенности близко поставленные темные глаза. Да и рассмотреть их было нелегко из-за густо нависших бровей песочного цвета.

Пока тот говорил, двадцать остальных мужчин молча стояли вокруг разлагающегося кита, держа скобели в опущенных руках. Губы их были плотно сжаты, спутанные космы развевались на ветру.

Груммох приблизился к говорившему.

– Взять бы тебя за ногу да перебросить вон через тот холм. Мне бы это ничего не стоило сделать.

– Ну и какая от этого вышла бы польза, хоть тебе, хоть мне? Ты бы все равно не узнал, о чем спрашиваешь. А я бы только отвлекся от разделки кита. Чего говоришь, как дурак? Тело твое переросло твои мозги.

– Я бы вам хорошо заплатил, если бы вы мне сказали, где сейчас находится Хокон Красноглазый, – снова обратился Харальд к кривоногому.

– Здесь ничего не продается, – ответствовал его косматый собеседник. – Тут не на что тратить деньги, приятель. У нас есть лошади, свиньи и овцы. И рыба, и китовый жир. На что нам деньги?

Харальд понял, что этого человека ни купить, ни запугать не удастся.

– Ну, а если мы сожжем твою деревню? Что на это скажут ваши жены?

– Они не приучены подымать голос. Это женщины, которые прежде бороздили моря вместе с корсарами. Они сами когда-то жгли деревни. И строили тоже. К тому же они молчат, пока мы их не спросим. Они хорошо выдрессированы, не то что женщины в Норвегии или Дании. Хотите жечь деревню – сделайте одолжение. А мы в это время пропорем бока вашего корабля. Только и всего.

– А если мы возьмем да и укокошим вас всех, не сходя с места?

– Если я дуну в свисток, – отозвался кривоногий, – видишь, вот он, у моего ремня, из-за этого холма примчатся еще пятьдесят человек, а еще пятьдесят – вон из-за того. И что они с вами сделают, я и выговорить-то не могу. Убирайтесь и не отнимайте у нас время своей болтовней.

Сказав это, кривоногий повернулся к ним спиной, а его товарищи снова занялись своим вонючим делом.

– Этот парень лжет, – сказал Харальд Груммоху. – Он знает кое-что, только не хочет сказать. Однако речи его не бессмысленны. Нам не заставить его открыть, где находится Хокон Красноглазый.

– Не пристало воинам показывать спину такому ублюдку, – отозвался Груммох. – Только вряд ли нам тут удастся чего-нибудь добиться. Лучше вернуться на корабль.

Пока они шли к берегу, вслед им летели глумливые шуточки, куски китовой кожи и кости. Но викинги не оборачивались, хоть искушение и было велико, особенно, когда куски гнилого мяса шмякались об их спины.

«Длинный Змей» снова тронулся в путь. Обогнув мыс, он оказался в глубоких водах фьорда, где серые скалы высились стеной и справа, и слева. Проплывая, они видели, как загораются костры на холмах, точно подавая сигналы с одного берега на другой.

– Думается мне, – заметил Торнфинн Торнфиннссон, – что поймать Красноглазого удастся только тому, у кого еще и на затылке есть парочка глаз.

– И по мечу в каждой из восьми рук, – добавил Гудброд Гудбродссон.

– Если бы я тут командовал, – вступил в разговор Ямсгар Хавварссон, – я бы очистил эти места и от людей, и от скота. А потом я бы срыл и ту землю, на которой они живут, и утопил бы ее в водах фьорда. Потому что даже сама здешняя почва порождает зло.

– Хорошо тебе говорить, – подхватил Торнфинн Торнфиннссон, – раз ты за последние двадцать лет ни разу не вскопал свой огород. Ты вечно заставляешь этим заниматься жену.

– Я не копаю, потому что у меня сердце слабое, – возразил Ямсгар Хавварссон. – Мне нельзя наклоняться. Если б у тебя было слабое сердце, ты бы понял, что я говорю. Ты бы понял, что несправедлив ко мне.

– Как же это человек со слабым сердцем может так, как ты, размахивать мечом? – подивился Гудбруд Гудбрудссон.

– А это тайна, открытая мне во сне одной колдуньей. И я дал клятву, что не расскажу ни одной живой душе, а уж тебе в особенности.

– Какой замечательный способ избавиться от нудной работы! – усмехнулся Торнфинн Торнфиннссон. – Ничего лучше этого в жизни не слыхал. Когда я вернусь домой, мне обязательно присниться такой же сон. И копать больше не придется. Я тоже не большой любитель этого занятия.

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая