Охота на побежденных - Каменистый Артем - Страница 1

• 1/40
• Следующая

Артем Каменистый[1]

Охота на побежденных[2]

Омров не любили — даже те, ради кого они проливали свою кровь, относились к ним хуже, чем к шелудивым бродячим псам. Лишь пинки отвешивать не решались, что неудивительно — ну кто в здравом уме рискнет не то, что пнуть омра, а просто косо на него посмотреть? Нелегко решиться на столь безумное деяние, зная, что при самом благоприятном исходе останешься одноглазым — омры не любят, когда на них косятся и способны наказать нахальное око без промедления. Их боялись, ненавидели, тайно презирали и украдкой плевались вслед. И на это были многочисленные причины.

Жизнь на плоскогорьях Раввелануса неженке вряд ли понравится: скудные почвы каменистых долин; зимы с жестокими ветрами, примораживающими мясо к костям; сырые пещеры или подземные жилища с очагами, скудно подкармливаемыми высушенными экскрементами и отвратительным местным углем, испускающим тяжелый смолистый дым. За статус народа, оберегавшего Подступы, приходилось платить многочисленными жизненными лишениями. Главная радость омра — наесться досыта. Если говорить откровенно, то подобные события в жизни горца случались нечасто — едоков в Раввеланусе много, а вот еды наоборот… Вот и пришлось им стать героями поговорки: «Ланиец жрет все, что шевелится, а остальное догрызет омр».

Омры пережевывали листья ледяного лавра и запускали в зеленую массу клубок белесых земляных червей. Дождавшись, когда те раздуются и потемнеют от слопанного угощения, отправляли их на каменную плиту — получался тошнотворный национальный деликатес с труднопроизносимым названием. Замоченными в уксусе грызунами заедали нанью — не менее отвратительный национальный напиток, приготовляемый из перебродившей слюны и косточек кизила. Очень много наньи уходило на поминках, но закусывали там вовсе не крысами — в дело шло тело усопшего. Двойная выгода: сытная еда и отсутствие необходимости в кладбищах — даже кости перемалывались в съедобную муку. Если омр слишком долго задерживался на этом свете, его, обычно, навязчиво поторапливали с собственными похоронами. Самых мудрых, правда, иногда оставляли — ими пополнялся совет старейшин клана. Если в клане рождался ребенок, его приносили этим старейшинам, и свихнувшиеся от хронического голода высушенные старики решали его судьбу. Достаточно одного мнимого или реального изъяна и все — забракованный младенец отправлялся в кухонную пещеру где из детской крови и костной муки почивших взрослых приготовляли… Впрочем, лучше не надо об этом — по части изобретения омерзительных блюд омрам равных не было.

Ни одна из серьезных войн народов Изголовья Мира не обходилась без участия омров. Солдат из них делать не требовалось — они ими рождались. Эти самые преданные рабы династии кровью доказывали свою полезность. Идеальные воины — первые на стенах вражеских городов; стальное острие ударного отряда, прорубающее самый плотный строй; отличный заслон против любого противника — хоть пешего, хоть конного.

А после боя… После боя омры с удовольствием вспоминали обычаи предков. Участь пленников была незавидна: смерть им предстояла небыстрая и предельно изощренная. Серьгу в левое ухо воин не получит до тех пор, пока не изобретет свою пытку, или не усовершенствует чужую. А вражеский дух, покинувший истерзанное тело, приглашал всех участников истязания к трапезе.

Омра невозможно накормить досыта — даже запихав в свою утробу целого кита, он найдет местечко для пары цыплят. Национальная привычка набивать брюхо впрок делает его безразмерным. А кровопролитная война это постоянная мясная диета — омрам воевать нравилось.

Гроза пеших и конных, лучшая пехота всех земель… Против бронированных драконов многократно проклятого Энжера сталь их секир оказалась бесполезной.

Омров было пятеро. Кряжистые воины в видавших виды доспехах, проглядывающих из прорех разнообразного рванья, накинутого на тела в несколько слоев. Здесь были и потрепанные кавалерийские плащи, и грязные женские платья, и даже шелковые простыни, утащенные из спален явно не последних людей Гедании. Омры к холоду привычны, но здесь, на заснеженном перевале, даже столь закаленных воинов стужа способна превратить в ледяные изваяния. И кровь запекшаяся виднелась — вроде не чужая, хотя и вряд ли вся своя. Перевязанные руки, скрученная тряпка прикрывшая глаз, воспаленное месиво развороченной щеки — крепко некоторых потрепало.

Очень печально, что их раны оказались не смертельными… Тропа ведь здесь всего одна. И, что вдвойне печально — она узкая. Шаг в сторону, и голос сорвешь от крика, пока вниз лететь будешь. Обойти эту седловину по склону не выйдет — многометровый слой рыхлого снега держится там непонятно на чем — пройти не позволит. Здесь вообще в здравом уме никто в такую пору не появляется — весенние лавины обожают скидывать беспечных дураков в пропасть. Старик, наверное, из ума выжил, раз на такое приключение решился. Да еще и мальчика с собой прихватил. Стоит теперь, устало опираясь о простецкий дорожный посох, равнодушно осматривая смертельную преграду, возникшую на пути — пятерку потрепанных омров.

Омры были голодны — это было понятно с первого взгляда (к тому же сытых омров в природе не существует). Здесь ведь нет ничего кроме камней, льда и снега — явно несъедобные вещи. Обычные солдаты, уцелевшие после разгрома, могли рассчитывать хоть на какую-то поддержку от крестьян долин, но только не омры — никто им не подаст даже крошки от черствой лепешки. Путь мародерства не приведет к сытости — суровый народ Гедании легко расправится со столь скромной шайкой, да и про отряды карателей не стоит забывать: выследят быстро. Им оставалось одно — уходить отсюда; прорываться к плоским вершинам родного Раввелануса.

И при этом по пути не протянуть ноги от голода…

Старик не из тупых крестьян — явно «бывший». Раз так, то никто его теперь не хватится, и никто не станет за такого мстить — «бывшие» сейчас гибнут, будто колоски под косами жнецов: смерть одиночки лишь перерезанная соломинка этой кровавой страды. Этот нахохлившийся древний ворон был обречен, как и его тощий мальчик. Омрам ведь нужна еда. Путник еще не понимал, с чем столкнулся, иначе бы давно осел в снег от ужаса, неудержимо расслабляющего колени. Мальчик, пожалуй, соображал быстрее — в его огромных васильковых глазах разве что слепой не увидел бы страха. Спасения не было — их личная трагедия всего лишь один из многих рядовых эпизодов этой бесконечной войны. И пусть война уже проиграна — кровь, пролитую однажды, не так-то просто остановить: она будет литься снова и снова. Династии больше нет, омры свободны от вассальной клятвы и ничем здесь никому не обязаны. Перед ними на узкой тропе стоит желанное мясо, а не повелители — мир резко изменился, а чувство голода осталось прежним.

Но даже для этих грубых созданий события последних дней оказались чересчур уж необычными — явно растерялись. Они пока что просто стояли — не спешили приступить к трапезе. Память о былом сдерживала — не так-то просто причислить к еде того, кому ты неделю назад подчинялся.

Вперед шагнул один — видимо вожак шайки. В глазах этого омра-переростка читалась нешуточная работа мысли. Хотя, что тут думать — убей и сожри. Но нет — воин, закрепощенный былыми принципами, пытался найти компромисс с совестью. И он его нашел:

— Старик! — голос омра, сиплый и прерывистый, намекал о проблемах со здоровьем. — Ты иди — тебя не тронем! Мальчик останется!

В глазах старика ничего не изменилось — он или вовсе дурак, или сломлен настолько, что уже ничему не способен удивляться. Но нет — омр поторопился списывать со счетов эту развалину. Ответ путника был спокоен, слова взвешены и разумны, причем не без иронии:

— Уважаемый воин — могу ли я узнать, для чего вам понадобился мальчик? Неужели вы решили его съесть? Убить человека из народа Изголовья Мира?

• 1/40
• Следующая