Школа Добра - Ли Марина - Страница 144
- Предыдущая
- 144/149
- Следующая
– Так, значит, ты и есть та, кто изъявил желание заплатить долги за отступников?
А? Я даже по сторонам огляделась непроизвольно в поисках того, к кому мрачный мужик обращался.
– Она, – кивнул Страж и загадочно подвигал бровями, не сводя с меня немного безумных горячечных глаз.
– Я? – демон сдавленно застонал, а я обернулась к таинственному мужику. – Послушайте, я не совсем понимаю...
– Я вижу, – он нервно махнул рукой в сторону моих босых ног. – Пора уже определиться, девочка. Делай свой выбор и не морочь мне голову. Ты видела глаза этого существа? – и бессовестным образом ткнул пальцем в бок Стража.
Я еще раз заглянула в эти самые глаза и пожала плечами:
– Ну, да... А в чем?..
– Ты до него дотрагивалась?
– Ну, если быть совсем точной, то это он до меня дотрагивался... Но технически, да.
– И чего же тогда ты ждешь? – остроконечный капюшон раздраженно дернулся, а я почувствовала себя как в дурном сне, когда все вокруг указывает на то, что ты в курсе происходящего, а ты не понимаешь ровным счетом ничего, а потому страдаешь от приливов неловкости и стыда. Впрочем, кажется, это и было всего лишь странным сном.
– Я же вижу, – продолжил незнакомец. – И твою переменчивую натуру, и мятущийся дух, и слияние пяти стихий, и даже твою растерянность по поводу происходящего.
– Конечно, – проворчала я. – Не будешь тут растерянной, когда вообще ничего не понятно.
– Да что непонятного? – вспылил Страж, вызвав недоуменный возглас у мрачного типа. – Жертвуешь ты всеми своими стихиями, чтобы освободить тринадцать отступников или посылаешь нас к чертям собачьим?
Пожертвовать? Это сейчас так называется? Да я еще и приплатить готова тому, кто избавит меня от этого мучительного "дара". Не раздумывая ни секунды, я облегченно выдохнула:
– Ох, разорви меня дракон! Я уже испугалась было... Да забирайте!
Страж громко вздохнул, а остроконечный капюшон пополз за спину, открывая лицо таинственного мужика.
– У меня они уже вот где, – я стукнула ребром ладони по шее, обозначая степень своей усталости. – Только можно побыстрее, а? А то у меня там муж волнуется. Наверное.
– Даже так?
Незнакомец удивленно приподнял брови, протянув руку, ухватился за мой подбородок и заглянул мне в глаза, видимо, выискивая в них какой-то тайный умысел.
– И даже награды не попросишь?
Награды? Да как же вы не понимаете, что спокойная жизнь без темного трона, без светлой короны, без заговоров, без тайн, без интриг и всего остального – это даже больше, чем награда. Это... я же даже мечтать о таком не могла! Награды... Я мельком глянула на Стража, вспомнив его слова о том, что поблагодарить я его потом успею, и протянула к нему руку в признательном жесте.
– Потом, – прошептал он одними губами и обернулся к незнакомцу. – Судья, ваше слово.
Тот пожал плечами и произнес одно слово:
– Ступайте.
И после этого невидимые ледяные пальцы сжались на моем сердце и потянули из него золотые звенящие болью нити. Почему мне никто не сказал о том, что будет так больно? Почему никто не предупредил о выкручивании суставов и обжигающей кожу агонии? Отчего я не знала, что смерть – это музыка, ревущая ветром в ушах?
Я тонула, я горела в пламени, задыхалась и замерзала, пока чьи-то руки не выхватили меня из этого сумасшествия, возвращая к жизни своей силой и нежностью.
– Терпи, девочка! – настаивал глухой голос. – Это только умирать легко, а жить очень больно. Терпи. Еще немного осталось.
А затем очередная вспышка. И судорогами сводит ступни. Я скрежещу зубами от боли так сильно, что они, кажется, крошатся.
– ...чуть-чуть. И будет хорошо и спокойно. Надо только выдержать...
Мороз чередуется с жарой. Я то плавлюсь свечой, то превращаюсь в сосульку. И всему этому не видно конца.
– Я знаю, больно... Должно быть больно, когда душа обнажается. Но ты сильная, ты...
Голоса меняются. Остается только боль и сильные руки, не выпускающие меня из объятий ни на секунду.
Все длилось до бесконечности долго, а потом вдруг закончилось, лопнуло, словно мыльный пузырь, брызнув мне в лицо липкой горьковатой жидкостью. Я закашлялась и открыла глаза.
Я думаю, какое-то время я не то чтобы не понимала, где я, мне кажется, я даже не знала, как меня зовут. Я просто лежала там, где лежала, и прислушивалась к себе, к тишине внутри себя и к отсутствию боли. И только спустя время я спустила с кровати ноги и огляделась по сторонам.
Пахло лавандой и воском. Откуда-то издалека доносился чей-то смех. Чтобы как-то определиться со своим местоположением, я подошла к окну. Откровенно говоря, я до ужаса боялась сделать первый шаг, мне казалось, что стоит мне только встать на ноги или совершить любое другое движение, как затаившаяся где-то внутри меня боль вернется.
Но я без труда прошла три метра, отделявшие мою кровать от подоконника, и в моем самочувствии ничего не изменилось. Ну, если не считать того, что я стала себя ощущать немного увереннее.
За стеклом была главная площадь Школы. Это порадовало. Школа утопала в золотой осени. И это напрягло. Сколько времени я провела в призрачном лесу? Потому что я точно помню: в тот день, когда Аврорка приглашала меня на свой девичник, все деревья на главной площади шелестели зеленой листвой.
Я пошевелила пальцами, раздумывая над тем, стоит ли мне проверить, как там поживают мои стихии, но решила не рисковать. Вместо этого я распахнула створки, впуская в комнату вязкий осенний воздух, который я и поспешила вдохнуть полной грудью.
Дверь отворилась неслышно. Ну, по крайней мере, я не слышала, как она открывалась. Заметить же тот факт, что я больше не одна в комнате, мне помог звук поспешных шагов и громкий выдох.
Алекс обнял меня еще до того, как я полностью к нему развернулась.
– Ты вернулась.
Я кивнула, хотя он ни о чем не спрашивал, откинулась назад, чувствуя себя как никогда спокойно в кольце его рук, и незнакомым сиплым голосом произнесла:
– Кажется, я освободила мрачных демонов пограничья.
– Я знаю, – Алекс прижался губами к моей шее. – Я люблю тебя.
Я едва не расплакалась, честное слово, попыталась вырваться из его объятий, чтобы обнять самой, но он не позволил. Он только крепче сжал меня и спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
Я задумалась, прежде чем ответить.
– Странно... Легко. И хорошо, потому что ничего не болит.
Еще один невесомый поцелуй в плечо, а следом за ним безапелляционное требование:
– Скажи, что любишь!
Я замерла, не веря своим ушам.
– А ты сомневаешься?
– Скажи!
Я все-таки умудрилась извернуться так, чтобы заглянуть мужу в лицо. Он выглядел несчастным, измученным и, наверное, немного запутавшимся.
– Я люблю тебя, – заверила я. – И я не понимаю, мне обижаться или пугаться.
Судя по всему, я довольно длительное время была больна. И что я слышу, придя в себя? Какие-то непонятные подозрения? Алекс смотрел мне в глаза некоторое время, тихо и внимательно, а потом моргнул и опустил взгляд на мои губы.
– Не бросай меня больше.
– Да я же...
Он без слов подхватил меня на руки и, ничего не объясняя, понес к двери.
– Алекс!
– Прости, не могу здесь больше. Ненавижу эту комнату. Знаешь, сколько дней я просидел здесь, думая, что ты никогда...
Он сглотнул и отвел глаза, а я едва слышно прошептала:
– Сколько?
***
Первая ночь прошла почти спокойно, если не считать того, что никому не удалось Юлку разбудить. Это была последняя возможность выспаться, а он упустил ее, любуясь веснушками и розовыми губами, прислушиваясь к ровному дыханию и глупо надеясь на то, что утром она придет в себя.
Утром начался кошмар, который, не прекращаясь ни на секунду, длился почти тринадцать суток. Тринадцать дней непрерывных болезненных стонов и рвущих душу криков. А он мог только беспомощно согревать ледяные руки, массировать ступни, которые выкручивало страшными судорогами и менять компрессы в моменты жара.
- Предыдущая
- 144/149
- Следующая