Времена не выбирают - Мах Макс - Страница 39

• Предыдущая
• 39/136
• Следующая

Маркус внимательно посмотрел в глаза Полины. В них был вопрос и была любовь…

– Это все? – спросил он мягко.

– Все. Ну есть еще всякое… шифры, контакт в Европе, но это главное.

– С шифром успеется. – Маркус закурил очередную сигарету. – Еще поговорим. Время есть. Ты поедешь завтра ночью, моим маршрутом…

– Я тебя не оставлю.

– Оставишь. – Маркус прекратил начавшийся было спор. – Я тебя очень люблю. Молчи! – Он поднял руку, останавливая ее. – Но сейчас нам нельзя быть вместе. Сама же сказала – война. Так вот, ты поедешь по нашему маршруту. Куда, кстати? В Аргентину или?..

– Или, – обреченно выдохнула Полина. В глазах ее стояли слезы.

– Разумное решение. В Канаде опасней, но ближе к Европе… Да, так вот, мои люди доставят тебя до места. Недели через две будешь у папы Зига. Ему передашь следующее. Первое: если начал вести себя как мужчина, то и продолжай. Сантименты на войне вещь вредная. Если сотрудничаем, то играем по законам войны. Запомнила? Не стесняйся. Скажи, что я настоял на дословной передаче, потому что для меня это важно.

Полина молча кивнула.

– Хорошо, едем дальше. Наполеон – не животное, а наш друг. Кроме того, если кто-то и способен сейчас возродить АНТАНТУ, то это он. Пусть старики помолятся за его успех. Третье: в Италии скоро будет другое государство и другая власть. Это строго секретно. Только твоему отцу и больше никому. Это ясно?

Полина снова кивнула.

– Хорошо. Почему это важно? Потому что новое правительство найдет общий язык и с Францией и с Турцией. Сможет найти.

Полина вскинула голову и смотрела на него с таким восторгом, что даже слезы в ее глазах высохли.

– И еще. Дуче сможет понять наши проблемы, если мы продемонстрируем разумный подход к его проблемам. Понимаешь?

– Да. Но как?

– Пока секрет. Все это передашь отцу. Скажи, у невесты приданое больше, чем можно было ожидать. Мы готовы сотрудничать, но только на условиях равенства и свободы действий. Наши условия: семь мест в Исполкоме, два – в рабочей комиссии, военная организация переходит к нам, и еще нам нужны связи в Турции. Это все. Запомнила?

– Да. – Она встала и шагнула к нему. А он к ней. Она прижалась к нему, и мир перестал существовать для них, двух людей, встретившихся весной 1949-го. Накануне бури.

Свернув в узкий переулок, скорее, просто щель между двумя старыми бетонными домами, Маркус оглянулся, но ничего подозрительного не заметил. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что не смог бы теперь заметить ничего из того, что могло быть по-настоящему значимым. Не тот возраст, да и техника ушла. Нельзя ожидать от девяностосемилетнего старца, что он сможет сыграть на равных с настоящими – в силе – профессионалами. Оставалось надеяться, что Арик все понял правильно, и кто-нибудь молодой и ловкий приглядывает теперь за спиной старика.

«Дожили», – подумал он не без сарказма, но делать было нечего.

Маркус прошел сквозь пахнущую пылью и старым цементом душную тень, сгустившуюся между стенами домов, и снова вышел на солнце, но уже на улице Неверов. Очень удачно вышел, прямо в том месте, где на противоположной стороне над входом в стоматологическую клинику доктора Бойма красовалась вывеска с крупно выведенным на ней черными буквами адресом: «Клава Неверов, 15».

«Ну, здравствуй, Клавочка», – подумал он, щурясь на вывеску.

«Здоровались, – отрезала Клава. – Ты зачем пришел?»

«Извиниться», – почти искренне ответил Маркус.

«Ой ли?!» – Она ему, конечно, не поверила и была права. Вернее, знала, не могла не знать, зачем он на самом деле сюда приплелся.

«Мне Миша нужен, – объяснил он ей. – Позарез. И не только мне».

«Миша уже взрослый мальчик, – усмехнулась Клава. – Пусть сам решает».

«Клава, – позвал откуда-то из-за спины Зильбер. – Клава! Маркус же не для себя старается!»

«Только давай без агитации! – отрезала Клава, обращаясь к Мужу прямо через голову старика. – Миша свое родине три раза уже отдал! А Маркус собирается впутать его в политику».

«В политику», – согласился Маркус.

– Для дела, – сказал он вслух. – И ты права, Клава, я не брезгливый. Все что эффективно, то и правильно.

Услышав свой собственный голос, он быстро оглянулся по сторонам, но бог миловал, никто его не услышал. Улица была пуста.

«Совсем крыша поехала», – печально констатировал он и поплелся (ноги уже налились тяжестью и бодро ступать не желали) в сторону букинистического магазина, который все в городе, кто знал, разумеется, называли просто «Книжная лавка на Неверов».

Магазин был совсем рядом, что называется, рукой подать, всего в семи номерах вверх по улице, но тащился он до дверей минут десять, не меньше. Во всяком случае, так ему показалось. Ноги едва двигались, ватные, слабые, и в груди завелось какое-то нехорошее томление, намекавшее на то, что старое его сердце работает на пределе. Преодолевая слабость и одышку, он все-таки добрался до лавки, впихнул свое грузное тело внутрь и встал, привалившись спиной к ближайшему книжному шкафу, жадно и беспомощно хватая ртом холодный кондиционированный воздух.

«Не успею», – мелькнула в голове слабая мысль, но к нему уже спешил хозяин лавки Месроп Кеворкян со стаканом воды и выражением тревоги и сочувствия на узком темном лице.

– Ай-яй-яй! – сказал Месроп, подбегая к старику. – Ну что же вы делаете-то, профессор! Это же неразумно, честное слово! В такую жару, пешком…

Маркус клацнул зубами о край стакана, рассердился на себя за слабость и чуть не заплакал от ощущения бессилия и безнадежности. Но тут прибежал еще кто-то, под него всунули стул, и он тяжело осел на сиденье.

«Плохо дело». Он все-таки сделал несколько глотков, заставил себя собраться и смог, наконец, просунуть руку в брючный карман и достать оттуда ампулу кардиовита.

– Сломай… – На большее у него не хватили сил, но Месроп его понял и, выхватив из пальцев крошечную ампулу, быстро обломил ее носик.

– Прямо в стакан? – спросил Месроп.

– Да!

Только выпив воду с лекарством и почувствовав во рту полынную горечь, Маркус позволил себе расслабиться, закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Время тянулось медленно, в ушах стоял гул, мешавший слышать, что происходит в торговом зале, но все-таки потихоньку-полегоньку тяжесть в груди начала рассасываться, а сознание проясняться. Прошло еще сколько-то минут, и Маркус почувствовал себя гораздо лучше. Сносно себя почувствовал. Во всяком случае, дышать стало легче, шум в ушах стал тише, и он смог снова открыть глаза. Естественно, первое, что он увидел, было встревоженное лицо букиниста. Месроп все еще стоял прямо над ним, держа в руке пустой стакан.

– Может, врача вызвать? – спросил он, увидев, что Маркус открыл глаза. – Или амбуланс?[58]

– Не надо, – тихим голосом ответил Маркус. Громко он сейчас говорить не мог. – Не надо, – сказал он и вдруг понял, что так даже лучше. Естественно вышло, а значит, Бог есть, и он с нами! – Дай-ка мне телефон, – сказал он Месропу, который все еще не был уверен, что не надо вызывать амбуланс. – Я доктору позвоню.

– Вот это правильно! – просиял Месроп и достал из кармана сотовый телефон.

Маркус осторожно взял трубку, стараясь, чтобы не дрожала рука, и, чуть прищурившись, чтобы лучше видеть цифры, набрал номер профессора Вайса. К счастью, Вайс ответил почти сразу – «Провидение шалит или и в самом деле ангел-хранитель решил вмешаться?» – после пятого гудка.

– Профессор Вайс слушает. – Он всегда так отвечал, маленький заносчивый мамзер[59] Пауль Вайс, но, бог видит, он имел на это полное право.

– Здравствуйте, коллега, – сказал Маркус.

– Э… Кто это? – спросил Вайс, который, по-видимому, не узнал, не смог узнать осипший после приступа свистящий голос Маркуса.

– Это доктор Холмянский вас беспокоит, профессор.

• Предыдущая
• 39/136
• Следующая