Воспоминания бывшего секретаря Сталина - Бажанов Борис - Страница 26
- Предыдущая
- 26/70
- Следующая
Пришлось сделать вывод, что социальная революция (была произведена не для народа. В лучшем случае (Ленин и Троцкий) — по теоретической догме, в среднем случае (Зиновьев и Каменев) — для пользования благами власти ограниченной группой, в худшем случае (Сталин) — для едва ли не преступного и голого пользования властью аморальными захватчиками.
Возьмём всё же лучший случай. Революция совершена по марксистской догме. А как само Политбюро относится к этой догме? В первое же время моего секретарствования на Политбюро моё ухо уловило иронический смысл термина «образованный марксист». Оказалось, что когда говорилось «образованный марксист», надо было понимать: «болван и пустомеля».
Бывало и яснее. Народный комиссар финансов Сокольников, проводящий дежурную реформу, представляет на утверждение Политбюро назначение членом коллегии Наркомфина и начальником валютного управления профессора Юровского. Юровский — не коммунист, Политбюро его не знает. Кто-то из членов Политбюро спрашивает: «Надеюсь, он не марксист?» — «Что вы, что вы, — торопится ответить Сокольников, — валютное управление, там надо не языком болтать, а уметь дело делать». Политбюро утверждает Юровского без возражений.
Я стараюсь углубить свои познания в области марксистской теории. Что бросается в глаза, это то, что российская социальная революция произведена вопреки всем теориям и предсказаниям Маркса. И на «капиталистическом» Западе эти прогнозы полностью опровергнуты жизнью — вместо предсказанного жестокого обнищания пролетариата происходит постоянный и невиданный прежде подъём жизни трудящихся масс (я вспоминаю, что по знаменитой докладной записке маршала Бобана Людовику XIV в то время пятая часть населения Франции умирала от болезней, не от старости, а от голода; я сравниваю это с началом XX века и уровнем жизни рабочих на Западе). И уже никак не видел Маркс социальной революции в России, где 85% населения были мелкие собственники — крестьяне, а рабочих было — смешно сказать, немногим более 1% населения (в 1921 году население Сов. России в тогдашних пределах равнялось 134,2 миллиона; индустриальных рабочих было 1 миллион 400 тысяч; эти цифры взяты из официальной истории КПСС, том 4, стр. 8, год издания 1970).
Сказать правду, чем больше я углубляюсь в марксистскую теорию, тем более меня тошнит от этой галиматьи, помпезно выдаваемой за экономическую науку. Приходится всё же во всём этом разобраться. Начиная от Адама Смита, который во второй половине XVIII века, обуреваемый наилучшими намерениями, попытался найти научные основы экономической науки. Попытка была и преждевременна, и порочна. Преждевременна, потому что только определялись методы точных наук и рано было пытаться их применить к такой сложной и твёрдой сфере, как область экономических явлений; порочна, потому что отнюдь не эти методы точных наук приложил Смит к анализу изучаемых экономических явлений; а методологию современной немецкой идеалистической философии, диалектику, ноумены и феномены и всё прочее, из чего никакого научного познания экономики и возникнуть не могло. Из этого философского вздора родил Смит теорию трудовой стоимости, неверное и грубое детище немецких философских концепций. Чем определяется цена товаров? Искать реальные причины и следствия — не философский подход. Цена — это феномен. Это — стоимость. Ею и следует заниматься. А она определяется трудом, физическим трудом, затраченным на производстве товара («позвольте, возразили трезвые наблюдатели, это неверно; вот тысяча примеров, когда это не так; а машина, которая производит такую же работу; а цена алмаза, найденного без всякого труда на берегу моря; и т. д.»). Смит поправился: стоимость определяется не простым трудом, а средним общественно необходимым трудом. Эта теория, претендовавшая на научность и бывшая абсолютно ложной, была замечательная в одном отношении: она показала, скольких миллионов человеческих жизней может стоить неудачное произведение человеческого ума. Потому что рождённый Адамом Смитом ублюдок начал жить собственной теоретической жизнью. За Смитом пришёл Рикардо и сделал из смитовской теории все логические выводы: раз только физический труд, только рабочий создаёт ценности, то как может образоваться капитал? Ясно, что капиталист платит рабочему не полную плату за произведённое рабочим, а часть утаивает (прибавочная стоимость); накопление этой утаённой уворованной части и создаст капитал. Следовательно, провозгласил Карл Маркс, каждый капиталист — вор и мошенник, и всякий капитал — богатство, уворованное и награбленное у рабочих. И пролетарии всех стран должны соединиться, чтобы отобрать силой то, что у них уворовано.
На первый взгляд даже странно, как эта галиматья может считаться чем-то научным. По ней только движения рук рабочего создают ценности, полезные вещи, товары и двигают экономику. А работа учёного, работа изобретателя, работа инженера-техника, работа организатора предприятия? Это — работа не руками, а головным мозгом. Она ничего не создаёт, не играет никакой роли? Но руки у людей были всегда, между тем гигантское развитие благосостояния обществ и масс было достигнуто только тогда, когда мозги учёных и техников нашли, как надо двигать руками, да и машинами, чтобы достигнуть неизмеримо лучших результатов. Между тем, по Марксу, если вы не двигаете руками, вы вор и паразит. Какая всё это жалкая чепуха. Как всё опрокинуто вверх ногами в этом вздоре, который претендует на научность.
А между тем марксизм оказался фактором огромной силы в жизни нашего общества. Тут опять надо вспомнить гениальные формулы Лебона: «Разум создаёт познание, чувства движут историю». Марксистская теория, ничтожная для понимания экономической жизни, оказалась динамитом в эмоциональном отношении. Сказать всем бедным и обездоленным: вы бедны, вы нищи и вы несчастны потому, что вас обокрал и продолжает обкрадывать богатый, это — зажечь мировой пожар, возбудить такую зависть и такую ненависть, какую не залить и морем крови. Марксизм — ложь, но ложь необычайной взрывчатой силы. Вот на этом камне и воздвигнул Ленин свою «церковь» — в России.
Я скоро понял все оттенки отношения вождей коммунизма к марксистской теории. Как практики и прагматики, руководившие государством, они прекрасно понимали полную никчёмность марксизма в области понимания и организации экономической жизни; отсюда их скептически-ироническое отношение к «образованным марксистам». Наоборот, они высоко ценили эмоционально-взрывную силу марксизма, приведшую их к власти и которая приведёт их (как они не без основания надеялись) к власти во всём мире. Резюмируя в двух словах: как наука — вздор; как метод революционного руководства массами — незаменимое оружие.
Я решил проверить немного глубже, как они относятся к марксизму. Официально его трогать нельзя, разрешается его только «истолковывать», и то только в смысле самом ортодоксальном.
Я часто бывал на дому у Сокольникова. Григорий Яковлевич Сокольников (настоящая фамилия — Бриллиант) был в прошлом присяжным поверенным. Он принадлежал к зиновьевско-каменевской группе и был, бесспорно, один из самых талантливых и блестящих большевистских вождей. Какую бы роль ему ни поручали, он с ней справлялся превосходно. Во время гражданской войны он успешно командовал армией. Народный комиссар финансов после НЭПа, он прекрасно провёл денежную реформу, создав твёрдый червонный рубль и быстро приведя в порядок хаотическое большевистское денежное хозяйство. После XIII съезда в мае 1924 года он был сделан кандидатом в члены Политбюро. На съезде 1926 года он выступил вместе с Зиновьевым и Каменевым и был единственным оратором, требовавшим с трибуны съезда снятия Сталина с поста генерального секретаря. Это ему стоило и поста наркомфина и места в Политбюро. На XV съезде, когда Сталин наметил свой преступный курс на коллективизацию, Сокольников выступил против этой политики и требовал нормального развития хозяйства, сначала в лёгкой промышленности.
Как-то (это было в 1925 году) я зашёл к Сокольникову. Он был нездоров и не выходил из дому. Обычно в таких случаях мы говорили о финансах, об экономике. В этот раз я решил рискнуть и завёл разговор о марксизме. Не отрицая революционной роли марксизма, я остановился на критике марксистской теории. Исходя из того, что теория создавалась почти век тому назад и что жизнь принесла много нового, что требует теорию пересмотреть и обновить, а также из того, что Политбюро, например, фактически этой теорией в сегодняшнем виде не пользуется как явно отставшей от жизни, я намечал под видом желательных улучшений довольно сильную ломку. Сокольников внимательно выслушал мою длинную речь, ничего не возражая. Когда я кончил, он сказал: «Товарищ Бажанов, в том, что вы говорите, много верного и интересного. Но есть табу, которых трогать нельзя. Дружеский совет: никогда никому не говорите того, что вы мне сказали». Конечно, этому совету я последовал.
- Предыдущая
- 26/70
- Следующая
