Проклятие Гавайев - Томпсон Хантер С. - Страница 6

• Предыдущая
• 6/33
• Следующая

Пес вцепился всеми четырьмя лапами в горячий асфальт, но слишком разогнался до этого, чтобы успеть остановиться. Машина выжимала около восьмидесяти на первой передаче. Скиннер не убрал ногу с газа и завертел бутылкой как клюшкой для игры в поло. Я услышал приглушенный удар, а потом – страшный визгливый хрип, когда зверь свалился на шоссе прямиком под колеса ананасового грузовика, который его и размазал.

– Опасно, – сказал Скиннер, выбрасывая розочку от бутылки, – невероятно злобные. Легко запрыгнут в машину на светофоре. Это одна из проблем езды с открытым верхом.

Невеста рыдала в истерике, а искаженная мелодия все еще неслась из радио:

Когда мы приблизились к центру Гонолулу, Скиннер сбавил обороты.

– Так, Док, – сказал он, – пора бы вырубить наркоты. Я нервничаю.

Да неужели, подумал я. Ты, упырь-убийца.

– У Ральфа есть, – буркнул я, – он ждет нас в отеле. У него целый флакон из-под альказельцера с этим добром.

Он убрал ногу с тормоза и дал по газам, когда мы проезжали под большим зеленым знаком "Вайкики-Бич 1 1/2". Знакомая ухмылка на его лице. Легкомысленная, шизанутая ухмылка торчка, готовая порвать кожу на щеках. Сколько раз я ее наблюдал…

– Ральф – параноик, – сказал я, – с ним надо поосторожнее.

– За меня не беспокойся, – ответил Скиннер, – я отлично лажу с англичанами.

Мы были в центре Гонолулу, курсируя вдоль береговой линии. Улицы запрудили бегуны трусцой, отлаживающие свой шаг перед большой гонкой. Транспортные средства они игнорировали, что бесило Скиннера.

– Эта беготня – беспредел какой-то, – проговорил он, – участвует каждый либерал-богатей с Запада. Они бегут по шестнадцать километров в день. Это чертова секта.

– А ты бегаешь? – спросил я.

Он засмеялся.

– Еще бы, блин. Но не с пустыми же руками. Мы – преступники, Док. Мы не ровня этим людям, и, думаю, перевоспитываться поздно.

– Но мы – профессионалы, – возразил я, – и мы здесь, чтобы осветить гонку.

– Да ебал я эту гонку. Мы осветим ее, сидя в палисаднике у Уилбура – нажираясь и по-крупному играя на футбольном тотализаторе.

Джон Уилбур, экс-нападающий в "Вашингтон Редскинз", которые ездили на Суперкубок в 1973, был другим моим закадыкой, и он, в конце концов, образумился настолько, что легко мог сойти за респектабельного бизнесмена из Гонолулу. Его дом на Кахала-Драйв с высокой арендной платой стоял на маршруте гонки, километрах в трех от финишной черты… Это идеальный штаб для нашего репортажа, объяснил Скиннер. Мы заценим старт в центре, затем рванем к Уилбору смотреть игры и покрывать сквернословием участников марафона, пробегающих мимо дома, а ближе к финишу опять прощемимся в центр.

– Хороший план, – согласился я, – кажется, что-то подобное со мной уже происходило.

– Не совсем, – сказал он, – ты в жизни не увидишь ничего скучнее этих идиотских марафонов… хороший способ рехнуться.

– Я лишь имею в виду, – вставил я, – что участвую в этой чертовой гонке.

Он покачал головой:

– Забудь. Уилбур хотел развести Рози Руиз несколько лет назад, когда еще был ого-го – он прыгнул в эту гонку на полмили впереди всех на отметке "38 км" и погреб, как проклятый, к финишной прямой, развивая, как ему казалось, скорость звука… – он засмеялся, – это было ужасно: девятнадцать человек обогнали его за три километра. Он пришел осоловевший от рвоты и вынужден был буквально ползти последние метры, – он опять заржал, – эти люди быстры, чувак. Они бежали прямо по нему.

– Что ж, – сказал я, – довольно об этом. Я в любом случае не хотел участвовать в этой хреновине. Это идея Уилбура.

– Выходит, тебе нужно поаккуратнее здесь себя вести. Даже лучший друг тебя обманывает. Он и сам в беде.

Ральф сидел, сгорбившись над барной стойкой в "Ресторации Хо-Хо", проклиная дождь, серфинг, жару и все прочее, что предлагал Гонолулу. Он только пришел с пляжа, куда ходил за острыми ощущениями от подводного плавания, о котором рассказывал Уилбур. Прежде, чем Ральф успел нырнуть, его подбросила волна и беспощадно шваркнула о коралловый риф, пропоров дыру в спине и раздробив позвоночный диск. Скиннер пытался подбодрить его парой присущих ему ужасных историй, но Ральфу было не до того. Его настроение было ни к черту и лишь ухудшилось, когда Скиннер потребовал кокаина.

– О чем ты говоришь? – завопил Ральф.

– Я про номер первый, чувак, – сказал Скиннер, – кокос, порошок, белая смерть… я без понятия, как вы, англикашки, его называете…

– Ты про наркотики? – наконец спросил Ральф.

– РАЗУМЕЕТСЯ, Я ПРО НАРКОТИКИ! – заорал Скиннер, – думаешь, я сюда об искусстве трепаться пришел?

Этого было достаточно. Ральф испуганно ухромал, и даже бармен слегка припух.

Мы обосновались в баре и наблюдали, как дождь хлещет пальмы на пляже. В "Ресторацию Хо-Хо" вели три входа, и каждые несколько минут шквал дождя приносился к нам с моря.

Мы были единственными посетителями. Бармен-самоанец молчаливо смешивал для нас маргариты, не снимая с лица прилипшую улыбку. Слева, на камне в бассейне торжественно стояла пара пингвинов, следя за тем, как мы пьем. Их карий немигающий взгляд выражал не меньший интерес, чем взгляд бармена.

Скиннер кинул им ломтик сашими, который тот, что был повыше, перехватил в воздухе и тотчас сожрал, сметя птицу поменьше со своего пути щелчком короткого черного крыла.

– Странные эти птицы, – изрек Скиннер, – я веду с ними своего рода диалоги.

Он немного подулся после того, как Ральф обломал его в намерении утонуть в чистейшем лондоском кайфе до конца дня, но в итоге принял это как еще одну ослепительную вспышку габаритов в лицо со встречной полосы.

После трех-четырех коктейлей в его голос вернулась фатоватость, и он уже смотрел на пингвинов ленивым взором человека, который не станет подолгу скучать.

– Это муж и жена, – сказал он, – мужик – тот, что покрупнее, и он бы с легкостью торговал ее задницей, взамен получая рыбьи хвосты. – Скиннер повернулся ко мне. – Как считаешь, Ральф охоч до пингвинов?

Я вперился в птицу.

– Не суть, – продолжил Скиннер, – он все равно бы ее доконал.

– Британцы ебут все подряд, – развивал он мысль, – такие уж они извращенцы.

Бармен стоял к нам спиной, но я не сомневался, что он слушает. Застывшая улыбка все больше отдавала гримасой. Частенько ли ему доводилось преспокойно стоять за стойкой спиной к респектабельного вида гражданам, внимая, как они рассуждают об изнасиловании гостиничных пингвинов?

– Сколько еще будет продолжаться этот чертов дождь? – спросил я.

• Предыдущая
• 6/33
• Следующая