Клинические разборы в психиатрической практике - Гофман Александр Генрихович - Страница 36

Врач-докладчик. Когда я его спрашивал, почему он не возвращался домой, он говорил, что у него бывают такие состояния, когда он не узнает, где находится, улицу и свой дом. «Я возвращался и не мог попасть домой», — так он объяснял эти случаи.

Ведущий. Попробуем все проанализировать. Случай непростой. Поэтому надо начинать с синдрома. А потом смотреть, как этот синдром в развитии укладывается в контекст заболевания. Что мы можем сейчас сказать о статусе больного? Кто перед нами сидит? Эпилептик или нет? Что это — ригидный обстоятельный больной? Мы его не можем сдвинуть с мертвой точки? Нет. Вялый, адинамичный, гипомимичный, притом что галоперидол ему не дают уже 2 недели. Может быть, можно считать, что у него остаточные явления экстрапирамидной симптоматики? Но в таком случае больной обязательно пожаловался бы на нее. Это один из дифференциальных диагностических признаков. Больной с экстрапирамидной симптоматикой, как правило, предъявляет на это жалобы. Жалобы на неусидчивость, на скованность, на акинезию, когда он не может двигаться, и тахикинезию, когда он все время должен двигаться. Это всегда воспринимается как мучительный симптом.

Экстрапирамидные расстройства подобного плана, то есть акинетогипертонический синдром, часто симулируют кататонические нарушения. Нередки диагностические ошибки, когда они принимаются за кататонические расстройства. Но больной не предъявляет этих жалоб. Он говорит, что он несколько скован, но говорит, что он всегда такой. Неадекватная оценка своего состояния. Он определяет свое сиюминутное состояние как подъем, ему нравится эта беседа, он якобы оживился, хотя мямлит еле-еле. При этом на лице появляется неадекватная улыбка. Посмотрите, насколько легко он начинает разговаривать на интимные темы. Было ясно, что можно выявить все его интимные переживания, он говорит об этом легко. Обратите внимание, какая двойственность. С одной стороны, он страдает от того, что он замкнутый и не женат. Он не страдает от того, что он нерешительный, замкнутый и ему надо выпить, чтобы с девушкой познакомиться. То, что сказал бы органик или невротик, и мы бы его еще долго «раскачивали», чтобы в этом признался. Он сам говорит, что он запросто знакомится с девушкой, может и на улице познакомиться. Он собой в этом смысле доволен. Он недоволен только одним: он не женат. Если бы он был женат, у него все было бы хорошо, он бы даже в больницу не попал. То есть он дает в общем-то нелепое объяснение, почему он здесь находится, своему состоянию. Когда у него спрашивают, считает ли он себя больным, он отвечает: «Да». А когда у него спрашивают, что бы он хотел для полного счастья, он говорит: «Чтобы я был женат». И при этом он без тени сомнения и без всякой доли юмора обсуждает с нами вопрос о том, что, в принципе, его можно было бы здесь женить. Это, конечно, неадекватность.

Его оценка контактов с матерью — единственным близким человеком — конечно, холодная. Он достаточно откровенен в этих вопросах. Если бы он был органик, эпилептик с дисфорией, он бы сказал: раздражает она меня, и стал бы рассказывать, чем она его раздражает или, наоборот, начал бы тут проповедовать, как надо любить свою маму, был бы угодлив и льстив в ее адрес. А у него какая-то бессмысленная оценка своего поведения и отношения к ней: «Сидишь-сидишь, потом хочется уйти». Сразу закрадываются сомнения — а может, это акатизия? Такое может быть. Сидишь-сидишь, потом встал, хочется уйти. Но он просидел здесь достаточно долго и не сделал ни одного порыва встать и изменить положение тела. Как сел, так и сидел. Это не та акатизия, когда больной не может даже пообедать, съел три ложки и встает, начинает ходить вокруг стола, не может посмотреть телепередачу, ходит из угла в угол в отделении и т. д. Нет, это просто такая неадекватность. Сидел-сидел, потом порывисто встал и пошел. Импульсивность, если хотите. Интересно, что он сам же об этом и говорит. Не мы наблюдаем это со стороны и отмечаем все эти неадекватные, импульсивные действия, а он сам нам об этом рассказывает.

Оценка своего пребывания здесь. Какое-то безразличное отношение к продолжительности пребывания. Он не беспокоит врача по поводу выписки и даже не интересуется этим. Что это такое? Конечно, эмоциональное снижение. Мы часто спрашиваем о планах на будущее — это один из дифференциально-диагностических критериев. Какие у него планы? Никаких, совершенно никаких. Жениться! Да, это очень интересно, это некая паранойяльная идея — женитьба. Она красной нитью проходит через все. Причем это не женитьба на каком-то конкретном человеке, ему, по сути, уже все равно на ком, его сам факт женитьбы интересует. Это граничит с особыми интересами, с неким паранойяльным подтекстом. Относительно других планов — ничего реального.

Создается впечатление, что он немножко дебиловат. Но, с другой стороны, человек кончил техникум и не простой, а авиационный, он служил в армии в танковых войсках и был наводчиком орудия в современном танке. Он не в стройбате лопатой махал. Два года такой армии — это лакмусовая бумажка. Дебильность проявилась бы моментально. Сейчас человек, который закончил техникум и отслужил 2 года в армии, даже не знает, кто такой Ельцин и кто у нас премьер-министр. Он слышал где-то и повторяет, что «раз он начал все это, то пусть и заканчивает», а своего мнения у него нет. Он говорит, что любит современную музыку, и не может назвать ни одного современного ансамбля: ни западного, ни отечественного. То есть все формально, ничего по существу, ничего конкретного. Страдает он от этого? Ни в коем случае, он считает, что все нормально. Теперь эти пробы на нарушения мышления, по дифференциации двух предметов. Он потом все-таки дошел до сути, назвал главный отличительный признак, но поначалу прямо классический вариант расплывчатости мышления: он начал объяснять, что такое самолет, что его сделали люди, что он летает и т. п. В сходстве, правда, он назвал главный признак. В психологическом исследовании достаточно ясно, что мало органических нарушений, больше процессуальных изменений мышления.

Теперь по поводу анамнеза. На что можно обратить внимание? Ранняя патология в родах. Хотя самой асфиксии не было, но задержка в родах была. Затем своеобразие развития. Он был замкнутым мальчиком. Трудно сказать, с какого возраста началась болезнь. Это всегда самое главное — найти сдвиг. Когда кончается период преморбида и начинается болезнь — морбус. Сделать это не всегда легко, особенно если в анамнезе с самого начала сквозит «органика» и уже с самого начала были какие-то отклонения от нормы. Тем не менее, стараться надо. Это может произойти в разные возрастные периоды. Как мы знаем, имеется несколько переходных периодов у ребенка, обусловленных социальными и биологическими факторами. Иногда они совпадают, иногда — нет. В 2–3 года ребенок начинает общаться более-менее сознательно. Это нагрузка — может проявиться неадекватность. Дальше 7–8 лет, ребенок идет в школу, на него сразу наваливается нагрузка обучения, и здесь тоже может проявиться сдвиг. Дальше пубертатный криз, где вообще все меняется, происходит полное изменение гормонального статуса, нагрузки в школе — еще больший сдвиг. Искать нужно в этих основных возрастных группах. Трудно сказать, были ли у него здесь какие-то изменения, мы только знаем, что он был замкнут и несколько аутичен. В то же время он говорит, что с девушками легко знакомится. Может быть, он просто думает, что у него все так хорошо получается. Все было довольно гладко. Он закончил 8 классов, потом перешел в сложный техникум, закончил его и пошел работать на завод и потом в армию, такая гладкая жизненная прямая. Заподозрить, что тогда уже было начало процесса трудно, потому что это обязательно проявилось бы в армии. А вот потом стали происходить какие-то странные вещи. Во-первых, травма и дальше эти обморочные состояния и т. д. Конечно, можно все это трактовать как «органику», как ликвородинамические нарушения, тем более что они и в дальнейшем были: он жару плохо переносит, у него обмороки, когда он тяжелое что-то поднимает. Но вот старые психиатры, в частности консультировавшая здесь профессор Елена Николаевна Каменева, а она была очень опытным диагностом, говорили, что вегетативные нарушения у молодых больных — часто зарница шизофрении. Вегетативные сдвиги, вегетативные эквиваленты отнюдь не противоречат начальным признакам шизофренического процесса. Дальше появилась неадекватность поведения, сам он, правда, отмечал, что у него были расстройства настроения. Придумать это трудно, то, что с утра всегда плохое настроение. Но тоски он никогда не испытывал, чувства тревоги тоже. Четкие аффективные фазы потом, встраиваясь в структуру синдрома, дают обычно аффективно-бредовое состояние. Здесь больше немотивированность поведения, неадекватность. Затем этот странный эпизод с девушкой. Он, наверно, ухаживал за ней, приходил в семью, и все увидели, что он странный человек, стали захлопывать перед ним двери, а девушка стала от него отстраняться, он же проявлял невероятную активность. Что это было такое? Почему он иногда говорил, что он забывал, где он находится? Это что, трансы? Нет, не похоже. На расстройства сознания эпилептического генеза это не похоже. А что это может быть? Опухоль по клинике никак не получается. Головные боли, которые у него есть, больше носят невротический характер, нежели органический — у него травма справа, а болит слева. Какие-то покалывания. Скорее сенестопатии. Эти расстройства сознания по типу загруженности, а не по типу выключения сознания, когда он вдруг оказывался в другом месте города. Странности у него начались в декабре. Был ли это дебют или экзоцербация процесса? Отмечалась кататоническая симптоматика. Какой синдром? Не кататоно-онейроидный — это однозначно, не было ни оцепенения, ни зачарованности. Не было соответствующего выхода из этого статуса. Это больше характерно для люцидной кататонии с преобладанием двигательных нарушений и плюс какие-то обрывочные несформировавшиеся элементы, может быть, галлюцинаторные, может быть, идеи отношений. Кстати, удалось с большим трудом выяснить, что идеи отношений у него бывали — такие диффузные, неконкретные, то, что мы называем зарницами. Ему казалось в транспорте, что на него поглядывают, подсмеиваются, обсуждают. Здесь тоже называли, вроде бы, его фамилию, но никакой инсценировки, бреда интерметаморфоза не было. Была просто заторможенность и все. Конечно, мы не должны сбрасывать со счетов так называемый терапевтический патоморфоз. Профессор Григорий Яковлевич Авруцкий любил произносить фразу: «Психофармакологический анализ состояния». Вы даете больному соответствующие препараты, и они «раскладывают» его состояние. Вам становится яснее статус. Здесь то же самое. Пока его лечили сосудистыми и противосудорожными препаратами, особой динамики не было, как только его стали лечить мощным антипсихотическим препаратом галоперидолом — мгновенно пошла динамика в положительную сторону. Галоперидол сделал свое дело — это мощный антипсихотик, дофаминоблокатор, можно было бы сочетать его с лепонексом. Лепонекс очень хорош для кататоников. Он тоже дофаминоблокатор, но резко отличается тем, что является пресинаптическим дофаминоблокатором и действует на иные дофаминергические системы мозга. Отсюда отсутствие у него экстрапирамидных побочных расстройств. Какой прогноз? Скорее пессимистический. Надо будет посмотреть больного в динамике или попросить лечащего врача сообщить нам. Как любили говорить старые психиатры: «Катамнез покажет». Нуждается ли этот больной в дальнейшей терапии? Конечно, нуждается. Надо ли ему сейчас что-то давать? Вы, конечно, можете выписать его без терапии, тем более что он у Вас без нее здесь сейчас удерживается. Но это было бы рискованно. Начните ему давать азалептин (лепонекс), на котором его можете потом выписать. Таким образом, диагноз может звучать так: «Непрерывно текущая шизофрения на фоне резидуальной органической недостаточности ЦНС сложного генеза (натальная патология, травма), кататонический синдром». За эпилептический психоз нет данных: не было припадков, нет пароксизмальной активности на ЭЭГ. Очаговость представлена только медленной тета-активностью. Заинтересованность срединных структур бывает очень часто у больных шизофренией в период лечения нейролептиками.