Клинические разборы в психиатрической практике - Гофман Александр Генрихович - Страница 16

Ведущий. Здесь можно многое обсуждать. Давайте начнем опять-таки со статуса. Чем определяется статус больной? Все сошлись на том, что на первом месте у нее бред. Какой бред: интерпретативный или чувственный? Интерпретативный. Она считает, что ее преследуют. Кто — она не знает, кто-то что-то делает. Никакого особого значения, никакой инсценировки нет, никто ее здесь не разыгрывает. Интерпретативный бред: систематизированный или несистематизированный? Несистематизированный, потому что нет бредовой системы. Все действующие лица ее бредовых переживаний неопределенны, неизвестен смысл поведения действующих лиц, зачем они это делают. Это острое или подострое состояние? Если острое, то какое? Посмотрите, как она сюда вошла. Упирается, корпус отброшен назад, идет маленькими шажками, ее тянут, она напряженно смотрит, садится и подозрительно на меня глядит. Есть растерянность, недоумение? Нет. Это не аффект недоумения больной в аффективно-бредовом состоянии, где имеется полнейшая дезорганизация мышления. Там ведь внимание постоянно переносится с одного предмета на другой. Больной не может выделить, интегрировать что-то главное во всей обстановке. Появляется, например, новый человек, все внимание переносится на этого человека, слышит больной какую-то фразу, он сразу поворачивается — и все внимание на эту фразу. Больной абсолютно не понимает, что делается вокруг, он недоуменно озирается по сторонам, не может сконцентрировать своего внимания. Это и называется аффектом недоумения. У нее нет этого. Она подозрительно оценивает обстановку. «Журналисты» сидят. Магнитофон на столе, все пишут, могут быть и журналисты. Это не что-то фантастическое. Это вполне может укладываться в интерпретативный бред. Что говорит об остроте состояния? Об остроте состояния говорит отсутствие системы. Здесь и журналисты, здесь и прохожие на улице, и врачи отделения, и больные, которые про нее все знают. Это, конечно, острое состояние. Почему? Потому что имеется большой удельный вес иллюзорно-бредового восприятия. Иллюзорно-бредовое восприятие обязательно говорит об остроте. Чем меньше иллюзорно-бредового компонента, тем «холоднее» бред. Какой у больной аффект? Про растерянность, аффект недоумения мы поговорили. Это депрессивный аффект? Она удручена, у нее скорбная депрессивная маска на лице, она называет себя преступницей, изменщицей, и поэтому о ней все знают, о ней говорят, преследуют из-за этого? Нет. У нее такое хитроватое выражение лица, время от времени даже оживленное. Она ведь оправдывается, она не считает себя ни в чем виноватой, не понимает, зачем ее преследуют. Я, конечно, специально не стал ее расспрашивать об ее изменах, — потому что это сейчас не принципиально, — не хотел ставить ее в неловкое положение, боялся, что она вообще ничего не расскажет. Обратите внимание, как она потом разговорилась. Сначала это были тихие, еле слышные слова, а потом она стала говорить более громко, освоилась. Но, тем не менее, депрессивный аффект есть. Она ответила мне, что тоска, подавленность ей знакомы. Во время кульминации острого состояния были идеи обвинения, иногда даже с фантастическими включениями: ее обвиняли «по телевизору» в аварии подлодки «Курск». Правда, эти обвинения содержались только в рамках псевдогаллюцинаторных расстройств, а не в виде намеков и поведения окружающих. Это существенно. Она говорила, что у нее жалобы на собственную измененность. Я специально расспрашивал ее об этой измененности, потому что нужно было определить, бредовая это деперсонализация или аффективная. Понятно, что это ближе к бредовой деперсонализации. Она все время объясняет свою измененность воздействием, говорит: «Конечно, когда тебе постоянно „крутят мозги“, когда голова вот-вот лопнет». Это все-таки бредовая деперсонализация.

Итак, это не аффективно-бредовое состояние с преобладанием бреда особого значения, инсценировки, антагонистического, фантастического бреда. Если это все же острое состояние, то какое? Острый параноид? Нет, несмотря на наличие персекуторного бреда. Отсутствуют присущий острому параноиду выраженный аффект страха, тревоги, оборонительное поведение. Острый синдром Кандинского — Клерамбо? Мы установили, что он здесь был представлен соответствующей триадой: идеаторным, сенсорным и моторным компонентами. Острый синдром Кандинского — Клерамбо, в отличие от хронического, вполне допускает наличие элементов иллюзорно-бредового восприятия, отсутствие систематизации бреда. Так что состояние нашей больной может укладываться в синдром Кандинского — Клерамбо. Тут говорили, что у больной галлюцинаторно-параноидный синдром. Между острым галлюцинаторно-параноидным синдромом и острым синдромом Кандинского — Клерамбо не очень большая разница. Все дело в удельных весах отдельных расстройств. У нее возникали суицидальные мысли. Но, обратите внимание, она сразу же объясняет это тем, что ее «довели». Не потому, что у нее идеи самообвинения, что она плохая, что она не имеет права жить, а что ее «довели». Массивность, полиморфизм расстройств в остром периоде, в том числе и депрессивных, деперсонализационных часто помогают получить согласие больной на госпитализацию. Так было и здесь. При хронификации бреда это сделать гораздо труднее.

Теперь о течении болезни. Мы опираемся на то, что нам известно. Личность достаточно примитивная, рано вышла замуж — в 18 лет, а в 24 года — удаление яичников. После этого отмечались астенодепрессивные периоды, лабильность аффекта, т. е. создалась некая психоэндокринная почва, на которой легко могут возникнуть психические расстройства. В возрасте сорока лет (подходящий возраст для развития параноидной шизофрении) появились идеи отношения, вначале сверхценного, а потом и бредового характера. Тем не менее, она продолжала работать, выполняла свои обязанности в семье. Не было серьезных аффективных расстройств. Содержание бреда было примитивным, ограничивалось узким, знакомым кругом лиц. Не было выраженного чувственного бреда. Вспоминается знаменитый пример Снежневского в его лекциях (извиняюсь за неточность), когда больной видит перед собой вырытую яму. Больной с чувственным бредом скажет, что вырыли могилу, намекая, что ему пора умирать, а больной с паранойяльным бредом, скажет: «Вот, вырыли яму, чтобы я ногу сломал». У нее не было бреда особого значения, все было конкретно, приземленно и понятно: сотрудники что-то резали, подсовывали, чтобы ее уволить. Когда у нее началось обострение? После похода к экстрасенсу. Для такой примитивной личности это может быть неким толчком. Это обострение или манифест? При обострении параноидной шизофрении в клинической картине должна быть симптоматика предыдущего этапа. Элементы этого у нее есть: любовник был замешан в преследовании. Хотя не удалось установить четкой связи бывших преследователей и бреда воздействия. Я думаю, что это обострение параноидной шизофрении.

Какой прогноз? Скорее всего, прогноз достаточно благоприятный. Нет систематизации, нет типичного параноидного состояния, только подозрительность, напряженность, нет преобладания галлюциноза. Я думаю, что это обострение, как и любое острое состояние, удастся довольно быстро купировать. Такие состояния купируются разными нейролептиками с широким спектром действия: трифтазином, трисидилом, галоперидолом. Дозы трифтазина 20–30 мг, может быть, с небольшим добавлением тизерцина на ночь, чтобы быстрее восстановить у нее сон. Какова может быть глубина ремиссии? Если мы имеем дело с аффективно-бредовым статусом, то нужно добиваться глубокой ремиссии и критики к болезни. Если мы имеем дело с бредовой шизофренией, то в результате лечения можно рассчитывать только на относительную критику к болезни и дезактуализацию бреда. Поэтому я и сказал нашей больной такую простую психотерапевтическую фразу: «Мы Вас „заблокируем“ от этих лучей, и все будет хорошо». И она с готовностью приняла такое предложение. Мы заранее знаем, что полной критики у нее не будет. Она может даже потом сказать, что действительно была больна, но болезнь была все равно кем-то вызвана. В дальнейшем, когда у нее будут (а скорее всего, будут) повторные обострения, наступит бо́льшая систематизация.