Маска Локи - Желязны Роджер Джозеф - Страница 23

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая

Анжелика повернулась к нему с шиканьем, готовым сорваться с ее губ. Она остановилась, увидев блеск в его глазах.

– Как Он сохраняет живую кровь Сына Своего, – голос Луи стал громче, – так Он направляет меня и распространяет как свет. Он возвышает мою душу, растворяет ее в воздухе.

К нему начали поворачиваться головы соседей с гневом или смущением на лицах.

– Он поднимает меня с величественностью Пророка и низвергает меня вниз в пламя, как он сделал с Принцем Воздуха.

Маленькая ручка Анжелики сжала его локоть. Ее пальцы впились в его мускулы, пытаясь причинить ему боль, но не сумели. Двигаясь по нерву, она пыталась поднять его.

Луи встал, ведомый только Духом, и его голос усилился.

– Но Он снова возвысит меня, Меч Господен поднят высоко…

– О, замолчи же! – взвыла Анжелика и толкнула его в боковой неф, где он остановился. Затем будто проснувшись, неуклюже преклонил колени, повернулся и медленно пошел к выходу.

Среди шума голосов вокруг него он явственно расслышал два слова: «Опять пьян».

Но он не был пьян.

Жара и духота под тентом давили словно атмосфера перед грозой. Напряжение в воздухе приводило к нетерпеливому желанию чего-то, пусть даже пророчеств о близком конце и проклятии, лишь бы избавиться от чувства неопределенности.

Частично напряжение исходило от укротителей змей. Текучее движение их раскачивающихся тел, головы с изогнутыми зубами, все убыстряющийся танец блестящих от масла рук и тел наэлектризовали толпу до предела. Напряжение должно было прорваться. И оно прорвалось.

– Я была неверна мужу…

– Я хотел украсть лошадь соседа…

– Я избивал свою жену…

– Я был пьяницей, – слова вырвались из горла Луи Бреве. – Вино для меня было другом, сначала добрым и ласковым. Затем оно стало господином, командующим и приказывающим. В конце-концов оно превратилось в дьявола, издевающегося надо мной и толкающего к дальнейшим безрассудствам.

– Аминь.

– Я был богатым человеком, известным в округе. Моим лекарством было хорошее вино и бренди, привозимые из Франции. Я растратил золото и любовь порядочной женщины на эти вина. И после этого любое вино стало хорошо для меня.

– Аминь!

– Искушаемый дьяволом, живущим в бутылке, я промотал свое состояние и начал тратить деньги моей доброй жены. У грязи в канаве было больше твердости, чем у меня. Я был приятелем головорезов и проституток, и в конце-концов преступников, прикованных к своим киркам и лопатам, мостящим дороги. – Аминь!

– Любой из моих прежних друзей отворачивался, завидев меня. Наш Господь тоже видел все это – но отвернул ли Он свое лицо от меня?

– Нет!

– Нет, Он не сделал этого. Он протянул свою руку и положил ее на мое сердце. Маленьким и твердым как камень было это сердце. И теперь, от прикосновения Господа, оно расширилось и наполнилось золотым светом, и темная кровь вытекла из него. Господь принял меня в свое лоно. И я больше не пьяница.

– АМИНЬ!

Волна чувств, сфокусированная радость трех сотен изголодавшихся человеческих существ, влились в уши Луи Бреве. Эйфория от этого была посильнее, чем от любого вина или виски, которые ему довелось пробовать.

– Сын мой, ты нарисовал замечательную картину с этой историей о пьянице. Пусть они идут, ненавидя и любя тебя. «Известное в этих местах семейство» и «расточал золотые монеты» – они проглотили все это за милую душу.

– Это правда, мистер Лимерик, – Луи после службы все еще держал шляпу в руках. Осознав это, он поискал глазами, куда можно было бы положить ее, и, не найдя ничего подходящего, водрузил на голову. Это вряд ли было вежливо, – внутри тента он был как бы в помещении и все такое – но Луи не хотел держать шляпу как проситель.

– Конечно, это правда, и вы рассказали так хорошо.

– Спасибо, сэр.

– Слишком хорошо, чтобы такой хозяин, как я, позволил тебе уйти. Как насчет пяти долларов в неделю и фонда? Конечно, в пути вы будете питаться с моей семьей. – Лимерик кивнул назад, туда, где его дочь Оливия, спокойно выбирала случайные банкноты, попавшие в корзину для пожертвований и сортировала серебро. Ни на минуту не прерывая своего занятия, она подняла голову и улыбнулась Луи, прохладно, как деревенская дыня.

– Фонда? – озадаченно спросил Луи. – Я не понимаю.

– Если кто-то опустит что-нибудь в ваш карман или шляпу, это ваше. Остальное идет с подаяния. Ясно?

– Это очень щедро, сэр. А что я должен делать, чтобы нести слово Божие?

– Помогать моему мальчику, Гомеру, ставить тент. Приходить на собрания, оба раза. И рассказывать вашу историю, как вы это сделали сегодня вечером.

– Пока вы будете здесь, я обязательно буду приходить.

– А когда мы двинемся в путь? Вы же хотите нести слово Божие повсюду?

– Конечно, мне хотелось бы этого.

– Считайте, что это сделано.

В Оклахоме Просвещение в лице его прежней любовницы, Клары, пришло к нему и имело разговор с Духом и Луи.

– Этот Лимерик использует тебя для того, чтобы наживаться, – сказала Клара. Со всей его напыщенностью и черным одеянием ему нет дела до Христа и Евангелия. Он даже втихаря пьет вино. Он делает из тебя дурака – даже большего, чем ты сам из себя делал.

– Какими бы ни были его цели, – ответил Луи, – он приводит людей к Откровению и к Господу. Может быть, он не самый воздержанный, но он много работает.

– А деньги?

– Это все для миссии в Африке, как он объяснил.

– Ты когда-нибудь видел хоть клочок письма из этой миссии или кого-нибудь, кто ее представляет? Видел ли ты когда-нибудь хоть один чек о переводе денег туда?

– Нет – я не посвящен в его финансы. Он дает деньги там, где нужно.

– И похоже, получает больше, чем дает.

– Поскольку он вершит дело Господа среди людей – и я могу помогать ему в этом – какое это имеет значение?

– Это означает, что он ловкий пройдоха. Может ли хороший человек так легко попасть под влияние плохого?

– Ливи не считает его плохим. Она его любит. А я люблю ее и доверяю ее простоте и чистоте в таких вещах. Ливи мудра.

– Сначала ты сказал правду: Ливи простодушна. Она ничего не знает, кроме игры на органе, на котором, кстати, играет плохо, и пересчитывания монет, что она делает медленно. Вся ее жизнь в ее пальцах.

– Она делает работу для Господа по-своему, как и все мы.

– Твоя вера непрошибаема. Назовем это слепотой и покончим с этим.

– Вере может быть нужна слепота.

– Тогда я кончаю с этим.

Сказав это, Клара поднялась и вышла. Луи никогда больше не видел ее.

Это случилось в Арканзасе в жаркий вечер, когда мотыльки и мошки вились вокруг ламп. Смуглый незнакомец вошел под тент.

Он пришел не для молитвы и службы, не из праздного любопытства, как приходили некоторые. Он раздвинул полотняные занавески и прошел точно в проход, как человек, идущий к виселице. Его глубоко сидящие глаза не смотрели ни вправо, ни влево, пока он шел к скамьям. Откинув фалды фрака, незнакомец сел на последнюю скамью.

Луи, оказавшийся рядом с ним, почувствовал озноб, даже несмотря на то, что струйки пота текли из-под его шляпы за воротник, который был когда-то был снежно-белым и накрахмаленным, а теперь, спустя месяцы пути – стал мягкими серым. Холодная угроза исходила от смуглого незнакомца словно испарения от куска сухого льда.

Глаза мужчины смотрели прямо вперед, и похоже, видели не больше, чем два осколка стекла. Сначала Луи подумал, что человек спит под действием морфия или какого-то другого наркотика, хотя тот и не клевал носом и не качался на своем месте. Заинтересовавшись, Луи уставился на незнакомца, но он даже не заметил этого.

«Интересно, куда он смотрит?» – подумал Луи. Он проследил направление взгляда; поверх пестрой смеси голов, мужских шляп и женских шляпок; поверх широкого пространства перед скамьями; поверх переносного алтаря с открытой Библией и серебряными канделябрами; на Оливию, сидящую за своим походным педальным органом и корзиной для пожертвований на нем.

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая