Рыцарь Шестопер - Соколовский Фёдор - Страница 31

• Предыдущая
• 31/72
• Следующая

— Знахарь сейчас придет. Хотя вначале принялся меня дотошно расспрашивать о симптомах твоей болезни. Тогда я сказал, что ты очень зол и очень болен. Он удивился, но стал собираться.

Похоже, штатный лекарь не ходил, а ползал. Потому что явился минут через тридцать. Не поздоровавшись и ничего не спрашивая, взял стул, сел рядом с кроватью и равнодушно уставился на больного. Довольно крепкий, массивный, явно отъевшийся на казенных харчах, с круглым лицом, он мог показаться вполне симпатичным, располагающим к себе мужиком, если бы не упомянутое равнодушие во всем его облике.

Минуту Василий лежал спокойно. Вторую — уже изрядно нервничая. На третьей стал впадать в бешенство. На четвертой резко успокоился, подумав: «Совсем забыл, где я! Это же наверняка тоже колдун. И зачем ему меня ощупывать, осматривать и опрашивать, коль он попросту просматривает в моей ауре все полоски жизни, выискивая среди них чернь заболевания! Чудеса…»

На пятой минуте в проеме арки застыл на короткое время Ольгерд. Присмотрелся к немой сценке, удивленно развел руками, а потом сообразил, что не так. И весьма выразительно показал рыцарю, чего ждет равнодушно восседающий знахарь. Наверное, во всех мирах поглаживание большим пальцем подушечек указательного и среднего обозначает одно и то же: «Дай ему денег! Заплати! Сунь ему взятку! Подмажь!..» и так далее.

Райкалин медленно сел на кровати, поманил оруженосца к себе пальцем одной руки, а указательным пальцем второй руки ткнул в грудь жирующего в безнаказанности лекаря и вкрадчиво прошепелявил:

— И сколько я должен заплатить этому уважаемому господину, чтобы он меня осмотрел?

Ольгерд явно струхнул и заволновался. Сам тон и постановка вопроса не ввели его в заблуждение, скорей наоборот. И он скорей пролепетал, чем нормально высказался о существующих здесь расценках:

— Обычно за вызов дают пятьдесят серебрушек. При визите к знахарю — двадцать или тридцать…

— О-о-о! Как тут все запущено! — Шестопер откинул одеяло и опустил ноги вниз, словно пожелал тщательно рассмотреть шевелящиеся пальцы. — А вот напомни мне, мой доблестный оруженосец, какое наказание мне последует от князя, если я сейчас вот этот жирный мешок дерьма растерзаю собственными руками?

— Ну-у-у… — с просыпающимся пониманием протянул блондин. — Если был урон рыцарской чести, то всего лишь виру придется в казну заплатить, в размере одного золотого.

Грин поднял голову, уставившись на начавшего хмуриться знахаря:

— И?.. Что мы имеем в результате?..

Так как тип продолжал молчать, несмотря на складки, прорезавшие его лоб, терпение у Василия иссякло. Он и раньше подобных тварей, взяточников и крохоборов, ненавидел всеми фибрами своей души. А тут все накипело, наслоилось, совпало с болезнью и с жутким настроением. Так что удар пяткой прямо в лоб сидящего был сделан мастерски. Тело лекаря отлетело назад, ударилось о стенку и по закону всемирного тяготения обязано было упасть на пол. Но не успело! Потому что озверевший «больной» уже так пинал упитанное тело пришедшего по вызову спасателя, что то по большей части болталось в воздухе.

Здорово получалось. Наверное, любой футболист-виртуоз искренне мог позавидовать такому умению поддерживать громадное существо в воздухе. С мячом такое трудно сделать, а тут… Мало того, избиваемое тело умудрялось как-то жутко, по-бабьи визжать почти непрерывно.

Скорей всего Василий убил бы местного функционера от медицины. Спасли того оруженосцы. Сам Ольгерд не посмел бы отталкивать рыцаря от жертвы, но подоспевший Петри рявкнул на товарища, они вдвоем навалились на Шестопера и с огромным трудом завалили на кровать. Но если до этого он бил врача молча, то, лишенный этой возможности, тоже перешел на рев:

— Тварь! С меня, рыцаря, требовать деньги?! Урою! На кишках твоих же повешу! Ублюдок мерзостный! Смерть! Только смерть тебя вылечит! На перерождение, урод! Может, повторно станешь нормальным и честным человеком! Подлый кусок черного дерьма!

Он и дальше продолжал кричать и рваться, пока не понял, что комната забита людьми, его крепко прижимают к кровати сразу несколько рыцарей, а к его сознанию пытается прорваться баннерет Молнар:

— …сколько можно?! Успокойся наконец, Грин!!! Все! Все уже кончилось! Хорош орать! Хватит!.. Уф… — Он сам перешел на нормальный тон, ошеломленно покачивая головой: — Ну ты и вытворил…

Василий внимательно осмотрел столпившихся вокруг его кровати и охрипшим, чуть сорванным голосом поинтересовался:

— А вам всем чего надо? Никому не мешаю, убиваю ублюдка, осмелившегося вымогать у рыцаря деньги за лечение… Или вы мне прибежали помочь?.. Хм! Тогда странно, почему сами его до сих пор не зашибли?

Помявшись, Айзек ответил:

— Ну-у-у… это как бы некие частности, основанные на чисто добровольных пожертвованиях…

Илтон Нинбург, придерживающий «больного» за плечи, резко отпустил его и отодвинулся, проворчав:

— Частности? Ха! Да пусть тогда Грин в самом деле добьет этого шакала! Имеет полное право! И знахарь он никудышный, и охамел, как последняя сволочь.

— Но что скажет князь на такое самоуправство? Да и сам Гонта за своего ученика обязательно заступится… И кто нас будет лечить?

— А что, нет в граде иного знахаря? — подал голос рыцарь Вишня, отпустив руку Грина. — Да любой иной будет счастлив получать жалованье гарнизонного лекаря и жить на всем готовом. А эта падаль зажравшаяся еще и подношения себе требует.

Из-под стены раздался слабый стон только что упомянутой падали, и кто-то нервно хохотнул. Похоже, симпатии или сочувствия избитый тип ни у кого не вызывал, потому что и все остальные ехидно заулыбались, предвкушая дальнейшие споры и разбирательства. Нарыв давно уже беспокоил всех, а вот вскрыть его, да с таким вот скандалом, никто не решался.

Об этом и подумал баннерет, оглашая свое мнение о произошедшем:

— Другого знахаря, конечно, отыщут, и несомненно порядочного, но вот скандал получится громкий. Но с другой стороны… другим неповадно будет плохо лечить, да еще и подношения за это требовать.

— Это кто тут требует подношения?! — раздался от двери зычный бас, и все непроизвольно вздрогнули.

Когда рыцари расступились, взгляду Василия открылся согбенный мужичонка среднего роста, с незапоминающимися чертами лица. Можно сказать, старик, но седина почти не просматривалась в его коротких курчавых волосах. А вот массивный, высотой за два метра посох у него в руках впечатлял не меньше, чем оперный бас мужичонки.

Да и обращение к нему развеяло все сомнения в крутости вновь прибывшего на шум персонажа.

— Речь идет о нашем штатном лекаре, уважаемый Гонта! — стал объяснять угрюмо насупившийся Молнар. — Он осмелился потребовать с рыцаря деньги, даже не приступив еще к лечению. Это сразу два тяжких проступка, тянущих на наказание смертным боем.

— Деньги, говоришь? — пробасил светлый волхв, приближаясь короткими шажками к кровати. — И есть этому свидетели?

— Достаточно отыщется. Да и рыцарского слова вполне хватит.

— Что, прямо вот так взял, пришел сюда и потребовал деньги? — откровенно юродствовал местный чудотворец, косясь на лежащего под стеной ученика и ставленника.

Из чего Райкалину стало понятно: волхв такая же сволочь, как и его ученик. И скорей всего приложит все свои силы, умения и авторитет, чтобы замять скандал. А то и наоборот, обратить его острие на молодого Шестопера.

Поэтому решил идти дальше напропалую:

— Если гнида приходит к больному, садится рядом на стул и равнодушно пялится на страждущего долгое время — это уже преступление. И я готов дать слово, что недоразумение, называемое знахарем, своим поведением вымогало у меня взятку. Мало того, я своими ушами слышал, что за посредничество в вызове светлого волхва он берет с больного шесть золотых. Один золотой этот ублюдок оставлял себе, а пять, по его объяснениям, отдавал все тому же вышестоящему начальству.

Старикашка — его возраст по причине многочисленных морщин стал понятен Василию при близком рассмотрении — сделал еще шаг и замер возле кровати.

• Предыдущая
• 31/72
• Следующая