У каждого своя война - Тюрин Виктор Иванович - Страница 25

– Сэр, мое имя Ричард из Дортмунда, а кличут Черным Диком. Вы не могли бы сказать: в скольких днях пути находиться замок и на сколько дней вы собираетесь в нем задержаться?

– Тебе зачем?!

– Кое-что слышал я о вас и раньше, сэр. Не заносчивый, и боец хороший, а, судя по словам парней, – тут он кивнул головой в сторону лучников, – вы и командир отменный. Да и когда во главе отряда стоит дворянин, к нему совсем другое отношение со стороны нанимателя. Поэтому, я и мои люди хотели бы попытать счастье под вашим командованием.

– Парень, ты что глухой?! Ты что не слышал, о чем мы говорили?! Да наши пути могут разойтись уже через сутки! Зачем вам делать этот крюк?! Идите дальше вместе с отрядом Кенвуда и… Дьявол! Забыл имя второго лучника!

– Все же, если вы не против, сэр, мы хотели бы идти с вами!

«Они все решили! И так всегда! Класс! А в принципе,… что я ломаюсь? Нет – расстанемся, да – отряд пополнится хорошими бойцами. И искать не придется».

– Хорошо! Идите!

Спустя два дня привезли выкуп. После теплого прощания с дядей и племянником, мне пришлось им пообещать, что как только снова окажусь в этих краях – обязательно заеду к ним в гости. Пора было отправляться и мне. Перешедшие ко мне лучники, ожидавшие свои доли от выкупа, сейчас получили свои деньги и были готовы следовать за мной. Именно из-за них я чувствовал на себе плохо скрываемое недовольство двух предводителей отряда – Кенвуда и Бернса. Почему-то они считали, что именно я увел у них людей. По большому счету мне было плевать на их недовольство, но все равно это невольно раздражало, к тому же я и сам испытывал мало радости от нового пополнения. Как бы то ни было, к исходу второго дня я стал командиром отряда отборных солдат, состоящего из сорока семи лучников и шестнадцати латников во главе с Черным Диком.

На рассвете мы выступили по направлению к замку Ле-Бонапьер, а поздним утром следующего дня показались его стены. Сказав воинам, чтобы те готовили временную стоянку, а сам поскакал дальше, в направлении замковых ворот. Остановившись в тридцати ярдах от тяжелых, окованных железом, створок, закричал:

– Томас Фовершэм!! Прибыл по поручению Уорвикского аббата!!

Часовой на крепостной стене слегка кивнул каской в знак того, что принял сообщение, затем повернулся в сторону замкового двора и, в свою очередь, прокричал:

– У ворот – рыцарь!! Приехал от Уорвикского аббата!!

Минут пятнадцать я любовался потемневшим от времени деревом и ржавчиной на массивных петлях тяжелых ворот, пока не раздались звуки, давшие мне знать, что ворота открываются. Еще несколько минут спустя тяжелая створка повернулась ровно настолько, чтобы мог проехать один всадник. Тронув поводья, я минул каменную арку, сложенную из серого, слегка обтесанного, булыжника, и оказался в замковом дворе. К моему удивлению меня никто не встречал, за исключением двух солдата замковой охраны, стоявших у ворот и с нескрываемым любопытством рассматривавших меня. Я не рассчитывал на пышную встречу, но чтобы заставить ожидать дворянина, как какого-то слугу…

«Что они о себе думают! Развернусь – и ищи ветра в поле! А может так и сделать. Сунуть письмо солдату, а самому… – только я пришел к этой мысли, как из дверей дворца вышел человек, лет тридцати пяти, и направился ко мне. Соскочив с седла, я кинул поводья подошедшему ко мне солдату, после чего снятой перчаткой стал сбивать пыль с одежды, что, впрочем, не мешало мне украдкой бросать взгляды на подходившего ко мне человека. Меч, висящий у пояса, мощные плечи и грудь, а в глазах – суровость, присущая воину. Как только он приблизился и остановился, мы обменялись короткими поклонами.

– Эсквайр Томас Фовершэм, сын барона Джона Фовершэма.

– Шевалье Гийом де Морнье, секретарь и доверенное лицо господина графа. Я проведу вас к нему.

После чего он повернулся и направился к дворцу, предлагая мне тем самым идти за ним.

«Хм. Неласковый прием. Весьма неласковый. Впрочем, чего гадать! Поговорю с графом и узнаю в чем тут дело!».

Замок, где располагалась школа, достался обществу Хранителей в наследство от одного из его членов, не имеющему наследников. Граф Анри де Сен-Жак или брат Фанор стал, третьим по счету, главным наставником школы, готовившей будущих адептов для тайного общества. В отличие от большинства ее членов он относился к людям, чьи предки поколениями служили идее Хранителей – созданию многонационального Царства Божьего на земле. Они быстрее, чем люди, пришедшие со стороны, проходили дорогу наверх, и, как правило, чаще тех занимали высшие ступени в структуре Хранителей.

Будучи юношей, Анри, гордился тем, что он один из тех, чей род более века, является одним из столпов, которые являются основой организации Хранителей. Постепенно эта гордость переросла в высокомерное чувство по отношению к людям, пришедшим в тайное общество со стороны, а значит, не имеющих столько заслуг, как их семья. Искажение в его сознании прошла незаметно и молодой граф, стал разделять общество на «избранных», как он, и других, которых он именовал про себя «людишками», и считал их пригодными, разве что для грязной работы. Когда же случалось, что на высших постах появлялись подобные типы, он считал, что подобным людишкам не место среди таких, как он. К таким людям граф относил Ричарда Метерлинка, аббата Уорвикского монастыря, несколько лет тому назад ставшего с ним на одну ступень в иерархической лестнице общества Хранителей. Это была одна из двух причин, из-за которой меня встретили довольно сухо. Но главной причиной все же был не своеобразный взгляд графа на общество, а то, что брат Фанор к своим сорока годам окончательно разочаровался в целях и задачах общества, и теперь считал свои молодые годы потраченными зря.

История его духовного перерождения была весьма проста. До тридцати двух лет его характер формировался двумя внешними силами. Железной волей отца, фанатично преданного идее Хранителей и законам тайного общества, формировавшим его как личность. И вот наступил день, когда отца не стало. На следующий день после похорон он сильно напился, что случалось крайне редко, и пьяном угаре ударился в первый в его жизни загул. Несколько дней спустя он вернулся к прежней жизни аскета, но вскоре ему пришлось сознаться перед самим собой, что удовлетворение собственных страстей ему намного ближе, чем призрачные идеи Хранителей. Время, отданное самому себе, полное излишеств и плотских удовольствий, как-то незаметно перечеркнуло все то, чему он собрался посвятить свою жизнь. Тогда он еще этого не знал и первые пару лет добросовестно боролся сам с собой, стараясь не поддаваться искушениям, но уже сама борьба, медленно, но верно, разъедала его душу.

Дело было в том, что рядом пунктов устава тайного общества человеческие пороки и излишества были строго-настрого исключены. Нет, они не сводили жизнь к полному отрицанию удовольствий, но в то же время четко очерчивали рамки поведения и личной жизни каждого члена общества. В истории Хранителей было несколько примеров, когда их тайна благодаря подобным случаям оказывалась в руках посторонних людей, и только по счастливой случайности и вовремя принятым мерам распространение секретных знаний удалось избежать. Живущие двойной жизнью Хранители отсюда сделали вывод: чем меньше у человека пороков, тем меньше крючков, на которые его можно поддеть. После чего появились соответствующие пункты в уставе, а затем подводящее итог правило, которое наставники крепко старались вбить в головы адептов: человек, предающийся порокам – наполовину предатель. Правда, разбирая подобные случаи, а этими вопросами занимался Совет второй ступени, его члены старались не только объективно рассмотреть причины, но и подходили к этому с некоторым снисхождением. Как говориться: ничто человеческое – и нам не чуждо, но если подобный случай повторялся, дело виновного рассматривалось на внутреннем суде. Тут все зависело от его заслуг перед обществом и отзывов членов Совета. Если же член общества оступался третий раз – пощады не было. Если же в подобных нарушениях систематически был замечен человек, стоящий на верхних ступенях власти, то тут начинали действовать другие законы. На суд его не вызывали, а вместо этого начиналось тайное расследование за его деятельностью. Такого человека окружали десятками соглядатаев, которые докладывали о каждом его шаге и если подозрения получали подтверждение – нарушителя ждала смерть, несмотря на его заслуги перед обществом!