Глобальный треугольник. Россия – США – Китай. От разрушения СССР до Евромайдана. Хроники - Винников Владимир - Страница 14

Тем не менее, приблизительный круг таких мировых «центров силы» назвал бы всякий, кто хоть немного интересовался современностью: США, «общий рынок» (Европа), СССР, Япония. Но действительный характер и внутренняя динамика таких «банков» – уже не открытая информация.

По аналитическим данным, в настоящее время существуют пять глобальных структур: американская, коммунистическая, католическая, сионистская и японская. Очень близко к созданию сравнимых центров влияния подошли мусульманские государства, социал-демократия Европы и, возможно, Китай.

Советский строй представлял собой, по сути, огромную управленческую пирамиду, и те, кто пришёл на её вершину по ступеням власти, сами были частью этого иерархического единства. Иная форма организации, вероятно, была для них не то что непредставима, но чужда. Это и не позволило им противопоставить сионистскому «банку» – мусульманский, японскому – китайский, католическому – социал-демократический. Такая негибкость, во-первых, оставляла СССР без реальных союзников, которых создали себе США, а, во-вторых, несколько задержала формирование возможных «центров силы» в Европе и Азии.

Следствия этой задержки достаточно разнообразны, но здесь останавливаться на них не имеет особого смысла. Автор позволит себе лишь показать обратную сторону медали: глобальный «межбанковский» союз Запада во главе с США имел общего врага и общую задачу противостояния коммунистической экспансии. Поэтому принципы такого союза по необходимости были едины и по необходимости противопоставлены коммунистическим принципам.

В данном смысле коммунизм действительно служил знаменем эпохи. С его крахом универсальные принципы «свободы», «демократии» и «рыночного хозяйства», начертанные на фасаде западных обществ, окончательно выявили свой рекламный характер. Свобода передвижений вдруг оказалась ограниченной возможностями (и потребностями) ЕЭС и США, диктатура (желательно военная) – лучшей демократией для развивающихся стран, а рынок – эффективным лишь при протекционизме, планировании, государственном долге, а также определенном уровне безработицы, нищеты и голода.

Некоторое время, конечно, можно делать вид, что ничего не изменилось, – тем более, политическая инерция и прямая заинтересованность США в сохранении статус-кво, а других западных «банков» в сохранении статус-кво вне своего «клуба» реально существуют. Поэтому можно совместно блокировать Ливию и Кубу, а также воевать с Югославией или другой страной, чем-то нарушающей статус-кво.

Но былого единства нет и не будет, «межбанковские» отношения неминуемо выходят за сложившиеся ранее рамки, так что США могут сколько угодно поздравлять себя с победой в «холодной войне» и заявлять о «конце истории» – крах коммунизма не только поставил под вопрос их роль признанного лидера «свободного мира» – он де-факто устранил весь «свободный мир».

Реальные принципы и механизмы деятельности каждого «мирового банка», будь то американский, сионистский или японский, достаточно далеки от свободы-демократии и достаточно близки коммунистическим и нацистским – вернее, это явления одного порядка. Назвать их тоталитарными было бы проще и понятнее, но раз уж термин «тоталитарный» получил устойчивую негативную окраску, применение его к здравствующим структурам, скорее всего, будет воспринято как дифамация: «Какой же тоталитаризм без концлагерей? Это же свободное общество!..» Так что пусть будут «мировые банки»…

Рассмотрим, однако, их отличительные черты.

Во-первых, «мировой банк» немыслим без планомерного и централизованного использования гигантских сил и средств.

Во-вторых, эта планомерность и централизация проистекают из определённого идеологического обеспечения – «модели развития», иными словами.

В-третьих, до минимума сводится опасность спонтанных всплесков, способных нарушить реализацию данной модели, будь то классовые антагонизмы, экономические кризисы или межгосударственные столкновения (способные помочь – только поощряются).

Поэтому, в – четвертых, распространяется контроль за деятельностью общественных групп и каждой отдельной личности, организуется широкая сеть сторонников (лобби, «агентура влияния») внутри других геополитических образований и ведется мощная пропаганда собственной модели развития. Концлагеря и ГУЛАГ на этом фоне выглядят примитивным, хотя и достаточно радикальным, средством достижения поставленных целей. На современном технологическом уровне существуют не менее эффективные, но менее заметные стороннему взгляду методы контроля и подавления.

Посему громкие рассуждения западных идеологов о правах и свободах более всего напоминают старинную восточную мудрость: «Имеющий в кармане мускус не кричит об этом. Запах мускуса кричит за него».

Но вернемся к процессу банкротства – в данном случае, коммунистического «банка». Чтобы произойти, оно должно быть выгодно не только его управляющим, но также их партнерам по «межбанковским» отношениям. И то, КАК происходит банкротство, во многом отвечает на вопрос, ДЛЯ ЧЕГО оно происходит.

Чем дальше, тем труднее восстанавливать последовательность и связь действий партийно-государственных органов СССР в начале перестройки. Но некоторые вехи обозначить можно. Одной из таких вех была программа ускорения, а в ней особое место уделялось развитию машиностроения, то есть отрасли не только на 80 процентов оборонной, но и костяка всё того же устаревшего способа индустриального производства. Было ли это проявлением политической близорукости и стремления к политическому самоубийству? Возможно. Однако не разнесенные постатейно расходы госбюджета СССР в 1985–1989 гг. составили около 200 миллиардов рублей (или около 35 миллиардов долларов даже по тогдашнему «черному курсу»). Не исключено, что развитие машиностроения было лишь кодовым названием, а в реальности деньги ушли на совсем другие цели.

В те же годы СССР получил свыше 50 миллиардов долларов кредитов буквально со всего света, не исключая даже Южную Корею и позднее оккупированный Ираком Кувейт. Эти деньги ведь тоже вкладывались куда-то – и не обязательно в американский хлебушек или в родимый Афганистан. Но на территории нашей страны никаких видимых последствий этого кредитного дождя не проступало. Отсюда можно сделать вывод, что сумма порядка 100 миллиардов долларов (с учётом продажи золотого запаса страны и подпольного экспорта вооружений) за шесть лет перестройки «ушла под землю». Не исключено – что вслед за сравнимой суммой нефтедолларов «застоя»[1].

Последним по времени аккордом этой сюиты стала неясность с официальными зарубежными активами КПСС и СССР после августовской «победы демократии». Люди, занимавшие узловую позицию в движении данных денег, опробовали собой мостовые столицы. Концы оказались оборваны, и сравнительно небольшая группа элиты «коммунистического банка» из формально управляющих этим достоянием стала его собственниками, изящно устранив формальных владельцев: КПСС и СССР. На более низком уровне такую же операцию позволили проделать и местному «полусвету», дабы он тоже увидел свои возможности и светлые перспективы в революционной перестройке.

Куда ушли деньги? Разноречивые, выразимся так, слухи приписывают деятелям «коммунистического банка» контроль над 8–15 процентами западноевропейской экономики. Автор склонен видеть в этих цифрах не слишком сильное искажение реального состояния дел. А если вспомнить целый ряд финансовых возвышений последнего двадцатилетия, когда эмигранты-выходцы из Восточной Европы становились мультимиллионерами и даже миллиардерами, причем все как один – антикоммунистами, что не мешало им издавать самых главных большевиков и открывать в «соцлагере» различные фонды, вряд ли это будет искажение в сторону преувеличения.

В данном отношении лозунг «общеевропейского дома», «Европы от Атлантики до Владивостока» отнюдь не был беспочвенным. Он признавал участие «коммунистического банка» в акциях «крепости Европы», с одной стороны, а также приглашал католиков и социал-демократов к сотрудничеству по эту сторону «железного занавеса» – с другой. Судя по всему, приглашение было принято.