Время побеждать. Беседы о главном - Делягин Михаил Геннадьевич - Страница 52

Даже проект «Кремлевской долины» в Сколково шел, как в замедленной киносъемке. Стоит вспомнить, как Сурков в начале 2010 года, в разгар победной истерики по этому поводу, скромно надеялся, что во второй половине 2011 года сможет… заказать проектные работы! И стоит сопоставить это с катастрофическим провалом этого имиджевого проекта — с уголовными делами и списанием многомиллиардных убытков.

Причины такого отношения к собственным лозунгам понятны. С одной стороны, единственной альтернативой модернизации является, конечно, смерть страны. Но что эта смерть значит для, по гениальному самоназванию, «оффшорной аристократии», которой принадлежит реальная власть в стране, а во многом — и сама эта страна? Да ничего особенного: просто вечером одного из воскресений не нужно будет лететь из благословенных Лондонов и Швейцарий на постылую работу в промозглой России, а можно будет остаться с семьей — наслаждаться заслуженным отдыхом.

Насколько можно понять, смерть России для слишком многих государственных «эффективных менеджеров» означает всего лишь выход на пенсию — о которой многие из них, возможно, вполне искренне мечтали.

Такая противоестественная для государства ситуация порождена самой сутью либеральных реформ: несмотря на непрерывную и часто хаотичную смену лозунгов, лидеров и целей, освобождение бюрократии от всякого внешнего контроля шло практически неуклонно.

Либеральные реформы были и остаются освобождением не народа, но бюрократии России, которое окончательно завершилось именно в «тучные» для нее «нулевые» годы. А ее освобождение от внешнего контроля автоматически лишает ее мотивации исполнять свои служебные обязанности.

В результате важнейшим фактором, блокирующим модернизацию, оказывается простая человеческая лень и аппаратные опасения: ведь любое действие грозит ошибками, а гарантию от них дает лишь безделье.

Это безделье, однако, не может быть полным, так как бесконтрольность автоматически рождает коррупцию. В результате в России сложилось государство, занятое не столько решением общественных проблем, сколько личным обогащением своих членов. Для такого государства модернизация — это непроизводительное отвлечение ресурсов, которые можно украсть, и лишь в самом лучшем случае — просто прикрытие для воровства.

Существенно и то, что активы (а часто и семьи) клептократии вывозятся в фешенебельные страны, обеспечивающие наибольшую комфортность потребления. Модернизация поневоле будет означать рост конкуренции с развитыми странами: даже простое восстановление производства относительно сложных товаров будет наносить прямой ущерб западным корпорациям, и их государства встанут на их защиту. Таким образом, модернизация России неизбежно создаст напряженность в отношениях с Западом (да и с Китаем), совершенно неприемлемую для недобросовестной части бюрократии, преобладающей, как мы можем судить по деятельности российского государства, если и не численно, то политически и управленчески.

Коррупционный характер государства не только блокирует модернизацию, но и дополнительно способствует деградации управления. Ведь человек — производная от образа своих действий, а воровство, несмотря на изощренность отдельных схем, примитивно. В результате система управления примитизирует общество до своего уровня, но, поскольку сама является жертвой собственного влияния, постоянно опережает его и потому тянет за собой — так камень на шее тянет за собой утопленника.

Разумеется, наиболее остро описанные проблемы проявляются в слабых элементах общественной системы. Наиболее слабые — моногорода.

В моногородах России живет около 17 млн чел.; за десятилетие их население сократилось примерно на 3 млн. По данным Независимого института социальной политики, в конце 90-х из 1095 городов России около 440 городов — более 40 % их количества — являлось монопрофильными. Большинство из них находится в тяжелом состоянии; и приток «нефтедолларов», и последовавший кризис, и его частичное преодоление мало что изменили в их положении.

Причина заключается, как правило, в незначительности предприятий, расположенных в моногородах (и поселках городского типа, где ситуация еще страшнее), — как по размерам, так и по роли, которую они играют в российской экономике. Многие из них используются владельцами всего лишь как инструмент выкачивания денег на другие проекты, а то и на личное потребление, в результате чего они эксплуатируются «на износ». «Норильский никель», «АвтоВАЗ» и ряд других являются исключениями, которые лишь подчеркивают правило.

Это предопределяет незначительность инвестиций в их развитие, устарелость технологии и организации производства, специфическую субкультуру, в принципе не воспринимающую развитие. Дополнительно ослабляет финансовое положение градообразующих предприятий вынужденное содержание социальной сферы, которую просто не на кого «сбросить».

Результат — неконкурентоспособность и медленное угасание этих предприятий.

Данная тенденция усугубляется неэффективным менеджментом (патологический пример которого дает «АвтоВАЗ»), потому что эффективному в описанных условиях, как правило, просто неоткуда взяться.

Бедность жителей резко ограничивает возможности переезда, окончательно превращая моногорода и поселки городского типа в «зону социального бедствия».

Специалисты выделяют в отдельную категорию моногорода, предприятия которых принадлежат крупным корпорациям, в том числе и потому, что по ним есть информация: корпоративная отчетность, при всех своих недостатках, все-таки существует. Моногорода и поселки городского типа, становые предприятия которых принадлежат мелким и средним владельцам, практически невидимы даже для государства.

В моногородах крупных корпораций (это наиболее благополучная и наиболее изученная часть моногородов) живет 12 млн чел. из 17 млн общего числа жителей моногородов, причем в 24 регионах России только их жители превышают 10 % населения регионов, а в 9 регионах составляют четверть и более. Социальные риски в условиях кризиса наиболее высоки для 160 из этих городов, в том числе — тридцати, относящихся к естественным монополиям (прежде всего, «Газпрому»).

По данным ключевого специалиста по данной проблематике Н. В. Зубаревич, 7 млн жителей моногородов живет в так называемых «базовых» городах, в которых находятся важные для корпораций активы и в которых выплачиваются относительно высокие зарплаты и налоги в местные бюджеты, 4 млн — в менее значимых городах с непрофильными активами и низкими заработками. Большая жизнеспособность «базовых» городов проявляется и в значительно большем количестве жителей — в среднем 110 тысяч против 60 тысяч человек.

В «базовых» городах крупные корпорации даже в кризис сохраняют ядро трудовых коллективов, снижая зарплату, вводя неполную рабочую неделю, отправляя сотрудников в частично оплачиваемые отпуска. Увольняют в основном неквалифицированный персонал (включая офисных клерков), сотрудников вспомогательных подразделений и работников предпенсионного возраста (которые получают возможность выйти на пенсию досрочно).

Во второстепенных городах даже крупный бизнес готов идти на задержки зарплаты, а в отдельных случаях — и на остановку неконкурентоспособных градообразующих предприятий. В частности, «Уфалейникель» (Челябинская область) был закрыт с октября 2008 по февраль 2009 года, пока рост мировых цен на никель не сделал его работу вновь выгодной. Байкальский ЦБК был остановлен в конце 2008 года, однако в середине января 2010 года, для обеспечения его рентабельности, было подписано постановление правительства, разрешающее эксплуатировать целлюлозно-бумажный комбинат без должных очистительных систем, сливая ядовитые стоки непосредственно в Байкал.

Вместе с тем кризис не более чем ускорил неизбежный процесс санации нежизнеспособных активов, начавшийся в конце 90-х — начале 2000-х годов, но остановленный бурным притоком нефтедолларов и улучшением международной конъюнктуры.