Молот и наковальня - Тертлдав Гарри Норман - Страница 78

• Предыдущая
• 78/123
• Следующая

– Маниакис! Согласен ли ты, что Царю Царей и Автократору не пристало ссориться, но следует, подобно родным братьям, спокойно управлять своими государствами, заботясь о собственных подданных?

– Абивард! – ответил Маниакис. – Согласен ли ты, что подобные речи куда лучше вести, не находясь в состоянии войны? И было бы куда лучше, если бы ты обращался ко мне, именуя меня величайшим, вместо того чтобы титуловать так обманщика и лицемера, пригретого Царем Царей; как видишь, я признаю за ним право на его титул, ибо если бы Видессия не признавала за ним такого права, то не видать бы ему трона во веки веков! Вместо того чтобы называть Автократором самозванца, посланного свергнуть меня с моего законного трона. Но Сабрац возжелал стать для Видессии старшим братом, дабы свободно диктовать империи свою волю. Если уж ты завел разговор о братской дружбе, не лучше ли продолжить его на законной границе между нашими государствами, а не здесь, у Бычьего Брода?

– Если тебе удастся достигнуть взаимопонимания с Царем Царей, – да продлятся его дни и прирастет царство! – то оба наши государства, движимые едиными помыслами, несомненно сумеют прийти к подлинной дружбе и согласию! – ответил Абивард.

Вот и пришел черед цветистых макуранских разглагольствований, подумал Маниакис и сказал:

– Говоря о необходимости подлинных дружбы и согласия, ты попросту предлагаешь мне стать верным рабом Сабраца, Абивард!

– Стоит тебе признать Шарбараза своим сувереном, как он немедля заключит с тобой договор, навеки дарующий тебе трон Видессии, – пропустив мимо ушей предыдущие слова Маниакиса, продолжал генерал. – Он велел передать тебе, что клянется в этом нашим Господом и Четырьмя Пророками. После заключения подобного договора между нашими государствами навсегда восторжествует подлинная дружба и все вопросы станут решаться, ко всеобщему благу, путем мирных переговоров. Тогда будет считаться святотатством поднять руку друг на друга, а нанесение ущерба чужим подданным будет навечно признано беззаконием!

– Означают ли твои слова, что ты покинешь Акрос сегодня же вечером, или сложности предстоящего пути заставят тебя задержаться до завтра? – елейным голосом спросил Маниакис.

Абивард снова пропустил его слова мимо ушей. Речь генерала была заготовлена заранее, и он твердо намеревался довести ее до конца.

– Итак, что же тебе предлагается? – провозгласил он. – Стоит тебе признать главенство Шарбараза, Царя Царей, – да продлятся его дни и прирастет его царство! – и ты сделаешься счастливейшим из людей, вызывающим восхищение, смешанное со всеобщей завистью. Но если ты упустишь сию последнюю возможность заключить великий мир, если ты не в состоянии понять, какие огромные преимущества он в себе таит, тогда тебя ждет непримиримая вражда! Ты станешь причиной всеобщей, беспощадной, противной разуму, ужасной войны. Подобный выбор потребует невероятного напряжения сил, отнимет множество невинных жизней. Ты потратишь все сокровища своей империи лишь для того, чтобы окончательно ее разрушить. В итоге конец войны может обернуться концом твоего государства. Ты можешь судить об этом сам, взирая на то, что произошло после вторжения моих войск на ваши земли, на страдания, которым подвергся твой народ. Согласись на мир, Маниакис! И тогда твое государство наконец перестанет влачить столь жалкое, презренное существование!

– По правде говоря, я не поверил ни единому сказанному тобой слову, Абивард, – ответил Маниакис. – Когда бы ты действительно желал мира, когда бы этого мира желал Сабрац, вы давно бы его получили. Вы даже сейчас можете его получить в любой момент; для этого вам надо всего лишь отвести войска назад в Макуран. Покиньте земли Видессии – и мы тут же заключим мир!

Абивард медленно покачал головой. Маниакис был бы изумлен, поступи его противник иначе.

– И все-таки мир между нами возможен, – сказал генерал. – Пошли посольство ко двору Шарбараза, Царя Царей. Думаю, мне удастся убедить его хотя бы частично внять твоим словам и немедленно заключить честный, никого не унижающий мир, отныне и навеки!

Сами по себе слова генерала были куда большей уступкой, чем мог рассчитывать Маниакис. Но…

– Насколько я могу судить, ныне нет такого человека, к речам которого прислушается Царь Царей, – ответил он. – Сабрац вершит все, что ему приходит в голову. И если он пожелает оскорбить или даже учинить насилие над моими послами, никому не удастся удержать его от подобного беззакония.

– Его главная, любимая жена – моя сестра, – сказал Абивард, впервые обращаясь напрямую к Маниакису после своего первого, странного вопроса о серебряных щитах. – Он прислушается к моему совету, я почти уверен.

Маниакис испытующе посмотрел на генерала:

– А как часто он вообще прислушивается к чьим-либо советам? Если я не ошибаюсь, очень редко. Точнее, почти никогда.

– Тому, кто именует себя Автократором, должно быть известно, что лишь сам Царь Царей может быть судьей собственных поступков, – ответил Абивард.

– Верно, – сказал Маниакис. – Но человек, слушающий лишь себя, рано или поздно обязательно совершит непоправимую глупость. А рядом не окажется никого, кто мог бы ему на это указать. Разве можно принять правильное решение, не учитывая всех возможных последствий?

– Прими во внимание, где мы сейчас ведем переговоры, Маниакис, – ответил Абивард, – и ответь честно сам себе, кто оказался мудрее – Царь Царей или Автократор. Вот если б мы беседовали под стенами Машиза, возможно, я согласился бы с твоими словами.

– Я сказал “рано или поздно”, – напомнил Маниакис. – Из того, что некое событие пока не произошло, вовсе не следует, что оно не может произойти никогда. Случалось ли тебе играть в кости? – Дождавшись от Абиварда утвердительного кивка, он продолжил:

– Тогда ты должен понимать: даже если никто из игроков очень долго не выкидывал два двойных маленьких солнца, это совсем не означает, что они не будут выкинуты следующим же броском.

– У нас две двойки означают немедленный выигрыш; мы называем такой бросок “Четыре Пророка”, – сказал Абивард. – Следующий по старшинству бросок – тройка и единица; он обычно зовется “Госпожа Шивини и трое господ”. – Генерал раздраженно пнул ногой белый песок. – Но я здесь не для того, чтобы обсуждать игру в кости. Значит, ты отказываешься уступить, хотя ситуация требует от тебя именно этого?

– Я просто не могу уступить! – ответил Маниакис. – Некогда Ставракий взял Машиз. Впоследствии Макуран сумел восстать из пепла. Теперь ваш черед праздновать победу. С той только разницей, что нашу столицу вам никогда не взять. Пройдет время, и наша империя тоже поднимется из руин!

– Видесс буквально вопиет о том, чтобы мы взяли его приступом и разграбили. Смотри, Маниакис, это еще может произойти! И гораздо скорее, чем ты думаешь!

– Ты волен в своих речах, – заметил Маниакис. – Но попробуй только хоть по щиколотку ступить в воды Бычьего Брода. Разом останешься без ног. Мои дромоны быстры, как молния!

Абивард сердито нахмурился. Маниакис знал, что ему удалось задеть генерала за живое, но Автократора это ничуть не беспокоило. Макуранцы были превосходными наездниками, великолепными оружейниками, поэтому в сухопутных сражениях и при осаде городов они ни в чем не уступали видессийцам. Но искусством мореплавания они почти не владели. Поэтому они могли сколь угодно долго любоваться Видессом через Бычий Брод, не имея никаких шансов форсировать эту узенькую полоску воды, надежно охраняемую имперским военным флотом.

– Мне больше нечего сказать тебе, Маниакис, – угрюмо промолвил Абивард. – В следующий раз нам суждено встретиться лишь на поле боя. Война продолжается.

– Значит, быть посему! – Автократор повернулся к капитану своего корабля:

– Переговоры окончены. Они не принесли ничего нового. Доставь меня на пристань дворцового квартала.

– Слушаюсь и повинуюсь, величайший, – ответил тот и отдал приказ гребцам.

Легкое суденышко стрелой понеслось прочь от Акроса. Маниакис оглянулся через плечо. Абивард стоял на белом песке возле знамени, провожая взглядом удалявшийся корабль. Затем макуранский генерал сделал пару шагов вперед, подойдя к самому берегу.

• Предыдущая
• 78/123
• Следующая