Мечи легиона - Тертлдав Гарри Норман - Страница 44

• Предыдущая
• 44/118
• Следующая

Ракио глядел на Горгида с подозрением. Много лет неприязнь, брезгливость, ужас отгораживали ирмидо от всех остальных племен и народов.

Вспомнив мудрое рассуждение Платона, Горгид постарался передать его как можно точнее:

— «Влюбленный, совершив нечто преступное или позорное, предпочтет быть уличенным кем угодно — пусть даже родным отцом, — но только не предметом своей страсти. Влюбленные никогда не покажут друг перед другом слабости или трусости. В бою они способны на чудеса храбрости. Армия любовников, какой бы она ни была малочисленной, может завоевать весь мир».

Вот и все. Слова произнесены. Грека охватило мрачное упорное отчаяние. Сейчас он поймет, что ошибся. Сейчас Ракио презрительно усмехнется и…

Но ирмидо изумленно раскрыл рот. После секунды ошеломленного молчания он что-то быстро проговорил на своем языке. Оба соседа Горгида — и тот, что в черном с серебром, и разноцветный — стали пожимать ему руки, хлопать по спине, предлагать лучшие куски мяса, поднимать кубки с вином в его честь.

Облегчение разлилось по душе Горгида, омывая его сладким дождем. Он разнял медвежьи объятия соседа и тут же подскочил от неожиданности, когда кто-то хлопнул его между лопаток.

С широкой ухмылкой за спиной Горгида стоял Виридовикс.

— Похоже, к тебе они отнеслись более дружески, чем ко мне, хотя ты не слишком-то оценил их вина. Мне кажется, ты почти не пил.

Горгид кивнул на девушку. Та держала кельта за руку и явно была недовольна задержкой.

— Каждому свое, Виридовикс.

— Ты прав! Например, эта голубка — мне. Не так ли, моя милая пташка?

Она пожала плечами, не поняв вопроса. Виридовикс пощекотал ее шею. Девушка засмеялась.

Виридовикс отвел ее подальше от столов, отыскав уютное местечко на полянке с шелковистой травой. Разложив плащ, Виридовикс похлопал по нему ладонью. Мягкая трава и запах цветов превращали это ложе в изысканную постель.

Девушку звали Фамар. Судя по всему, ей не терпелось заняться любовью. Они торопливо сорвали друг с друга одежду. Виридовикс с удовольствием ощущал под ладонями теплую, мягкую кожу Фамар. Когда кельт уложил ее на плащ и приподнялся над ней, девушка вдруг покачала головой, словно не соглашаясь. Некоторое время она пыталась что-то втолковать ему, и наконец Виридовикс сдался.

— Давай сделаем так, как ты хочешь, — пробормотал он. — В конце концов, я никогда не отказываюсь попробовать что-нибудь новенькое.

Девушка повернулась, прижавшись к нему спиной, словно желая сесть к нему на колени. Капелька пота стекла по ее бедру.

— Довольно необычная позиция… — начал было кельт. И вдруг его осенило.

Внезапно все, что он видел до этого в земле ирмидо, стало ему более чем понятным. Будто сложились в единую картину разрозненные кусочки мозаики. Виридовикс громко захохотал. Фамар обернулась. В ее взгляде смешались удивление и недовольство.

— Я не над тобой, девочка. — Кельт нежно погладил ее по колену, все еще усмехаясь. — Теперь я понимаю, почему ты предпочитаешь такой способ. А Горгид, этот бедный дурень!.. Бедный! Несчастный кот, упавший в котел со сметаной. — Он рассуждал, словно Фамар могла его понять, но вскоре разговоры показались ему лишними. — Ладно. Так на чем мы с тобой остановились?..

В это время Горгид рассказывал ирмидо о том, как очутился в Империи, и об обычаях его — теперь навеки потерянной — родины. Ирмидо забросали грека вопросами. Разумеется, самое жгучее любопытство вызывала у них одна тема. На протяжении многих веков соседние племена презирали ирмидо за их нетрадиционное сексуальное предпочтение. Тем удивительнее показалось им то обстоятельство, что нечто подобное имеется и в других странах и мирах.

Грек рассказал им об объединявшихся в пары воинах Спарты, о свободных обычаях Афин, о Священной Дружине Фив. Сто пятьдесят пар любовников погибли до единого человека, защищая родные Фивы от Филиппа Македонского.

Этот трагический эпизод потряс многочисленных слушателей грека. У многих на глазах выступили слезы.

— А когда закончилась битва? — спросил Ракио (он переводил рассказ Горгида для остальных). — Что, этот царь надругался над телами павших?

— Нет, — ответил Горгид. — Ни один из них не был убит ударом в спину, все триста человек встретили смерть лицом к лицу. И когда Филипп увидел это, он сказал: «Позор тем, кто скажет хотя бы одно дурное слово о столь отважных воинах».

Когда Ракио закончил переводить, из груди собравшихся вырвался дружный вздох. Наступила тишина. Все склонили головы, отдавая молчаливую дань почтения людям, павшим почти три столетия назад.

Горгид был по-настоящему тронут. Но спустя короткое время неистощимое любопытство взяло верх над остальными чувствами:

— Могу я узнать, с каких времен существует ваше Клятвенное Братство?

Ракио задумался.

— Думаю, оно существует всегда. Со времен Фраотриша, первого среди благословенных Четырех. Вот когда.

Горгид знал: это все равно что сказать «вечно». Он еле слышно вздохнул. В конце концов, в жизни имелись вещи поважнее его любимой истории.

— Мне показалось сначала, что воины вашего Братства разбиты на пары. Но ты — один, если я не ошибаюсь.

— Посмотри туда. Видишь — трое: Падауро, Ристи и Ипейро. Их трое, не пара. Есть еще тройка, в эту ночь они на юге, в дозоре. Довольно много таких, как я. Нас называют «сиротами». У меня нет друга навсегда. Пока нет. Я теперь старший сын в семье, поэтому вошел в Братство, когда стал взрослый.

Собственная ненаблюдательность рассердила грека. Он должен был догадаться обо всем и сам, когда увидел Ракио одного.

Желая скрыть смущение, Горгид отпил большой глоток вина и только после этого задал следующий вопрос:

— А почему ты «сирота»? Ты… м-м-м… ну, не хочешь следовать всем обычаям Клятвенного Братства?

Ракио нахмурил лоб, не сразу поняв, о чем спрашивает Горгид. Затем на всякий случай ирмидо уточнил:

— Ты спрашиваешь — нравятся ли мне женщины? — Он улыбнулся и перевел этот разговор остальным собравшимся. Ирмидо засмеялись; кто-то бросил в Ракио коркой хлеба. — Просто я не спешу, — пояснил Ракио Горгиду.

— Я так и понял, — сухо ответил Горгид, перейдя к своей обычной сдержанной манере разговора.

Брови Ракио дрогнули. На этот раз на его лице был написан откровенный вопрос. Горгид наклонил голову и вдруг вспомнил, что этот жест, обычный в Греции, здесь никому ничего не говорит. Тогда он просто кивнул.

Факелы, зажженные вокруг пиршественных столов, постепенно затухали. Горгид и Ракио ушли рука об руку.

западе в лучах полуденного солнца сверкала, как моток серебряной проволоки, река Мауш. Вдоль реки тянулась полоса яркой зеленой растительности, но дальше начинались серо-коричневые степи плоскогорья. Там заправляли йезды.

Завидев наконец степь, аршаумы разразились радостными воплями. Но Виридовикс ничуть не пожалел о том, что эта отрадная, с точки зрения кочевников, картина исчезла из виду, когда армия начала спускаться по южному склону.

— Эта пустыня еще хуже той, что мы видели на Видессианском плато, -сказал кельт. — Там я, честно говоря, не думал, что бывает еще хуже.

— Да, это безводная пустыня, — согласился Гуделин. — Но там, где удается провести воду, эта почва приносит обильные урожаи. Ты и сам сможешь убедиться в этом, когда наш путь пройдет по междуречью Тиба и Тубтуба. Там снимают три урожая в год.

— В жизни не поверю, — заупрямился кельт. Прохладная лесистая Галлия была плодородна. Виридовикс не мог представить себе, чтобы выжженная солнцем местность, даже если ее орошать, также способна приносить хороший урожай.

Однако Скилицез поддержал своего соотечественника:

— Можешь не верить, но это чистая правда. Междуречье Тиба и Тубтуба называют еще Страной Тысячи Городов, потому что эта земля действительно может прокормить тысячу городов. Вернее, могла — с тех пор, как йезды захватили ее, здесь настали не лучшие времена.

• Предыдущая
• 44/118
• Следующая