Император Крисп - Тертлдав Гарри Норман - Страница 76

• Предыдущая
• 76/108
• Следующая

— Когда его приказали взять с собой в набег, то я подумала, что это был план погубить его и тем самым принести горе его отцу.

— Так задумал ваш отец, госпожа, — согласился Сиагрий, также игнорируя Фостия, — но он сомневался, верит ли парень в светлый путь. Поскольку же вера его настоящая, то он стал для нас ценнее живой, чем мертвый. Так мне, по крайней мере, кажется.

— Надеюсь, ты прав, — ответила Оливрия, неплохо, на взгляд Фостия, имитировав безразличие.

Он сидел, дожевывая краюху хлеба, и размышлял. Чем фальшивее он станет себя вести в том, что приписывает ему Сиагрий, тем лучше ему будет. Какой отсюда урок? В том, что Сиагрий настолько злобен, что фальшь перед ним оборачивается добром? Тогда как объяснить то, что он о нем заботился, привез обратно в Эчмиадзин и теперь подливает ему в кружку кислого, но крепкого вина?

Фостий поднял кружку левой рукой:

— Выпьем за… то, чтобы я скоро мог пользоваться и правой рукой.

Все выпили.

Если на карте писать, она портится и становится бесполезной. Если втыкать в нее булавки — тоже. Крисп уговорил Заида создать при помощи магии красные камушки, которые прилипали бы, как магниты, в нужных местах к пергаменту и оставались там, даже если его скручивают. Теперь он пожалел, что выбрал именно такой цвет: когда карту разворачивали, создавалось впечатление, будто она заболела оспой.

И всякий раз, разворачивая ее, он добавлял новые камушки, отмечая места новых вспышек фанасиотского насилия. Большая их часть, как и прошлым летом, располагалась в северо-западном квадранте западных провинций, но далеко не все.

Взглянув на донесения, он положил два камушка в гористом районе юго-восточной части полуострова, в самом центре империи.

Его мало утешало то, что карта лежала на складном столике в императорском шатре, а не на столе во дворцовом кабинете. Некоторым императорам хватило бы самого факта, что кампания началась, чтобы создать у них впечатление оправданное или нет, — будто они делают что-то против религиозных фанатиков.

Но Крисп видел внутренним взором пламя, полыхающее на карте там, где располагались красные камушки, слышал крики торжества и отчаяния. Даже одного такого камушка хватило бы с избытком, а карту усеивали несколько десятков.

Стоящий рядом с ним Катаколон тоже мрачно разглядывал красные камушки.

— Они повсюду, — пробормотал он, покачивая головой.

— Да, впечатление именно такое, верно? — спросил Крисп. Картина понравилась ему не больше, чем сыну.

— Верно, — подтвердил Катаколон, не отрывая глаз от пятнистого листа пергамента. — А какой из них обозначает, где находится Ливаний и его главные силы?

— Хороший вопрос, — признал Крисп. — И империи нужно дать на него правильный ответ. Жаль, что я его не знаю. Беда в том, что ересиарх пользуется этими небольшими налетами как прикрытием для своих главных сил. Они могут оказаться практически где угодно.

Сформулированная подобным образом, эта мысль прозвучала особенно тревожно.

Армия Криспа удалилась от столицы всего на расстояние двухдневного марша. И если фанатики Ливания обрушатся на нее прежде, чем она изготовится к сражению… Крисп покачал головой. Не выйдет — армия окружена пикетами, и любой, кто попытается застать ее врасплох, будет жестоко наказан. А если он сейчас начнет шарахаться от любой тени, то получится, что Ливаний опережает его на несколько ходов.

Катаколон оторвался от карты и взглянул на Криспа:

— Так ты решился завести еще одного отпрыска, верно, отец? И в твоем-то возрасте?

— У меня уже есть три отпрыска. Полагаю, уж если Видесс выдержал вас, то выдержит и еще одного. А что касается возраста… так меня этим уже попрекали в столице. Мой агрегат еще работает, сам видишь.

— Да, конечно, но все равно… — Катаколон счел эти слова за полное предложение, и означало оно примерно следующее: «То, что он работает, вовсе не значит, что ты имеешь право пользоваться им направо и налево».

— Быть может, ты чему-нибудь научишься, наблюдая за мной, — парировал Крисп. — Если станешь продолжать в таком же духе и дальше, парень, то скоро наплодишь столько бастардов, что их хватит на твой личный кавалерийский отряд. Они могут назвать себя «Шлюхины дети Катаколона», а это будет звучать и грозно, и правдиво.

Крисп надеялся пристыдить своего младшенького — он давно уже забросил надежду устыдить его за распутство, — но эта идея просто восхитила Катаколона.

Захлопав в ладоши, он воскликнул:

— Если я стану отцом эскадрона, то парни наплодят себе пару полков, а мои внуки в конце концов станут всей видесской армией.

Как частенько случалось при общении с Яковизием, Криспу осталось лишь поднять руки, признавая поражение:

— Ты неисправим. Пойди передай Саркису, что я хочу его видеть, и постарайся не совратить кого-нибудь по дороге до его шатра.

— Халогаи не в моем вкусе, — ответил Катаколон с достоинством, граничащим с высокомерием. — Вот если бы их дочери и сестры служили Видессу…

Крисп сделал вид, будто сейчас швырнет в него складной стул, и юноша, смеясь, выскочил из шатра. Крисп вспомнил экзотическую светловолосую и розовокожую халогайскую красавицу, которую видел на пиру у Анфима поколение назад. Катаколону она наверняка бы очень понравилась.

Крисп прогнал из головы соблазнительные воспоминания и вернулся к карте.

Создавалось впечатление, что фанасиоты объявились повсюду одновременно, а это весьма затрудняло выработку плана борьбы с ними.

В шатер просунул голову телохранитель. Крисп выпрямился, ожидая, что тот доложит о приходе Саркиса, однако услышал совсем другое:

— Твое величество, маг Заид хочет с тобой поговорить.

— Вот как? Да, конечно, я его выслушаю.

* * *

Как и обычно, Заид начал простираться перед Криспом; как и обычно, Крисп жестом велел ему не утруждаться. Оба улыбнулись, соблюдя этот маленький ритуал. Однако радостная улыбка быстро сошла с лица мага.

— Да возрадуется ваше величество, — сказал он, — за прошедшие несколько дней мне удавалось прослеживать перемещения его младшего величества Фостия.

— Так он не оставался все время на одном месте? — спросил Крисп. — Я думал, он до сих пор в Эчмиадзине. — Поскольку с того дня, когда Заиду удалось заглянуть за завесу макуранской магии, Фостий оставался в одном и том же месте, Крисп осмелился надеяться, что его сын скорее пленник, чем новообращенный последователь светлого пути.

— Нет, ваше величество, боюсь, что это не так. Позвольте, я сейчас все покажу. — Заид извлек из мешочка на поясе квадратик кожи. — Вот кусочек дубленой оленьей кожи, я выбрал это животное по той причине, что нежность его взгляда символически отражает привязанность, которую вы испытываете к похищенному сыну. Видите отметки — здесь, здесь и здесь?

Отметки Крисп видел: они выглядели так, словно кожу в нескольких местах прожгли кончиком раскаленного шила.

— Я вижу их, чародейный господин, но вынужден признать, что не понимаю их смысла.

— Как вам известно, я смог наконец обнаружить Фостия, воспользовавшись законом сродства. Если бы он оставался в Эчмиадзине, то отметки, которые вы видите, располагались бы буквально одна на другой. Поскольку же они разбросаны, это значит, что он перемещался на значительное расстояние, вероятнее всего, на юг и на восток, а затем вернулся в исходное место.

— Понятно. — Нахмурясь, Крисп уставился на кусочек кожи. — А почему, как тебе кажется, он совершал эти… перемещения?

— Ваше величество, я весьма доволен уже тем, что сумел установить, что он перемещался, вернее, уехал и вернулся. Но почему он так поступал, мое магическое искусство определить не в состоянии. — Заид говорил со спокойной решимостью, словно показывал, что не желает знать, почему Фостий выезжал из крепости фанасиотов, а затем вернулся в нее.

• Предыдущая
• 76/108
• Следующая