Флот вторжения - - Страница 78

• Предыдущая
• 78/217
• Следующая

Гольдфарб уставился в свою пустую кружку. Поможет ли новая порция забыть его страхи или, наоборот, еще сильнее вытолкнет их на поверхность? Скорее всего последнее. Но он все же подал Дафне кружку:

— Раз, дорогая, ты пока на ногах, не принесешь ли мне еще одну?

Залить в себя новую дозу пива, и он перестанет беспокоиться обо всем на свете. Не хватит этой кружки, добавит еще две, три… сколько потребуется.

— Ребята, а что теперь будет с вами? — спросил Джером у экипажа.

— Думаю, — ответил Кен Эмбри, — что через день-другой мы снова поднимемся в воздух. Говорят, опытные экипажи на земле лысеют.

— Проклятие! — воскликнул Джоунэ. — Как вы можете так спокойно к этому относиться? Летать против немцев — это было одно, но против ящеров…

— А что еще остается каждому, — пожал плечами Эмбри, — кроме как делать то, что должен, делать это наилучшим образом и до тех пор, пока может?

Гольдфарб внимательно рассматривал пилота и его товарищей. Эти парни много раз глядели в лицо собственной смерти, и шансы повстречаться с ней в ближайшее время были у них очень высоки. Гольдфарб перевел взгляд на Сильвию, которая, кажется, пыталась вконец замучить Дугласа Белла. И вдруг он понял, почему она и Дафна спали с летным составом и никогда не уступали «наземным» мужчинам. Его удрученное состояние не прошло, но ревность исчезла.

Когда Дафна вернулась с его пивом, Гольдфарб встал, порылся в кармане и вытащил оттуда горсть монет:

— Прошу тебя, принеси этим ребятам по кружке. Джером Джоунз уставился на него:

— Какая щедрость! У тебя, быть может, богатый дедушка сыграл в ящик или ты забыл, что ты еврей?

Впечатление было такое, что Гольдфарб вот-вот вцепится кое-кому в глотку. Бэгнолл и несколько остальных членов экипажа отодвинулись, готовые, если понадобится, схватить его. Но вместо этого Гольдфарб усмехнулся:

— Черт возьми, Дафна, я покупаю пиво и для этого большеротого кретина тоже!

Экипаж бомбардировщика облегченно вздохнул. У Джоунза глаза сделались еще больше.

— Если бы знал, что, обругав, можно раскрутить тебя на пиво, я бы давно пользовался этим.

— Geh kak afen yam, — ответил на идиш Гольдфарб и, ко всеобщему неудовольствию, отказался перевести.

***

Мойше Русси чувствовал, как сердце колотится в груди. Встречи с губернатором ящеров, чьи силы выбили нацистов из Варшавы, всегда пугали его, хотя Золрааг обходился с ним довольно приветливо. Куда приветливее, чем обошелся бы с ним немецкий генерал-губернатор Ганс Франк. Мойше не знал, мертв ли Франк или сбежал. Надеяться, что мертв, было грешно. Но Мойше все равно желал этого.

Из кабинета Золраага вышел Тадеуш Бор-Кемеровский, генерал Армии Крайовы. Вид у него был не особо счастливым. Увидев Русси, он еще более нахмурился.

— Ну, еврей, что ты намерен выцыганить у него на этот раз?! — прорычал генерал. — Похоже, они дадут тебе все, что пожелаешь.

— Это совсем не так, — ответил Русси.

Бор-Коморовский также пугал его. Да, этот человек ненавидел немцев, но и евреев он тоже ненавидел. Теперь немцев не стало… Ругаясь сквозь зубы, Бор-Коморовский двинулся дальше, каблуки его сапог со звоном ударяли по мраморному полу. Русси поспешил в кабинет Золраага: защитника его народа лучше не заставлять ждать.

— Здравствуйте, ваше превосходительство! — произнес по-немецки Мойше.

Теперь он мог разговаривать с ящерами достаточно легко. Несколько недель назад, когда нацисты бежали, одновременно теснимые изнутри и атакуемые извне, первые из этих маленьких снующих существ показались ему демонами. Мойше никогда бы не подумал, что выберет себе столь странных союзников. Однако частые встречи с Золраагом помогли ему начать привыкать к их странностям. У Мойше появилось подозрение, что для ящеров он в частности и все человечество в целом казались, по меньшей мере, столь же диковинными, как и ему самому — губернатор.

— Герр Русси, — медленно произнес Золрааг. Его акцент почти проглотил букву «р», превратив средний слог фамилии Мойше в протяжное шипение. — Надеюсь, вы хорошо поживаете?

— Да, ваше превосходительство, благодарю вас.

Русси тоже прошипел и издал булькающий звук, ибо научился говорить «благодарю вас» на языке Золраага. Он изо всех сил старался запоминать слова речи ящеров, а поскольку уже свободно владел идиш, ивритом, немецким и польским языками, изучение нового наречия не представляло для него чрезмерной сложности. Мойше понял, что для Золраага существование на Земле множества языков столь же диковинно, как и все остальное на этой планете.

Тем не менее новый губернатор Варшавы усердно овладевал немецким языком. И хотя у него сохранялся акцент (Русси считал, что отчасти это было обусловлено формой языка Золраага), всякий раз, .говоря с ним, инопланетный правитель запоминал новые слова. Грамматика Золраага хотя и не была хорошей, но становилась все лучше.

— Немецкие заключенные, герр Русси… Как вы считаете, что нам с ними делать? — спросил после приветствия Золрааг.

— Они — заключенные, ваше превосходительство, и с ними следует обращаться, как с любыми другими военнопленными.

Однажды Русси побывал в лагере, устроенном в развалинах района Раковец. Он пошел туда, просто чтобы поглядеть на немцев, находящихся за оградой из острых, словно лезвия, тонких металлических полосок, которыми ящеры пользовались вместо колючей проволоки. Впоследствии он не раз жалел, что отправился туда. Вид грязных, избитых, голодных людей ярко напомнил ему любую из улиц гетто совсем в недавнем прошлом.

— Не все ваши люди так думают, герр Русси. Кто здесь у вас Император?

— Вы имеете в виду, наш правитель?

— Ваш Император — тот, кто решает за вас, — ответил Золрааг.

Наверное, он думает, что это очень просто. Может, у ящеров это и просто. Дела в населенной людьми Варшаве, и особенно внутри еврейского квартала, обстояли намного сложнее. Старая администрация гетто, назначенная еще немцами, продолжала работать по заведенному порядку, распределяя по карточкам продовольствие. Только теперь оно поступало не от нацистов, а от ящеров. Сам Русси пользовался моральным авторитетом, которому был обязан событиям той ночи, когда появились ящеры. Но понимание его авторитета менялось день ото дня, а иногда — с каждой новой минутой. Другой авторитетной фигурой в гетто был Мордехай Анелевич. И хотя во время восстания против немцев пуля пробила ему левую руку, это не остудило его пыл. Наоборот, толстая белая перевязь, похоже, придавала ему вид героя. Его люди гордо расхаживали по улицам еврейского квартала с трофейным немецким оружием в руках. Не менее дерзко держались они и в остальной части Варшавы. В случае чего за них отомстят, и люди Анелевича это знали. Для евреев это чувство было захватывающим и ударяющим в голову, словно хмель молодого вина. Армия, Крайовы ненавидела их. Большая часть находящегося в руках еврейского ополчения оружия досталась им от ящеров. Польской внутренней армии новые завоеватели дали гораздо меньше. Разумеется, в начале восстания поляки были намного лучше вооружены, чем евреи. Возможно, ящеры стремились уравновесить две этих группы на вновь завоеванной территории. Русси допускал и такую мысль.

• Предыдущая
• 78/217
• Следующая