По понятиям Лютого - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 34

• Предыдущая
• 34/66
• Следующая

– Во-первых, это не совсем байка. Во-вторых… – Модус упрямо насупил брови. – Один я все равно не хочу!

Они возвращались к центру города. Шум на площади поутих, лишь иногда раздавались отдельные крики о помощи. Поток людей на улице иссяк, зато проехало несколько прикрытых ветошью и соломой повозок. Модус посмотрел на солнце, подошел к канаве, тронул ногой облепленную зелеными мухами жижу. Мухи поднялись с громким рассерженным гулом. Он машинально махнул рукой, поймав сразу несколько жужжащих насекомых, хлопнул ладонью по ноге и проводил взглядом упавшие в пыль разможженные тельца. Они еще шевелились.

– Ну и мясорубка там была, а? – сказал он, задумчиво кусая губы. – Как мы спаслись, вообще непонятно…

Снова по улицам Ершалаима пошли глашатаи. Теперь они восклицали радостно и торжественно:

– Слава прокуратору Крадоку! Брошенный им перстень даровал свободу и сто динариев тому, кто его поймал! Слава справедливому Публию Крадоку!

Глашатаи прошли и мимо усадьбы пекаря Захарии. Здесь было тихо. Солнце поднялось в зенит. На заднем дворе стояли, отмахиваясь от мух, запряженные в повозку волы. Нужно было привезти хворост и сухой навоз для печей, а также забрать на мельнице десять мер муки. Путь неблизкий, а вечернюю выпечку следует начинать загодя, когда солнце только-только начнет клониться в сторону башни Псафина и Хевронских ворот. Квентин и Модус, которых Захария рассчитывал отправить в эту поездку, где-то задерживались, и Ассма уже дважды успела заметить, пряча раздражение и злорадство за маской покорности:

– Что-то долго они сегодня, мой повелитель. Наверное, твоя доброта ослепила их глаза и разум, и теперь они не могут найти дорогу в твой дом…

Наконец появились рабы. Первым, пошатываясь, шел Модус – в рваной, грязной одежде, на лице блуждала радостная улыбка, словно он был пьян. Следом двигался такой же грязный и оборванный Квентин, только лицо его было угрюмым. Захария, у которого голова разболелась от жары и едких замечаний жены, вышел навстречу, гневно хмуря брови.

– Вы что, дрались?! Я жду, работа стоит! Как вы смеете?! Или забыли, кто здесь раб, а кто господин?

– Я больше не раб твой! – гордо ответил Модус, выставив вперед руку. На среднем пальце блестел перстень с черным камнем. – Это дар самого прокуратора Публия Крадока! Перстень казненного лекаря Кфира! Прокуратор сказал, что тот, кому он достанется, получит свободу и сто динариев! Ты видишь его на моей руке – значит, я свободен!

Захария недоверчиво покосился на перстень.

– Неужели это тот самый?

Хлопнула дверь. Из дома вышла Ассма, засеменила к ним через двор, подбирая полы накидки.

– Какой еще подарок? О чем ты говоришь? Это ложь! – выкрикивала она, буравя Модуса острыми маленькими глазками-пиявками. – Ты украл этот перстень, подлый и хитрый раб! И сейчас собираешься обокрасть своего хозяина, сбежав от него!

– Если бы я хотел сбежать, то не пришел бы сюда, – ответил Модус.

– Помолчи, Ассма, не лезь, – сказал Захария. – Он прав, беглые рабы не тратят время, чтобы проститься со своими хозяевами…

– Он не просто раб, он дерзкий раб! – взвизгнула вне себя Ассма. – Развращенный раб! Я думаю… Я уверена! Он вернулся затем, чтобы убить тебя и завладеть твоими деньгами! А также надругаться над твоими дочерьми! – Она вдруг ахнула, прикрыв ладонью рот, словно ее озарила страшная догадка. – И надо мной тоже! Над твоей женой! О-о! Закуй его в кандалы, Захария! И сегодня же продадим его в каменоломни! А этот перстень надо сжечь в хлебной печи!

Собравшиеся во дворе рабы и челядь испуганно расступились в стороны. Захария стоял растерянный, потемневший.

И тут в ворота громко и требовательно постучали.

– Именем римского императора! Бывшего раба хлебопека Захарии требует к себе префект города Ершалаима!

Во двор вошли двое солдат с копьями.

– На площади говорят, что одному из твоих людей, Захария, достался перстень от прокуратора и дар свободы. Префект желает удостовериться в том, что это именно тот перстень и что он достался ему честным путем, а не через убийство или обман. Где твой раб? Пусть он покажет перстень!

Модус вышел вперед. Один из солдат тупым концом копья приподнял его голову, вгляделся в лицо. Потом стукнул по руке – подними! Модус вытянул руку с перстнем.

– Я сомневаюсь, чтобы этот раб добыл его честным путем! – выкрикнула Ассма.

– Римская власть разберется! – сказал солдат. – Пусть следует за нами!

Римский суд находился в невысоком приземистом здании из желтого известняка недалеко от Соломоновых прудов. Место было выбрано не случайно – отсюда хорошо видна оскверненная и распаханная легионерами Храмовая гора.

Это истинно римская постройка – квадратная в сечении, плоская и скучная, как военный штаб. Во время Первой иудейской войны солдаты Тита Веспасиана согнали в тенистый двор перед судом несколько сотен плененных сикариев[13] и устроили кровавую резню. Сикариев рубили мечами, травили специально обученными львами и леопардами. С тех пор каменные плиты двора покрыты скользким, похожим на водоросли, лишайником, который соскребают каждую весну и осень, и даже ходят слухи, будто из рододендроновых зарослей, окружающих здание суда, иногда доносится голодное рычание и мелькают призрачные тени хищников… Что касается первого, то этот факт сомнению не подлежал: городской префект Марций Прол однажды сам едва не упал, поскользнувшись на скользких плитках. Всякие же тени и прочая ерунда его ничуть не пугали, он только смеялся, справедливо полагая, что это выдумки, а точнее – воплощение страхов и угрызений совести нечистых на руку горожан.

Сегодня в уютной, оплетенной виноградом беседке на заднем дворе суда Марций Прол потягивал ледяной напиток из виноградного сока и меда в компании начальника тайной стражи Клодия, руководившего утренней казнью. Они обсуждали последние трагические события на дворцовой площади.

– Так сколько, говоришь? – переспросил Марций.

– Человек сорок. Но будет больше. Многие из раненых не доживут до следующего утра.

Клодий приложил холодный кубок к пылающему виску. В сильную жару его мучили мигрени. Избавиться он них помогал лекарь Кфир. Он же пришил Клодию руку разбойника, когда он потерял свою в схватке с вырвавшимся из клетки огромным нильским крокодилом. Тот самый Кфир, которого сегодня он разорвал конями. Но угрызений совести Клодий не испытывал: когда лекарь помогал ему, он был признателен и выказывал спасителю свою благосклонность. А когда получил приказ казнить преступника, то выполнил его, не задумываясь и не вникая в тонкости относительно того, кого лишает жизни…

– Озверевшая толпа диких иудеев, ничего нет хуже, – посетовал префект.

– Я считаю, оцепление напортачило. Когда прокуратор швырнул в толпу перстень, понятное дело, все рванули вперед. Там в один миг с десяток человек припечатало, как тараканов. И тут, как мне кажется, у кого-то из солдат нервы не выдержали, кто-то выставил копье. А за ним второй, третий и так далее. Паника. Хаос. Задние ряды рвутся к перстню, первые ряды спасаются от копий, результат – полсотни трупов…

– Ничего. Главное, что это не твоя вина и не моя, дорогой Клодий.

– Если бы не этот проклятый перстень, все было бы в порядке. Может, он и в самом деле обладает какой-то дьявольской силой, как о нем говорят. А может, просто глупая была затея. Нетрудно ведь было догадаться, какое побоище эти дикари устроят за сто динариев…

Начальник стражи осекся, поймав взгляд префекта.

– Считаешь, что наш прокуратор не проявил достаточной прозорливости? – невинно поинтересовался Марций. – И что его идея бросить перстень в толпу была глупой?

Клодий, расплескав напиток, поспешно поставил кубок на стол.

– Такая мысль не могла даже заглянуть в мою не очень умную солдатскую голову, благородный Марций! Наместник императора Траяна, да царствует он вечно, высокородный прокуратор Публий Крадок успевает предвидеть последствия того, о чем его солдаты только начинают думать! Не проявил прозорливости центурион, командовавший оцеплением! Именно он должен был предусмотреть всплеск активности толпы!

• Предыдущая
• 34/66
• Следующая