Армия древних роботов - Шакилов Александр - Страница 3
- Предыдущая
- 3/65
- Следующая
– Вот, смотри. – Даль ткнул пальцем в горло трупу, поделившемуся одеждой с Зилом. – Видишь рану?
Зил хмыкнул. Действительно, на горле берсерка из одной точки на коже расходились три небольших, одинаковой длины лепестка-надреза. Но назвать эту царапину смертельной раной у него язык не повернулся бы.
– И у остальных, – Даль шагнул к следующему трупу. – Эти парни побледнели вовсе не из-за мороза. Их обескровили. Кстати, тебя разве не смутило, что на пятерых воинов всего оружия был только один нож?
Покачав головой, Зил, точно поясом, обвязал себя хвостом ранжало.
Мандибулы звонко щелкнули.
Брызги голубоватой слизи пополам со сгустками крови вырвались из дыхательных отверстий, их тут же унесло ветром. В легочных мешках захрипело, забулькало – и стало тихо. Птер, несущий двоих чистяков в Щукарцы, умер в паре сотен мер над землей.
Загнала его Ларисса, нещадно бросив наперекор погоде через вьюги-бураны и лютый мороз, вот он и не выдержал. А ведь только-только вырвались из зимы в весну! И лететь еще и лететь… Блестящую в лучах солнца тушу вместе с двумя наездниками на ней по пологой дуге стремительно потянуло вниз.
– Толстый, держись крепче! – безуспешно дергая птера за подвижные отростки с фасеточными глазами на концах, крикнула Ларисса, и Траст обнял ее так, что у девчонки хрустнули ребра. Лицом парень зарылся в россыпь ее мелких светлых косиц, пахнущих дымом и пылью и немного влажных.
Так и не сложив прозрачные, сплошь в коричнево-алых прожилках крылья, мертвый птер врезался в раскисшую землю. Ломая суставчатые лапы, мощным хитиновым телом – длиной все четыре меры, вдвое меньше шириной и в высоту – он прорыл в грязи ров, напоследок опрокинувшись на бок и сбросив с себя чистокровных. И если Ларисса уверенно приземлилась на ноги, чуть изогнув колени в обратную сторону, то Трасту подобная ловкость была не по плечу – он пребольно ударился правым плечом, перекатился на спину, а потом на живот.
– Живы – и хорошо. – Ларисса с досадой пнула обломок сегментной ноги.
Птер на эту шутку никак не отреагировал. В зеркалах его фасеток отразилась башка поднявшегося Траста: рыжая всклокоченная шевелюра, глуповатое лицо, рябое от веснушек и грязи, и торчащие из подбородка волосины, которые давно пора сбрить, а лучше выщипать. Нет, не так должен выглядеть грозный ментал-некромант, не так. Ему бы черную мантию, черную шляпу, черные сапоги, черные…
– Толстый, хватит уже собой любоваться. – Ларисса презрительно скривилась, из-за чего три оранжевые метки-полосы на ее щеке чуть изогнулись. – Надо идти. Если ты немного пошевелишь задницей, завтра к полудню доберемся.
– Детка, ты как себя чувствуешь? – Траст окинул взглядом стройную невысокую фигурку в добротной зеленой куртке, скрепленной с брюками живой плотной вязки. Никаких украшений на одежде не было. Из-за спины Лариссы выглядывало топорище боевой секиры, которую Ларисса отчего-то называла Карой, верной обожаемой подругой. При виде секиры рыжий здоровяк вздрогнул – слишком уж свежи воспоминания о случившемся на Поле Отцов. Траст едва не тронулся от горя, когда лезвие этой самой секиры воткнулось в спину Лариссы. Девчонка тогда со стоном опустилась на бетон, легла на бок и, сказав «Прощайте все», умерла.
Да-да, просто умерла, обычное дело.
А Траст просто воскресил ее, ведь он – некромант, а не свинопас какой-нибудь.
– Так как ты себя?..
– Хватит, толстый! Тебе придется потерпеть. Умерь свою похоть. – Сказано это было с нескрываемой злостью, с намерением обидеть, будто в случившемся с Лариссой была его вина, будто он задолжал ей за то, что она – благодаря ему! – сейчас двигалась и говорила, дышала и мыслила, а не валялась на бетоне куском гниющего мяса.
В такие моменты рыжего некроманта одолевали сомнения. Верно ли он поступил, оживив строптивую, вечно недовольную блондинку? Может, следовало послушаться лопоухого лешего Зила? Тот отговаривал Траста, чуть ли не умолял оставить погибшую девчонку в костлявых объятьях смерти…
Воздух наполнился гудением полчищ насекомых – комаров и слепней, жучар и мух, воспрянувших после зимней спячки, как только пригрело солнце. Вокруг щебетали и ухали разноцветные птички. Снег растаял, наполнив журчанием узкие и широкие русла ручьев. В мелких болотцах шевелились гады и плескалась рыбешка, на зиму закопавшаяся в ил и грязь, а теперь очнувшаяся и спешившая жить, пока опять не станет нестерпимо холодно. Траст прихлопнул слепня, укусившего его за ключицу, и задумчиво посмотрел на раздавленное им крылатое тельце. Жизнь. Всюду жизнь.
А ведь Ларисса, открыв глаза и наполнив легкие первым после смерти вдохом, не сразу поняла, что она мертва. Она ударила Траста коленом в пах и, змеей выскользнув из-под него, схватила секиру. Точно кузнечик, взвилась она в воздух мер на пять, всерьез намереваясь снести ему голову сильным ударом. Он тогда сбивчиво объяснил ей, что вовсе не собирался – хотя и не прочь был при иных обстоятельствах – покуситься на ее девичью честь. В конце концов, у него есть невеста, его прекрасная возлюбленная, с которой он повенчан еще до рождения и с груди которой в знак любви и привязанности он взял блоху после ночи страсти. А что целоваться полез, так это не поцелуи вовсе были, а часть обряда воскрешения, это дар некроманта – интересно, сумел бы он себя воскресить? – подсказал ему, что нужно вместе с его жидкостью передать силу в тело Лариссы, вот он и обслюнявил ей немного губы, самую малость. Ларисса на удивление быстро все поняла и сказала, что ей срочно надо домой, в Щукари, чтобы проститься с отцом, ведь Траст наверняка не знает – верно ведь, толстый? – сколько времени ей теперь отпущено, она в любой момент может превратиться в ходячего мертвеца, вроде тех, что обитают в могильниках времен Третьей мировой.
Трасту ее идея сразу не понравилась. Он прекрасно помнил кулаки ее отца и его наказ никогда не приближаться к Щукарям. Он так ей на Поле Отцов и заявил, как отрезал: «Нет. Никаких Щукарей. Я отправляюсь домой, к мамочке! И ты, детка, со мной!» И Ларисса, конечно, ему подчинилась, ведь он настоящий мужчина, он же у них главный. Именно поэтому, образовав дуос, они словили пирующего падалью птера – трупов вокруг было много-много – и на нем отправились в рыбацкий поселок. Жаль только, птер оказался слабеньким и не выдержал нежного обращения Лариссы… И теперь, оскальзываясь на раскисшей земле, то и дело падая, Траст бежал за девчонкой, прыгавшей с кочки на кочку через болотца и ручьи и нетерпеливо поглядывавшей на него. Если б не его медлительность, она давно бы уже скрылась за горизонтом. Так чего медлила?
Да потому что ей никак без него.
Они крепко-накрепко повязаны.
В животе у Траста громко забурчало.
– Кара, не подведи, подруга! – высоко подпрыгнув и широко размахнувшись, Ларисса швырнула секиру. Со свистом оружие улетело за пригорок мерах в тридцати.
Обливаясь потом и тяжело дыша, Траст догнал-таки блондинку, но она тут же, словно издеваясь, ускакала за пригорок, оставив его одного, однако вскоре вернулась, притащив тушку зайчера, разрубленную пополам.
Одну половину она швырнула Трасту:
– Жри, толстый, набивай брюхо. А то еще загнешься раньше времени.
Он поймал заячью лапу, скользкую от крови, и едва не уронил.
– Мясо сырое. Детка, костерок бы, зажарить, заодно передохнем…
– Мертвецам отдых ни к чему. Так жри. – Ларисса ткнулась лицом в свой кусок и, мотнув головой, оторвала зубами шмат сырого мяса.
На щеку Трасту сел здоровенный комар. Едва не вышибив себе зубы ладонью, рыжий размазал его по коже.
Надо было послушаться лешего.
Надо было!..
– Хороший день для смерти.
Приветствия звучали со всех сторон, накладываясь одно на другое, смазываясь, превращаясь в невнятный, лишенный смысла шум.
– Пусть умрут наши враги, – шелестело в ответ.
Вытянувшись по стойке смирно у входа в зал заседаний Совета, всем и каждому с издевательской бодростью салютовали гвардейцы-рептилусы. Пройдя мимо, майор Мазарид лишь покосился на них, большего эти лупоглазые жабы не достойны, ведь ни разу не побывали в настоящем бою, только корчат из себя крутых воинов.
- Предыдущая
- 3/65
- Следующая
