Книга странных новых вещей - Фейбер Мишель - Страница 8

• Предыдущая
• 8/121
• Следующая

Питер кивнул. Он уже забыл название места, где жил водитель, и имел смутное представление о состоянии американской экономики, но очень хорошо понимал, что значит, когда тебе бросают спасательный круг.

Лимузин тихо перестроился в правую полосу, и его накрыла прохладная тень сосен на обочине. Деревянный дорожный знак, какие обычно указывают на места отдыха, придорожные закусочные и бревенчатые домики для отпускников, объявил скорый поворот к СШИК.

— Поезжайте в любой загибающийся город в стране, — продолжал водитель, — и обнаружите толпы людей в той же лодке. Они могут сказать вам, что работают на ту или иную компанию, но копнешь чуть глубже — и найдешь СШИК.

— Я даже не знаю, как это расшифровывается, — сказал Питер.

— И я без понятия! — ответил водитель. — Сейчас появляется много компаний под ничего не значащими названиями. Все что-то значащие названия уже разобрали. Это имеет отношение к торговой марке.

— Я полагаю, что «СШ» означает Соединенные Штаты?

— Наверно. Хотя это интернациональная компания. Кто-то говорил мне, что они начинали в Африке. Знаю одно — работать на них выгодно. Они никогда меня не подставляли. Вы в хороших руках.

В руки Твои предаю дух Мой, сразу подумал Питер, Лука, глава двадцать третья, сорок шестой стих, во исполнение пророчества пятого стиха тридцать первого псалма. Только на этот раз неясно было, в чьи руки он вот-вот предастся.

— Вы почувствуете укол, — сказала черная женщина в белом лабораторном халате, — будет неприятно, покажется, будто в вены закачали пинту йогурта.

— Ух ты, уже не терпится!

Он с трудом примостил голову в пенопластовую впадину, расположенную в гробовидной колыбели, и старался не смотреть на острие, приближающееся к его руке, перехваченной жгутом.

— Не хотелось бы, чтобы вы думали, будто мы делаем что-то не то.

— Если я умру, пожалуйста, передайте моей…

— Вы не умрете. Не с этой штуковиной внутри. Просто расслабьтесь и подумайте о чем-нибудь приятном.

Игла проникла в вену. Раствор потек, прозрачная жидкость вошла внутрь. Питер подумал, что его сейчас вырвет, что он просто лопнет от омерзения. Почему ему не дали снотворное или что-нибудь вроде? Он подумал о своих трех попутчиках — интересно, а они храбрее, чем он? Они лежали в таких же колыбелях где-то в этом же здании, но он не мог их видеть. Он встретится с ними через месяц, когда проснется.

Женщина, которая делала инъекцию, спокойно стояла рядом. Без предупреждения — да и какое могло быть предупреждение? — ее напомаженный рот начал сдвигаться с лица, губы поплыли по щекам, как маленькое красное каноэ. Рот не останавливался, пока не достиг лба, где и примостился между бровей. Потом ее глаза вместе с веками и ресницами двинулись вниз к челюсти, по мере продвижения моргая, как и положено глазам.

— Не сопротивляйтесь, просто отдайтесь сну, — посоветовал рот на лбу. — Это временно.

Он боялся говорить. Это ведь не галлюцинация. Это то, что случается с вселенной, когда вы не можете удержать ее. Атомы в скоплениях, лучи света собирались в эфемерные образования перед тем, как двинуться дальше. И пока Питер растворялся во мраке, его снова охватил самый большой его страх — что он никогда больше не увидит людей такими, как прежде.

— Чувак, чувак, чувачо-ок, — прогудел жалобный голос из бесформенной пустоты. — Эх, херово-то как, ну и говенная же херня!

— Полегче на поворотах, Би-Джи. Тут среди нас духовная особа.

— Не, ну а не ёперный стос? Выйми меня по-быстрому из этого гроба, чувак!

— И меня, сперва меня, — попросил третий голос.

— Вы об этом пожалеете, ребятки, — снисходительно пропел второй, — ну да ладно.

Послышались возня, хрюканье, кряхтенье и глубокие вздохи, сопутствующие тяжкому физическому труду.

Питер открыл глаза, но подкатившая дурнота не позволила повернуть голову в ту сторону, откуда раздавались голоса. Потолок и стены, казалось, бились в судорогах, лампочки прыгали и вертелись, словно йо-йо на резинке. Будто бы прочный каркас комнаты стал вдруг гуттаперчевым — стены накатывали волнами, потолок мотался из стороны в сторону. Он снова закрыл глаза, прогоняя бред, но стало еще хуже: судороги продолжились внутри черепной коробки, глазные яблоки вздулись, словно воздушные шары, и казалось, что подкожное содержимое лица того и гляди брызнет струями через ноздри. Он представил себе, как мозг его разжижается или, наоборот, выхолащивается какой-то омерзительной едкой щелочью.

Где-то рядом в каюте по-прежнему раздавались кряхтенье и возня, сопровождаемая дурацким смехом.

— А знаете, это весьма занимательно, — заметил насмешливо совершенно трезвый голос, перекрывший два других, — наблюдать, как вы тут копошитесь на полу, будто два жука под мухой.

— Эй, так нечестно! Гадская система должна была устроить нам побудку одновременно, тогда бы мы поглядели, кто тут под какой мухой.

— Ну… — Это снова начальственный голос. — Кто-то же должен быть первым, я полагаю. Сварить кофе, проверить, все ли работает.

— Так, иди себе, Тушка, и проверяй, пока мы с Би-Джи раздуплимся тут в свою, вторую очередь.

— Ну, экипируйтесь.

Шаги. Звук открывающейся двери.

— Думаете, уединились? И не мечтайте, ребятки. Камеры прекрасно показывают, как вы тут вошкаетесь. Улыбочка!

Щелчок — дверь закрылась.

— Думает, у него солнце из задницы сияет, — пробурчал голос с пола.

— То-то ты к ней всё прикладываешься, чувачок.

Питер лежал неподвижно, собираясь с силами. Интуитивно он понял, что тело само вернется к норме в положенный ему срок, а потому, если ты не любитель экстрима, не стоит форсировать события и пытаться заставить его функционировать слишком рано.

Двое на полу продолжали кряхтеть и хихикать, тяжело сбрасывая с себя медикаментозный угар, позволивший им пережить Скачок.

— Ты первый встанешь или я?

— Да я уже, братан… во, видал?

— Хренушки, чувачок. Ты не стоишь, ты раскорячился. Отпусти-ка скамейку.

Стук падающего на пол тела, снова хохот.

— Как будто, братан, у тебя лучше выйдет…

— Да легко.

Судя по звуку, еще одно тело валится на пол. Заторможенный истерический смех.

— Забыл, какая это дрянь, чувак.

— И полудюжиной банок кока-колы не поправишься.

— Не прет, чувак, коксу нюхнуть — и как огурчик.

— Раз тебе после всего еще наркоты хочется, значит ты еще тупее, чем я думал.

— Просто я крепче, братан, крепче — и все!

И так далее. Эти двое продолжали пикироваться и куражились, выигрывая время, пока не сподобились встать на ноги. Отдуваясь и кряхтя, они покопались в пластиковых мешках, подтрунивая над тем, кто какую выбрал одежду, обулись и опробовали способность к прямохождению, прогуливаясь по комнате. Питер лежал в своих яслях, дожидаясь, пока комната не перестанет двигаться. Наконец потолок успокоился и замер.

— Эй, братан…

Широкая физиономия выплыла из ниоткуда и нависла над ним. Секунду или две Питер не мог признать в ней человеческое лицо: казалось, голова прикреплена к шее макушкой вниз, брови кустятся на подбородке, а сверху торчит борода. Но нет — это был человек, конечно, это был человек, просто очень непохожий на него самого. Темно-коричневая кожа, бесформенный носище, маленькие уши, прекрасные карие глаза с красноватыми белками. Жилы на шее могли бы поднять и опустить лифт в шахте двадцатиэтажного здания. А что это за бровеобразные штуковины на подбородке? Борода! Не широкая и окладистая, а из тех затейливых бород, какие может сотворить модный парикмахер. Много лет назад она, должно быть, смотрелась как четкая линия, прочерченная толстым черным фломастером, но теперь мужчина достиг уже средних лет, и борода стала клочковатой, в ней проблескивала седина. Неумолимая лысина оставила на голове всего несколько курчавых ручейков.

• Предыдущая
• 8/121
• Следующая