Невеста из ниоткуда - Посняков Андрей - Страница 37
- Предыдущая
- 37/62
- Следующая
– Вижу, друже, ты деву это нехудо ведаешь.
– Не то чтоб не худо, одначе… Вот оно как вышло-то! Так что же?! – Раскоряк вдруг сверкнул глазами. – Твой волхвенок ей все рассказал?!
– Говорит, ничего не рассказывал, сама, мол, обо всем догадалась да хвастала. Ой, не зря!
– Что не зря? – Боярин задумчиво почесал бороду.
– Хвастала не зря, говорю, – охотно пояснил волхв. – И Роксану про все рассказала… знала, что тот обо всем донесет мне.
– И… что?
Миронег ухмыльнулся:
– Дева та ушлая что-то от тебя хочет, друже боярин. Думаю – так. Иначе б к чему ей тайны твои узнавать да шнырять всюду?
– Та-ак… – протянул боярин. – Если еще не рассказала, то…
– И лучше вам встретиться у меня. – Хитрый жрец, не упуская возможности, упорно гнул свою линию, именно для этого ведь Раскоряка сюда и позвал, а вовсе не по старой дружбе! – Встречу вашу тайно спроворим, потому как и дело твое – тайное, – сверкая глазами, напористо продолжал Миронег. – Чего дева хочет – спросит. Ежели уж больно много чего – так можно ее и… И никто никогда не узнает!
«Ага, не узнает… кроме тебя – никто!» – неприязненно подумал боярин.
Однако деваться-то было некуда, одному такое дело не спроворить – с женой самого князя бороться как-то не с руки! С княжной, с княжной… давно уж опознал Раскоряк настырную девку. Догадался – аж страшно стало, аж волосы на лысеющей голове – дыбом! Даже мыслишка закралась – а может, ну его все к ляду? Пущай княжна Ольге докладывает, чего уж… Ах, ах, рассвирепеет старая княгинюшка, много чего плохого наделать может… и от ромейского злата боярина отлучит – запросто!
Что ж тогда… Тогда надо с Миронегом – волхвы на Руси-матушке силу имеют немалую. Иное дело, что и Миронег что-то попросит… а вот тут и поторговаться можно, ага.
– Ты чего сам-то похощешь, друже Миронег?
– Немногое попрошу. – Жрец прищурился. – От ромейских твоих дел – треть.
– Треть?! – ахнул боярин. – Ну, ты и волчара, друже! Да хотя бы восьмую часть попросил, я б, может, и подумал, а так… Да пропади оно все пропадом! Ухожу!
Поднявшись на ноги, гость подбежал к двери, однако на крыльцо не выскочил, а обернулся:
– Ухожу!
– Восьмая часть все же мало, друже, – вздохнув, посетовал жрец.
– Мало?! – взвился на пороге боярин. – Это же все – мое! Нажитое! Еще и девке этой платить… ох, чувствую, немало.
Побарабанив пальцами по столу, Миронег хмыкнул в бороду:
– Ежели на четверть уговоримся, так деве-то и не придется ничего давати…
– Как это не придется? Она же… Да вы на кого…
– Не мы, друже Раскоряче, не мы. Есть на Подоле Криневера-ведьма, так она про деву ту стриженую, черноброву, с очами синими – про младую княжну! – очень даже выспрашивала. Я тогда еще не понял – к чему, а вот ныне… Ныне-то и думаю – а помогу-ка ведьме! Поможем, ага… За четверть!
– За мою четверть!
– Так ведь мы еще и с Криневеры-ведьмы чегой-то возьмем. За помощь! Не бери в голову, боярин, внакладе не будем. Ну, выпьем, что ли?! Да поможет нам Перун!
Переодевшись в простое платье, Женька с разрешения старой княгини теперь частенько ходила в церковь… и не только в церковь, выходила и за ворота, спускалась на Подол, на торжище, к пристани. Обычно ее сопровождал Велесий, правда, далеко не всегда – княжна старалась не давать повода всяким нехорошим сплетням, основания к коим, что и говорить, имелись.
С той июньской ночи на Ивана Купалу прошло уже больше недели, а Велесий не выдал своего отношения к юной госпоже ни единым словом, ни жестом. Хотя… как-то раз, поутру, Женьке показалось вдруг, будто юноша хочет ее обнять, поцеловать даже… и не раз, и не два… Но! Парень сдерживал себя. И это было правильно.
Хотя и Тяке, что и говорить, хотелось бы повторения – не святая же, обычная девчонка… княжна! Потому-то и нельзя, что княжна… Черт! Как же надоело быть осторожной! Ходить, оглядываясь – и это будучи столь знатной девой!.. впрочем, какой девой – женщиною, женой, – наступать на горло всем своим привычкам… Покурить, правда, удалось как-то, опять же – тайком, в уборной, как какой-нибудь не в меру развитой семикласснице.
Одно хорошо – грустить-то особенно было некогда. На пристани появились наконец ладожские гости-купцы – тот же симпатичный варяг Рогвольд, а с ним и другие.
Вот на этих-то «других» и рассчитывала нынче Летякина, справедливо полагая, что Рогвольд ей в побеге не помощник – слишком уж накоротке был варяг со старой княгинею, слишком.
Ладожские гости разложили привезенные товары на длинных дощатых прилавках-рядках: варяжские мечи в оплетенных кожаными ремнями ножнах, кованые круглые шлемы, щиты, наконечники копий – есть где разгуляться мужскому взгляду, да и женскому – любо-дорого посмотреть: золотые и серебряные подвески, браслеты, серьги, застежки-фибулы – все ладожской работы, да есть и новгородской, и немецкой даже. Окромя всего этого – медные свейские крицы да прокованное железо – «уклад» – тут-то много кузнецов местных толпилось, из тех, кто вовремя не заказал, не успел.
– Красивый браслетик, – едва не встретившись с Рогвольдом, Женька обошла рядки далеко слева, почти у самой воды, заодно поглазев на ладожские ладьи – все большие, справные.
– Ты померь, дева-краса! – сказал торговец – или, скорей, приказчик – светлоглазый парень лет двадцати с темными волосами и бледным, почти не тронутым загаром лицом, неожиданно напомнивший Тяке Лешку Очкарика. У Очкарика иногда тоже такой вот делался взгляд – стеклянно-похотливый и вместе с тем – опасливо-стеснительный. – А вот, красуля, дай-ко руку… Ага! Ну, в самый раз! Бери, бери – в цене сойдемся.
– Возьму, – согласно кивнула Летякина. – Только завтра. Придержишь для меня?
– Да уж, красавица дева, конечно! В том и не сомневайся.
– Может, и еще что возьму… – Женька, однако, нынче не собиралась уходить слишком быстро. – Твой хозяин кто?
– Хозяин? – Парень неожиданно расправил плечи и, явно красуясь собой, пояснил: – Я сам хозяин. И товар, и ладья – мои.
Таким тоном сказал, как некоторые старые Женькины знакомцы из той, прошлой, жизни, обожающие к месту и не к месту заявить, мол, «у меня своя фирма», хотя откуда может быть у двадцатилетнего сопливца «своя фирма», разве мама с папой на день рождения подогнали… вот как, верно, и этому…
– И вправду своя ладья?
– Обижаешь! А вон тот амбар, что у крайней пристани, – мой! Да про Лютикова Ждана в Ладоге у кого хошь спроси – скажут.
– И Урмана-ведунья тебя знает? – быстро уточнила Летякина.
Ждан поперхнулся слюной, но ответил с достоинством:
– Конечно, знает. А ты откуда…
– У меня муж по весне к вам в Ладогу с товаром уплыл да сгинул.
– Бывает. Путь-то опасен, да. А как мужа звали?
– Харрисон Форд… – Женька ляпнула, что пришло в голову, да еще и уточнила: – Небось, слыхал?
– Да не доводилось, – повел плечом молодой купец. – Из варягов, что ль?
– Из варягов. Из наших, киевских. Мне б в Ладогу надо поскорее попасть – поискала бы мужа.
– Верная жена, хо! – Ждан осклабился и, хмыкнув, спросил: – А не боишься?
– А у меня Урмана-ведьма в родичах! – нагло соврала девчонка. – Пробуй кто навреди.
– Урмана – да… Но ведь мужу-то твоему навредили…
– Может, и сам он себе навредил. В кости уж больно любит играть.
– В кости? Поня-а-атно… Тогда да, надобно супружника выручать.
– Надо. – Женька поджала губы. – Случайно, не знаешь, кто тут в Ладогу вскорости отправляется?
– Так я и отправлюсь! – неожиданно улыбнулся Лютиков. – Кой-что продам, приказчиков оставлю да еще одну ходку сделаю – до зимы обернуся всяко!
– Рисковый ты парень, Ждан!
– Потому и купец. – Парень выпятил грудь. – А не какой-нибудь там шпынь ненадобный.
– Так довезешь меня? Я заплачу, сколько скажешь, не сомневайся, – тут же уверила княжна, на всякий случай еще раз напомнив про «родственницу» свою – Урману-ведьму. Да еще этак мимоходом заявила что и кроме Урманы в Ладоге у нее верные людишки имеются – могут и амбары сжечь, товары разграбить.
- Предыдущая
- 37/62
- Следующая
