Алитет уходит в горы - Семушкин Тихон Захарович - Страница 69

• Предыдущая
• 69/115
• Следующая

— Надо одолеть. Надо поставить перед собою такую задачу.

— Попробуем.

— Пробовать нам некогда. Надо выполнить. Без этого здесь нельзя работать.

— Хорошо, — не совсем уверенно сказал Осипов.

Вошел старик Ильич. Приветствуя его по-чукотски, Лось предложил ему стул. Старик сел, но сейчас же опустился на пол, скрестив под собой ноги.

— Лось, — важно сказал старик, — новости пришли. Пароход на севере, туда дальше, во льдах у мыса стоит. И дыму нет. Совсем остановился, на всю зиму.

— Пароход?! — крайне удивленно, несколько растерянно переспросил Лось, сразу почувствовав личную ответственность за зимовку «Совета».

Лось насторожился. Эта новость о зазимовавшем пароходе его поразила. Он достал трубку и торопливо стал ее раскуривать. Словно боясь расспрашивать о пароходе, Лось сильно затянулся и, обращаясь к старику, спросил совсем о другом:

— А еще какие новости?

— Больше нет новостей.

— Ничего не слыхал об учителе, которого возил твой сын Эрмен?

— Нет, никаких слухов нет.

— А про милиционера?

— Больше нет никаких новостей.

Лось помрачнел и, обратившись к Осипову, сказал:

— Неприятная новость!

— А что такое? — спросил Осипов.

— «Совет» затерло во льдах. На десять месяцев выведен пароход из строя. Это большая неудача, — вздохнув, сказал Лось. — Весь Совторгфлот на Дальнем Востоке насчитывает всего лишь двенадцать кораблей. И вот один из этих пароходов я, уполномоченный ревкома, загнал во льды, чтобы поставить всего лишь одну маленькую школу в стойбище Энмакай. Правильно ли я поступил? — задумавшись, спросил Лось.

— Трудно сказать, Никита Сергеевич.

— Я думаю, что поступил правильно. Большевики не могут подходить к таким вопросам по-торгашески. В этом суть нашей национальной политики… Ну что же, Ильич, спасибо за новости. Еще что услышишь, приходи… Закури на дорогу.

И все же Лось при воспоминании о пароходе чувствовал себя не очень хорошо. В душе он все еще не мог решить: правильно ли он поступил? Раздражало его и молчание радиостанции. Он накинул на себя кухлянку и пошел к радисту.

Увидев виноватую улыбку на лице Молодцова, он догадался, что станция продолжает бездействовать.

— Зря ты носишь такую хорошую фамилию! — не сдержавшись, раздраженно сказал Лось.

— Сам замучился, Никита Сергеевич. Вся душа исстрадалась. Хоть в петлю полезай. Никак не удается наладить, — сказал Молодцов, и на глаза его навернулись слезы.

— Милый мой, как же ты ехал сюда? Ведь ты меня держишь без связи. Это же убийство! Работал ты по этому делу или нет?

Опустив голову, Молодцов молчал. Он и сам отлично понимал обстановку, в которой оказался, но чем больше старался, тем все больше и больше запутывался в новой для него радиоаппаратуре.

— В Петропавловске я хорошо работал и на приеме и на передаче. Поэтому и послали меня сюда. Но вот слабоват оказался в радиотехнике, оправдывался радист.

— Какой же идиот послал тебя? Ведь тут не пойдешь за помощью к соседу-дяде. Вот и будем сидеть, как суслики в норе. Ты мне по-честному скажи: сможешь ты наладить станцию или нет?

— Не знаю, Никита Сергеевич.

Лось, махнув рукой, молча вышел из радиостанции.

«Лучше бы совсем не было ее. Спокойней было бы», — подумал он.

Перелетные птицы покинули чукотскую землю, и лишь запоздалые стайки еще тянулись на юг. Вдоль всего берега стояли наносные ледовые поля, уходившие далеко за горизонт. Пришла хозяйка этого края — зима. Утро было тихое. Где-то выла собака.

И на белоснежной пелене земли, неба и моря вдруг во льдах показался дым, рассекавший длинной струей небесный купол. Все население стойбища всполошилось, люди бросились к берегу.

Лось, схватив длинную подзорную трубу, полез на крышу дома. Он навел трубу на дым и увидел пароход. Было хорошо видно, как он, борясь со льдами, пробивался к полынье. Порой он отступал и, с полного хода взбираясь корпусом на льды, давил и раздвигал их; он забивал ледовые якоря и отводил льдины в стороны, но они снова стремились сомкнуться.

Вокруг ревкома собралась толпа. Все с любопытством смотрели во льды.

— Какой-то ледокол! — вдруг крикнул с крыши Лось.

Но вот ледокол пробился в полынью и стал быстро приближаться к стойбищу.

Лось рассмотрел название корабля.

— «Красный Октябрь»! — закричал он. — Бывший ледокол «Надежный».

«Красный Октябрь» продолжительно загудел, и эхо отдалось в горах.

Лось торопливо спустился с крыши, заложил собак в нарту и вместе с Эрменом помчался к кораблю. Нарта заныряла в торосах.

…Вдали от чукотских берегов, затерянный в Ледовитом океане, открытый русскими мореплавателями, остров. Врангеля привлек к себе внимание английского авантюриста: какой-то Уэлс высадился на нем со своими людьми. Вопреки всяким законам меджународного права они заняли остров.

Выполняя правительственное задание, экспедиция гидролога Давыдова сняла с Врангеля захватчиков и водрузила на острове советский флаг.

Теперь «Красный Октябрь» возвращался с острова Врангеля и в борьбе со льдами израсходовал все запасы угля. В топки котлов пошли вся деревянная обшивка корабля, манильский трос, мука, сахар и все, что могло гореть. Экипаж оказался в крайне тяжелом положении.

Лось подъехал к кораблю, и вахтенный тотчас же провел его к начальнику экспедиции.

Профессор Давыдов, крупнейший гидролог, возглавлявший экспедицию на «Красном Октябре», встретил Лося молча. Он поздоровался с ним и сухо представил комиссара экспедиции Домникова. Их лица выражали глубокую озабоченность. Эти два человека держали в своих руках судьбу всего экипажа в сто двадцать военных моряков. Они коротко объяснили Лосю цель своей экспедиции и тяжелое положение корабля.

Усаживаясь на металлическое кресло, Лось сказал:

— Да, неплохо на Врангеле поохотиться на песцов. Местные охотники говорят, много песцов уходит туда прямо по льдам.

— Весьма возможно, что мистера Уэлса, возглавлявшего группу эскимосских охотников, интересовали не только песцы… Но мы нагнали жару на этого Уэлса! — со смехом сказал комиссар. — Когда мы подходили к острову, он на шлюпке бросился встречать нас. Но, заметив красный флаг, дал ходу назад. Пришлось остановить шлюпку двумя пушечными выстрелами.

— Поднимали его на палубу — трясся как в лихорадке. Думал, что большевики душу из него вытряхнут. Теперь успокоился, даже весел и хвалит не нахвалит водку, — добавил с улыбкой начальник экспедиции.

— Я покажу тебе этого Уэлса! — сказал комиссар Лосю.

— Меня он не интересует. Таких охотников я насмотрелся у себя на берегу… Тоже выселяю отсюда. Вы скажите, где застрял «Совет»? Связь у вас есть с ним?

— Э, «Совет» к Владивостоку уже подходит.

— Как? — удивился Лось. — А тут у нас слухи были, что он зимует у мыса Северного.

— Это мы там стали было на зимовку. Потушили котлы и стали. А потом разглядели с марса полынью и решили выходить на риск, — разъяснил комиссар.

— Но теперь у нас катастрофа, — мрачно сказал начальник экспедиции. Весь уголь под метелку выгребли. Как видите, одна железная коробка осталась. — И, вздохнув, он продолжал: — Не дотянули до Провиденской угольной базы. А ведь совсем немного нам нужно угля. Теперь можем лечь в дрейф, и зимовочных запасов нет. Мы стоим перед страшной перспективой: бросить корабль и сойти на берег. Сто двадцать человек экипажа!

Лось внимательно слушал начальника экспедиции и в то же время думал:

«Есть у меня сто пятьдесят тонн угля. Отдать им? Нет, нельзя. Отдать уголь — придется свернуть работу ревкома. Но ведь прозимовал же я с Андреем без угля, и работа не прекращалась. Закрыть новый дом и перейти в яранги?»

Комиссар Домников сказал:

— На корабле не осталось ничего, что могло бы гореть, и все же корабль нельзя нам бросать.

Лось закряхтел и, расстегнув ворот гимнастерки, сказал:

— Придется помочь вам.

• Предыдущая
• 69/115
• Следующая