Я дрался на Т-34. Третья книга - Драбкин Артем Владимирович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/65
• Следующая

Скорей бы кончилась война и скорей бы домой. Хотелось учиться. После войны я дважды пытался поступить в академию. Первый раз по математике получил неуд, а со второго раза поступил. Все же десять лет перерыв между школой и поступлением – это много.

– Актировать подбитые танки приходилось?

Нет, это не моя задача. Этим занимались в батальоне и выше.

– Не сталкивались со случаями умышленного выведения танка из строя?

Нет.

– У «тридцатьчетверок» подкручивали обороты двигателя. У вас так делали?

Только после войны на соревнованиях по вождению, чтобы других обогнать.

– В чем заключаются обязанности техника роты?

Главное, чтоб его машины были всегда в исправности, чтобы все механизмы были отрегулированы, небольшие поломки устранены. С большими поломками он не справится, у него только руки – все. В батальоне, там уже мастерская, небольшая бригада ремонтников, а в полку или бригаде отдельная рота обслуживания.

– Инструктаж механиков-водителей – это ваша задача?

Да. Опытным механикам-водителям я нотаций не читал, а с неопытными приходилось заниматься, учить регулировать приводы управления, чтобы он сам мог небольшую неисправность устранить. Их учили-то всего три месяца. За это время научить трогаться с места и водить по прямой можно, но обслуживать машину, водить по сложной местности – нужен опыт. Вот я его передавал молодым. Опытных механиков-водителей держали в резерве батальона. Придет пополнение с танками. Неопытных механиков ссаживают, а на их место опытных, а тех обратно за танками посылают. Командиры рот, батальонов, те себе всегда механиков подбирали. Ведь механик – это главное лицо в танке, от которого зависит движение танка.

– С кем вы дружили во время войны?

С командирами рот, взводов. Вместе жили при формировании.

– Курили?

Да, курил. Помню, давали табак или папиросы.

– У вас в подчинении кто-то был?

Нет, никого. Это я был в подчинении у зампотеха батальона или полка.

– В этих боях сто грамм давали?

Сто грамм? Конечно! Но это в перерывах между боями, а когда шли в атаку, то давали сухой паек: консервы, сухари, галеты.

– Из тех танков, с которыми приходилось сталкиваться – М3, Т-34 и М4А2, – кого бы вы предпочли?

Я б, конечно, отдал предпочтение нашей «тридцатьчетверке». Почему? Во-первых, сила привычки – своя машина, во-вторых, она в обслуживании проще, в-третьих – она ниже. «Шерманы» – они высокие, как и М3, иногда переворачивались, а с Т-34 такого быть не могло. Конечно, они более комфортные, но воевать на них не сахар.

– Гусеницу натянуть – у кого проще?

У нас проще всех! Тросом ее зацепил за ведущее колесо и пошел крутить. И она, видите что, резиново-металлическая гусеница, если изношен палец, то ее не выбьешь.

– Когда пересаживались с «тридцатьчетверки» на «Шермана», как танкисты к этому отнеслись?

Ничего, нормально.

– Вши были?

Много. Мы обмундирование опускали в бочки с бензином. Потом сушили. Пахло оно, конечно, неприятно, но когда водой прополоскаешь, то нормально.

– У вас в части были женщины?

Женщины? Вы знаете, у нас была, по-моему, одна девчонка – водитель «полуторки».

– Как вообще отношение к женщинам было на фронте?

Своих не трогали, конечно. А к чужим в перерывах между боями ходили.

– К немцам какое отношение было?

Отношение к ним было как к врагам. Когда вошли на территорию Германии, гражданских мы не трогали. В городе Файтлюбы, где нас застал конец войны, мы жили в домах. На первом этаже мы размещались, на втором – они. Отношения были нормальные, но единичные случаи насилия в бригаде все же были. Наказывали. Кроме того, помню, что один сержант что-то там мухлевал с денежным довольствием – его тоже судили.

В основном же после войны к немкам ходили на таких… мирных основах… за еду. Тогда в Германии голодно было.

– Вспышки венерических заболеваний не было?

Это я не скажу. У меня не было. И у моих друзей, с которыми я служил, – ни у кого не было.

– Посылки домой отправляли?

Да. Что-то собирали сами по брошенным домам. Из тыла нам тоже посылки присылали. Помню, когда стояли под Александрией, то к Новому, 1944 году нам присылали посылки. В них были печенье, конфеты, варежки теплые, носки.

– За войну награды какие у вас?

Три ордена Красной Звезды, орден Отечественной войны 2-й степени и медаль «За боевые заслуги». Ну, и этих, юбилейных, штук двадцать.

После войны я был направлен в Казанскую высшую офицерскую танковую школу, после окончания которой служил в Германии, в 14-й дивизии заместителем командира роты по технической части. В 51-м году поступил в Бронетанковую академию. Служил в Уральском округе начальником бронетанковой мастерской 34-й дивизии. Потом был главным механиком военного завода, заместителем начальника базы, которой руководил Сергей Андреевич Отрощенков. После этого возглавлял кафедру эксплуатации и вождения автобронетанковой техники в Высшем военно-политическом танково-артиллерийском училище. Уволился с должности начальника цикла технической подготовки военной кафедры Уральского политехнического института.

(На основе интервью Артема Драбкина и текста воспоминаний)

Я родился в деревне Верхняя Седа тогда Пермской губернии. Отец был призван в 1919-м в Красную Армию и умер от тифа в Гражданскую. Мать осталась беременной, и в феврале 1920 года родился я.

Вскоре мать вышла повторно замуж. Позже у меня появились брат Николай и сестра Клавдия. Когда мне было девять лет, мама скоропостижно скончалась. Разумеется, отчиму справиться с тремя маленькими детьми самому было просто невозможно, и он скоро женился. Практически я остался круглым сиротой, как в песне поется: «Позабыт, позаброшен, с молодых юных лет я остался сиротою, счастья, доли мне нет». Хотя относились ко мне очень хорошо. Мачеху, Анну Максимовну, мы все называли мамой.

После окончания начальной школы я с великим желанием поступил в профессионально-техническую школу, которая находилась в Кишерти.

Рост у меня был небольшой. Чтобы выполнить работы на тисках, приходилось под ноги ставить ящик из верстака. Работа с металлом мне нравилась. Я видел, как из куска железа ковали подковы для лошадей, разные изделия.

Кишертскую профессионально-техническую школу перевели в поселок Суксун и на ее базе создали политехнический техникум. В школе я проучился два года. Время было трудное, стипендии едва хватало на еду на полмесяца, на одежду денег не оставалось. Надо было как-то жить, и я стал подрабатывать: писал лозунги к праздникам, работал в мастерских техникума, выполняя заказы, мыл котлы в солдатской столовой, чистил туалеты – не гнушался никакой работой.

Самым трудным было мыть котлы в солдатской столовой, но зато вкусный ужин в достатке – в награду получали котелок гречневой каши с мясом. Голодными не сидели.

Не все выдерживали трудности, слабые бросали учебу. И я не раз говорил отчиму:

– Папа, я пойду работать.

А он в ответ:

– Леня, учись!

• Предыдущая
• 32/65
• Следующая