Выбери любимый жанр

Когда нам семнадцать… - Александровский Виктор Николаевич - Страница 4


Изменить размер шрифта:

4

Вот Игорь, Филя, Тоня, Маклаков. Я мельком взглядываю на них. У Фили, как у всякого порядочного судьи, на лице полная беспристрастность; он глядит на часы с секундомером и кричит, что первый круг пройден. Игорь прыгает и машет руками: «Давай, давай, жми, Лешка!» В руке у него булка — успел проголодаться! Красная шапочка сползла Тоне на лоб. Маклаков гогочет, корчит страшные рожи. Единственное мое желание — вперед и вперед!

Вовка снова повстречался, и, как показалось мне, раньше чем следовало. Бежал он легко и уверенно. «Держись, Челюскинец!» — подумал я со злостью и рванулся сильней. Перед глазами чаще, чем прежде, замелькали кустики, деревца. Все быстрее, быстрее…

И вдруг словно кто-то кинулся мне под ноги, сшиб — и небо, и деревья, и тропинка куда-то скрылись, а я очутился в снегу. Правая лыжа стремглав мчалась вперед, и за ней с веселым лаем бежали повернувшие от своего хозяина Шарик и Малявка.

И вот я держу эту чертову лыжу в руках. Гнилого ремня не заметил!

Сойдя с лыжни, я растерянно смотрел на лопнувший ремень. Что же теперь делать? Ехать дальше — потерять время, возвратиться на старт — заранее признать себя побежденным. Перед глазами проплыло насмешливое лицо Тони…

Кое-как стянув шпагатом ремень, я пошел дальше. Вот и красный флажок показался. Обернувшись, я увидел приближающегося ко мне Вовку и остановился в нерешительности. Челюскинец, пролетая мимо, бросил на ходу:

— Чего стоишь, Малявка?

И Вовкины псы, промчавшись вслед за хозяином, протявкали в мою сторону: «Ты чего стоишь!»

Меня словно кто подтолкнул. Не отдавая себе отчета, я побежал вперед. Вот и красный флажок позади, я все больше отдаляюсь от старта, от ребят. «Что случилось со мной, куда я бегу?» — эти вопросы смутно мелькнули в голове. Дуэль, секунданты. Жалкий хвастун! Но вернуться теперь я уже не мог.

Тропинка вилась меж торосов, уводя все дальше, на левый берег реки. Вот и знакомый железнодорожный мост через балку. В этих местах мы не раз бывали с Игорем. Пройдя под мостом, я очутился у подножия высокой заснеженной горы. Не раздумывая, стал взбираться вверх. Обходя пни, кусты, вышел на вершину и остановился. Внизу, по насыпи, вдоль берега, пролегал железнодорожный путь. Дальше открывала свою снежно-ледяную ширь река, все еще по-зимнему белая и лишь ближе к берегам начинавшая буреть. Вдали, в мутной дымке уходящего дня, виднелся город. Высились трубы, чернели старые каменоломни.

Я пытался разглядеть остров и тальники, откуда стартовал, но сумерки сгустились и ушел я далеко. Пронзительными порывами налетал ветер, шумел в кустах.

Чем дольше стоял я один, вдали от товарищей, тем становилось горше: зачем ушел? Ребята, наверно, уже ищут меня. Ищут и не могут найти. Струсил, сбежал, не смог доказать… Нет, сейчас же домой! Но скомандовать было легче, чем сделать. Скатываясь с горы, я ударился лыжей о пень и переломил ее.

При падении неловко подогнулась нога, стало больно ступать. Отыскав в снегу рукавицы и положив на плечо уцелевшую лыжу, я спустился к реке. Стемнело, ветер усилился. Он дул с каким-то неприятным подвыванием, пронизывая все тело. Вскоре начался и настоящий буран — один из тех буранов, которые бывают в Сибирске перед весной.

С трудом передвигая ушибленную ногу, я шел по льду реки. Вокруг меня вихрилась и ревела белесая снежная тьма. Все скрылось из виду, моим ориентиром стал ветер, и я пошел прямо на него. Горсти колючего снега хлестали по лицу. Ветер не давал дышать и сбивал с ног. Одежда на морозе заледенела. Так шел я долго, очень долго…

Вдруг я обо что-то споткнулся и упал. Протянув во тьме руку, нащупал ледяную глыбу, скользкую, с острыми зазубринами и отвесную, как стена. Это был торос. Я пополз назад и снова уперся в такую же глыбу. Метнувшись в сторону, я опять не нашел выхода. Мне стало страшно: я забрел в ангарские торосы, они теснили меня со всех сторон!

Медлить нельзя, надо выбираться из ловушки. Но в какую сторону? Можно сделать два шага, и выйдешь туда, где ты только что был. А если забредешь в глубь этих ледяных скал? Я приткнулся к торосу. Вьюга выла на разные голоса, где-то со стоном ломался лед. Стужа пробиралась за ворот, к ногам, коченели руки. «Неужели замерзну?» Я с трудом поднялся, в нерешительности сделал шаг, другой… Предо мною мелькнуло лицо брата. Павел смотрел на меня добрыми глазами и как будто что-то говорил. Да, как всегда в трудную минуту, он призывал действовать. Я повернулся лицом к ветру, сделал шаг… Еще шаг… Наткнулся на торос. Ощупав его, вскарабкался наверх, спустился, пошел дальше… Еще торос, еще — и вот я на ровном месте.

Порыв ветра свалил меня с ног, я пополз, пригибаясь к сугробам. Тело наливалось тяжестью, желание уткнуться лицом в снег и отдохнуть становилось все неодолимее. Но я полз вперед. Вскоре почувствовал под руками что-то твердое. «Дорога!» Я нащупал колею, сделал попытку встать, но ноги подкосились: из мрака надвигались два огромных светящихся глаза… Я закричал, рванулся в сторону. А светящиеся глаза, в упор рассматривая меня, замерли на месте.

Кто-то приподнял меня, с ожесточением стал тереть онемевшие руки, лицо.

В неисчислимом множестве голосов бурана я различил человеческий голос:

— Эх, паря, еще бы немного, и каюк тебе. Шофер, подсоби-ка!

Когда нам семнадцать… - i_007.png

Глава третья

На Север!

Когда нам семнадцать… - i_008.png

Проснувшись, я ощутил во всем теле необычайную легкость.

Тишина, только тиканье часов над головой. Тихо и за стенкой, у соседей: все на работе. Часам словно наскучили шаги на месте, они прошипели и пробили одиннадцать раз. «День в разгаре… Чего же я валяюсь в постели?»

Рядом на столике — листок бумаги. Знакомый размашистый почерк жены брата:

«Лешенька! В обеденный перерыв не приду, сбегаю за пайком. Горячее молоко в термосе на столике. Можешь походить. Только немного, смотри-ка! Зина».

«Смотри-ка!..» Предупреждает еще… Да меня в постели не удержит сейчас никакая сила! Хватит, за неделю належался.

Я подошел к окну, раздвинул занавески и невольно зажмурился от яркого солнечного света. Ранняя весна развернулась по-хозяйски. Улица ожила от множества лужиц и ручейков. Канавы наполнились грязно-мутной водой. От сырых досок тротуара парило. Даже сквозь двойные рамы доносились крики ребят.

А щека и подбородок все же болят. Обморожены… Перед глазами снова замелькали Вовка, Филя, Тоня… Лыжня, торосы, буран… Эх, лучше не вспоминать…

На стене против окна — фотография отца. Шапка с красногвардейской ленточкой, щетинистое лицо. А глаза какие-то удивительно живые, беспокойные. Они словно следят все время за мною. То отец смотрит строго, то вдруг подобреет. Сейчас читаю я в отцовских глазах укор: «Хвастун ты, сынок, хвастун…» Хвастун! Ведь это слово я бросил в лицо Вовке. Однако, как кружится голова. Нет, надо прилечь. «Хвастун, хвастун…» Что думают сейчас обо мне ребята?

— Леша, что же ты!

Это голос Зины. Все-таки пришла! На лбу я чувствую ее прохладную ладонь.

— Ты все спишь, не надоело?

— Как же, я недавно вставал, в одиннадцать…

— Недавно! — засмеялась Зина. — Уже шесть, мы с работы пришли. К тебе, кстати, гость явился.

В коридоре раздались шаги. Одни — Павла, другие — незнакомые.

— Он не спит? — донесся чей-то басок.

— Проходите, Лазарев, проходите! — приглашала Зина. Она отвинтила блестящую крышку термоса. — А почему молоко не выпил?

— Ладно! — отмахнулся я. — Где же Лазарев-то?

Зина со стуком поставила термос на стол и вышла из комнаты. Вот так всегда — сердится из-за мелочей.

Я, кажется, вовремя оделся. В дверях стоял Павел, а рядом с ним — широкоплечий приземистый паренек. Оба в спецовках — прямо с работы. Но Вани Лазарева с ними не было…

— Знакомься, Алеха! — Подхватив под локоть паренька, брат подвел его ко мне. — Не узнаешь? Василий Лазарев, с нашего завода.

4
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело