Выбери любимый жанр

Том 4. Солнце ездит на оленях - Кожевников Алексей Венедиктович - Страница 52

Изменить размер шрифта:

Когда оказались близко друг к другу, Ксандра завела разговор с Коляном:

— Скоро мы поедем домой, на Волгу. Давай поедем вот так, на оленях! Теперь до самой Волги и дальше везде — зима, снег.

— Не говори глупостей! — одернула ее мать.

— Я не вижу никаких глупостей, — возразила дочь. У нас вполне можно ездить на оленях.

— Вообще ничего не говори, не открывай рот, дыши носом! — требовала Катерина Павловна. — Наглотаешься ветра, снега. Где лечить тебя?!

Навстречу дул изрядный ветер со снегом, а олени своим бегом еще усиливали его.

— Меня лечить не придется, я перенесу все, не боюсь ничего, — заявила Ксандра. — Я крепкая.

— Не хвались, нехорошо.

— А что, не верно? После купания у водопада заболела, лечилась? Нет. После того, как заблудилась, тоже отлежалась без всякого лечения. Эй, Колян, давай наперегонки! Ну, кто кого.

Оба пустили оленей во всю прыть.

— Ох, и уродилась же доченька! Не ребенок, а бесенок. Охо-хо! — простонала Катерина Павловна. — Мало драла тебя, мало. Остановись! Перевернешь, выронишь. Потеряешь меня.

— Найду. Подберу, — откликалась Ксандра со смехом и погоняла оленей.

Дома, на Волге, и родители и учителя слишком опекали ее, слишком сдерживали стремление к деятельности, самостоятельности. Она была вроде лука с натянутой тетивой. После ареста отца и особенно с приездом в Лапландию тетива была спущена, и Ксандра наподобие стрелки вылетела на волю, в независимую, взрослую жизнь. Очень деятельная по своей натуре, к тому же уставшая от всяких ограничений, всяких «вредно, неприлично, не женское дело», она самозабвенно кинулась во всякую учебу и работу. Научилась легко, правильно ходить по бездорожью Лапландии, разводить костры, ловить рыбу, управлять оленями, собаками…

Ксандра обогнала Коляна: и олени у нее были посильней, и Колян немножко, незаметно придерживал своих. Ксандра была счастлива и горда. Отец похвалил ее: «Ты вполне достойна иметь оленей». А Колян все поворачивался лицом к ней, как олень на ветер в комариную пору, не мог наглядеться. Катерина Павловна буркнула что-то невнятно.

— И теперь скажешь, что Колян напрасно научил меня управлять оленями? — спросила дочь.

— Не задирайся, дай пожить хоть немножко тихо, мирно, без словопрений! — взмолилась мать.

Ехали быстро: за четыре дня пересекли почти всю Лапландию. И она запомнилась Ксандре как увиденная вся сразу, в один миг, одним взглядом, как нарочитое, подстроенное кем-то соседство самого несходного, даже враждующего между собой: горы и там, в высоте, озера; трескучие морозы и незамерзающие реки; болота и среди них камни, будто пни на лесосеке; широченные, неоглядные просторы и лишь кое-где маленькие деревеньки. Просторы, небо, горы, озера, камни, водопады огромные, богатырские, а деревеньки, избы, амбарчики, шалаши словно детские, игрушечные. Люди, олени, собаки — мелкие.

В Хибинах остановились на постоялом дворе, который по всероссийскому обычаю был отмечен особым флагом — над воротами возвышалась жердинка с привязанным к ней клочком сена. Это значило, что тут постоялый двор, каждый может заезжать и заходить без спроса, каждый может купить сена и всего прочего, что нужно в дороге.

Луговы так и сделали: заехали без спроса, распрягли оленей, перенесли багаж из санок в дом, сняли верхнюю одежду. Хозяин и хозяйка, русские люди средних лет; он благообразно бородатый, она одетая игрушечной матрешкой — сарафан, кофта, платок, все в мелкий цветочек, — привечали приезжих с поклонами, с «милости просим», как гостей. Затем загремели самоваром, чайной посудой. Во время чая подсели к столу. Они были сыты, подсели же из вежливости, из желания услужить, прославить свой двор и привлечь новых постояльцев. Они приехали на Север зарабатывать деньги и делали это не назойливо, не грубо, не жадно.

Жить у них было приятно, как в гостях. Они оказались хорошим справочником; от них Луговы узнали, что железная дорога построена вся, поезда ходят от Петрограда до Ледовитого океана, где у Кольского залива строится новый город; что с осени в Хибинах открыта школа, есть больница; с каждым поездом прибывает новый люд, кто на временный промысел, а кто для постоянного жительства.

— Лапландия, можно твердо сказать, — соблазнительный, непочатый край. Море, озера тревожат немножко пароходами, лодками, сетями, а берег — землю, значит, никак не трогают. Ни шахт на нем, ни заводов, ни пашен, даже сена не косят. Пощиплет олень ягелю да половит лопарь рыбешки на прокорм себе — и весь урожай. Остальное богатство лежит втуне, ждет умных, умелых людей.

— Непочатый, говорите, край? — переспросил Лугов.

— Да, совсем не кусан, — ответил хозяин.

— Вы, значит, решили почать, покусать его?

— Да, вроде того. Сперва я закабалился на стройку, а потом, как распознал все обстоятельства, продал в деревне землю, дом, коня, все подчистую продал и вместе с женой сюда. Вот сгоношили постоялый дворишко. Зубоскалы прозвали его гостиным, а нас — гостинодворцами. Ну, да мы не обижаемся, сами тоже любим посмеяться. На нашем деле не приходится обижаться, а приходится улыбаться.

— Не нравится дело?

— Несурьезное. Не такое нужно здесь. Не наш брат лавочник. Мы, торгаши, — бесполезные люди. Мы ничего ведь не прибавляем к людскому богатству, а только переваливаем его из одних рук в другие. Польза от нас — одним нам, а прочим — убыток, бедность. Сюда нужны хлеборобы, пастухи, рудокопы, охотники, рыбаки. Вот они делают богатство, поднимают народную жизнь. А мы только отираемся возле них.

— Почему же выбрал такое несерьезное дело? — спросил доктор.

— Устал пахать землю. Оно хоть и праведно, но трудно, а здесь хоть и грешно, но легко.

— Спасибо за откровенность! — поблагодарил Лугов. — Приятно поговорить без обмана.

— А вы какие будете? — спросил гостинодворец.

— Доктор и учительница.

— Нужные, редкие по здешним местам люди. Мы на это дело не вышли грамотой.

Сергей Петрович в тот же день показался хибинскому врачу. Он прописал ему постельный режим и оставил лежать в больнице.

Катерина Павловна и Ксандра решили задержаться в Хибинах и пошли в школу: мать — попроситься на работу, а дочь — взять каких-либо книг.

— Хорошо, я приму вас, — сказал Катерине Павловне заведующий школой, наголо обритый, очень чистенький, весь будто лакированный старичок. — Жить можете при школе. Дам большую комнату с общей кухней. Впрочем, сейчас кухней никто не пользуется. Жду еще учителя. Неохотно едут сюда люди. Но запомните одно условие, непременное условие: отапливаться будете сами.

— Разумеется, — согласилась Катерина Павловна.

— Разумеется, но не всегда исполняется. Здесь с топливом беда. Школу отапливаем с ба-альшим трудом, от случая к случаю.

— Странно. Лес-то рядом.

— Нарубить, подвезти, истопить некому. Никого не могу найти. Местные жители — лопари — не идут, они любят кочевать. Пришлые — все на железной дороге: там заработки. Просил военнопленного — отказали. Говорят, нет таких правил. У них — правила, а в школе чернила мерзнут.

— Я буду топить, — вызвалась Ксандра. — Я умею.

— Не суйся в каждую дыру, — осадила ее мать.

— Да, девушка, тебе будет тяжело: у нас четыре голландки и плита, — сказал заведующий.

— И все равно это легче костра. Я справлюсь, — настаивала Ксандра.

— И все равно не будешь, не твое дело, — отрезала мать, затем пожаловалась заведующему: — Нет на нее никакой управы, настоящая попрыгунья-стрекоза. Только и слышно: я сделаю, я сбегаю.

— Это, возможно, не плохо, — отозвался старичок.

— Но ведь ей не до печек, надо учиться.

— Успею и то и то, — похвалилась Ксандра.

Она определенно понравилась заведующему, и он разрешил ей перерыть все книжное богатство школы. Она взяла несколько учебников и книгу для чтения «Народы России».

Катерина Павловна спросила заведующего, можно ли купить в Хибинах какие-нибудь кровати и тюфяки.

— Нет, не торгуют, до этой благодати не дожили еще. А вот промыслить попробуем. Тут, знаете ли, много казенных учреждений: управление строительства, военнопленный лагерь, охрана, больница. Все около них промышляют. — И ушел.

Перейти на страницу: