За Дунаем - Цаголов Василий Македонович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/91
• Следующая

—      Ябанджи1 я, хозяин... Ищу хлеба и ночевку...— шепотом ответил Христо.

—      У меня, слава богу, есть и то, и другое... Входи! Ага, вот какой ты ябанджи! — ласково сказал хозяин, увидев на Христо кинжал.— Не дай бог, если кто-то увидел тебя...

—      Если кто-то и увидел меня, так, должно быть, болгарин...

—      Да что ты? Мир велик, люди — разные...

Вошли в дом. Хозяин поставил перед Христо софру.

—      Что делать, хозяйки нет дома.

Но Христо отказался от еды. Тогда хозяин предложил идти ему спать в одае1 2.

—      Лесные люди отвыкли спать в одае. Лучше я лягу в плевнике,— сказал Христо.

Хозяин поднял плечи, мол, как хочешь, гость.

Они поговорили о суровой гайдуцкой жизни. Вдруг хозяин предложил ему познакомить его с другими гайдуками. Они, мол, уже собираются после Апрельской резни.

—      Хорошо, хорошо, вот настанет утро, а сейчас пойду спать.

Угодливый хозяин понесся впереди Христо.

Гость не лег. Он притаился за дверью.

Вдруг от дома отделилась крадущаяся тень. Христо узнал хозяина и последовал за ним. У калитки Христо положил ему руку на плечо.

—      Куда спешишь так, хозяин?

—      А... Это ты? У моего соседа спрятано немного патронов... Я хотел порадовать тебя...

—      Я забыл сказать: «Много здоровья тебе от содержателя кафе».

—      Что же ты молчал? А я подумал ты гайдук.

—      Тсс! У меня к тебе поручение, подойди ближе.

Предатель нашел в темноте руку Христо и прильнул

к нему:

—      В село должен приехать учитель.

—      Ну?

—      Он бежал из крепости.

—      Учитель? Так, так...

—      Связан с теми, кто в лесу...

—      Сволочь! Но кто тебя послал?

—      Не твое дело!

—      Хорошо, молчу.

—      Узнаешь, с кем он будет якшаться, и передашь о нем... Сам знаешь, кому. Понял?

—      Да, да... Значит, бежал из Крепости. Ну, й ему покажу. Отправлю к праотцам.

—      Не смей трогать... А еще вот что,— Христо слышал дыхание предателя.

—      Ну, говори!

Рука с кинжалом легла на спину предателя.

—      О-о!

Для верности еще раз... Теперь уже в грудь.

Потом он поспешил в дом и долго стоял над мальчиком. Не выдержал он и погладил его голову. Мальчик вздрогнул и проснулся.

—      Дядя?! Папа...

—      Твой отец вышел в деревню, а я пришел, чтобы поблагодарить тебя за все,— ласково сказал Христо.— Возьми,— он положил в руку мальчика карманные часы.

Ошеломленный мальчик приложил часы к уху.

—      Тикают! — воскликнул он, повертел в руках и неожиданно вернул подарок.— Такая вещь не для меня... Мой папа... А ты возьмешь меня с собой в горы, когда я стану взрослым?

—      Конечно!

—      Дядя, а комиты всегда говорят правду, да?

—      Да...

—      Тогда ты не возьмешь меня в гайдуки. Я солгал тебе насчет папы.

—      Что? — вскрикнул Христо.

—      Он мне настоящий отец...

—      А,— облегченно вздохнул Христо.— Ну, прощай, сынок!

29

Ханифа, подойдя к хлеву, собралась было гнать скотину на улицу, как из мазанки вышла свекровь и остановила невестку.

— Подожди, я сама. Тебе еще рано показываться людям.

Подхватив пустое деревянное ведро, Ханифа засеменила через двор. Женщина чувствовала на себе взгляд мужа, но оглянуться на него не смела; стыдилась показать ему свои чувства. И все же не выдержала. Остановилась у входа в саклю, опустила ведро к ногам и сделала вид, будто поправляет на голове платок, а сама быстро посмотрела в сторону Знаура. Он улыбнулся ей и даже кивнул. Но тут же послышались шаги свекрови, и Ханифа юркнула в дом.

Задав корм коню, Знаур забросил за плечо хордзен и отправился, как обычно, в поле. «Кукуруза у Тулатовых нынче хорошая... Ну почему бог так несправедлив ко мне? Чем богаче человек, тем больше он его одаривает. Да будь у меня земля, так на ней бы ничего не уродилось... Неужели Тулатовы мне не заплатят больше обещанного? Как будто я для себя стараюсь, словно ишак, работаю на их поле... Э, ишак бы давно издох, а я еще стою на ногах».— Знаур зашагал по улице, размахивая свободной рукой.

На углу стояли сельчане, среди них он заметил Бекмурзу. «Что-то случилось, наверное. Почему люди не в поле?» — встревожился Знаур, прибавив шагу. Уже ближе услышал:

—      Надо вырезать весь их род...

Это сказал Кудаберд. Он метнул взгляд на Знаура.

—      Вот еще один работник... Иди, иди, чего остановился? Тулатовы давно тебя ждут.

Знаур сбросил хордзен под ноги и подступился к хромому, замахнулся кулаком, но ударить не успел: рука Бекмурзы легла на плечо зятя. И все же Знаур не сдержался:

—      Что ты мне на рану соль посыпаешь? Других учишь, как поступить, а сам боишься и курицы Тулатовых.

Закружился на месте Кудаберд, взывая к справедливости. Но откуда люди знали о намерении хромого вызвать на ссору Знаура и заставить его в гневе высказаться в адрес Тулатовых. А вместе с ним выпытать, что на душе у Бекмурзы. Кудаберд притворно застонал, стараясь показать, что его очень обидели слова Знаура. И кто знает, чем бы закончился спор, не вмешайся в разговор Бекмурза.

—      Кудаберд говорит нужные слова. Скоро Тулатовы заставят нас грызть землю, а на шею наденут ярмо.' У кого в доме есть мука? Скажите? Где вы станете косить траву? А? Наверное, ваш скот будет сыт одной водой! Но и ее скоро у нас отберут, как и наши земли...

—      О, слышите, Бекмурза мудр, как и я,— хромой ударил себя в грудь.— Разве я вам не сказал то же самое? Но что значит; для вас Кудаберд...

—      Ну чего ты раскудахтался?! — прикрикнул кто-то на Кудаберда, и тот умолк.— Ты никогда плохого о Тулатовых не посмеешь даже подумать, а тут раскричался. С чего бы это?

—      Между собой мы ругаемся, готовы головы оторвать друг другу. А за что? Ну, кто мне скажет? А стоит появиться Сафару, как у нас языки отнимаются и ноги подкашиваются. Разве не так? Если хоть одно мое слово будет неправдой, жизнь не пожалею. Так вот и умрем...— Бекмурза закатал рукава черкески.

Люди молчали, понурив головы. Что они могли ответить? Их отцы и деды жили в горах и сотни лег выращивали ячмень на заоблачных лоскутках. А случалось, проливалась и кровь соседа, если он нечаянно бросал зернышко за межу. «Или бог нас возьмет к себе, или мы погибнем, и никто не узнает, что на земле когда-то жили осетины»,— говорили в те далекие времена на нихасах. Горцы молились богу, а чтобы было надежнее, совершали жертвоприношение. Но оттого никому не становилось легче. Прошли долгие годы, пока горцам разрешили поселиться в долинах, на землях их отцов. Сто лет прошло с тех пор, а спор о земле продолжается. Она досталась алдарам. Да разве же ее возвратят теперь богатеи? У них сила. Тулатовы тоже сумели отделить себе лучшие земли. А какие у них особые права на нее? Этот вопрос задавали друг другу сельчане, и никто из них не мог ответить на него. Даже самые мудрые старцы становились в тупик. С думой о земле начинался день, с ней ложились спать.

—      Может, напишем прошение? — предложил Бекмурза.

У хромого заблестели глаза, и, облизав губы, он прежде всего посмотрел на Знаура. Ему хотелось крикнуть: «Соглашайся, Знаур! Ну, обругай же Тулатовых!»

Никто не ответил Бекмурзе, и тот вскипел:

—      Нам бы только на кувдах красивые тосты произносить. Это мы можем! Ну и живите, как думаете, а я подамся в Грозный...

—      Конечно, надо,—вмешался в разговор Кудаберд с тайной надеждой все-таки выпытать, что на душе у Знаура.— Но кто из нас напишет жалобу? Разве ты когда-нибудь держал в руках бумагу? Или знаешь язык русский? Нет, ничего не получится из этой затеи.

—      У меня есть знакомый писарь,— произнес, наконец, Знаур, стараясь не смотреть ни на кого.— Говорят, он сочиняет прошения...

—      Что же ты молчал до сих пор! — закричал Кудаберд и развел руками.— Вы только посмотрите на него! Да ты знаешь, если он поможет написать жалобу, так Тулатовы тут же вернут наши земли!

• Предыдущая
• 42/91
• Следующая