За Дунаем - Цаголов Василий Македонович - Страница 23

• Предыдущая
• 23/91
• Следующая

—      Я... Мне Бекмурза сказал... Ему войлок нужен;— совсем смутилась Ханифа.

«Как похорошела! И куда только Бабу смотрел? Если бы он женился, то, может, не был бы так горяч... Бедный мой сын... Нет, нет, Знаура надо женить. Ох, как бы Бекмурза не отказал нам!»—женщина шагнула к девушке и взяла гостью под руку: Ханифа робко переступила порог. Увидев ее, Знаур тоже засуетился, но быстро оправился, спасибо, мать помогла.

—      Бекмурза прислал Ханифу за войлоком. Ты обещал ему?

—      Сейчас... Где-то спрятал и не помню. Только у меня черный, а ему, наверное, нужен коричневый? Нана, ты не видала, куда я положил его?

Знаур суматошно искал повсюду войлок, а потом, плюнув в сердцах, воскликнул:

—      Надо же, а? Лежит перед моим носом и молчит! Это, наверное, ты переложила сюда.

—      Вот так получается всегда... Сам положит, и спрашивает меня. Разве у хозяйки своих дел мало? Пойдем, Ханифа, твой брат подождет, ничего с ним не случится.

Фарда оглядела девушку, не скрывая своего восхищения: будь на месте Ханифы другая, прочла бы в глазах женщины сокровенные думы: «Как бы нас не опередили, не может же Бекмурза отказывать всем женихам... Как расцвела! Отчего она прячет глаза? Думает ли Ханифа, что скоро станет женой моего сына? Нет, не дал бог высохнуть дереву. О, горе мне с ним! Хорошо, Бза вмешался, а то бы Знаур не женился до седой бороды. Наверное, ему наколдовали, не иначе»,— рассуждала старуха. Она ввела девушку в саклю и не знала, куда усадить.

—      Ты так редко стала бывать у нас... Я тебе сейчас дзыкка1 приготовлю,— старуха укрылась было в къабице, но Ханифа вскрикнула, и хозяйка вернулась к ней.— Что с тобой, дочь моя?

—      Ой, не надо, Фарда. Меня ждет Бекмурза,— взмолилась девушка,— убьет он меня...

Но Фарда ничего и слышать не хотела. Она приоткрыла дверь во двор и крикнула:

—      Сын!

—      Здесь я!

—      Сходи к Бекмурзе, а Ханифа пока останется у нас, она мне нужна.

—      Хорошо,— отозвался Знаур.

Ханифа видела, как он сунул под мышку войлок и вышел на улицу. Ей вдруг представилось, как Фаризат в окно любуется Знауром, и она безотчетно прошла мимо хозяйки, чем немало удивила ее, но, опомнившись, остановилась и проговорила:

—      Пойду я, а то Бекмурза рассердится на меня,— на ее длинных ресницах блеснули слезинки.

Старуха же думала о своем: «Внуков она подарит мне. О, очаг в моем доме никогда не потухнет... Бза обещал прийти к нам, но что-то его долго нет. Кого он выберет в сваты? Сам, наверное, пойдет к Каруаевым».

7

Петр шел по обочине обычным своим Шагом: он у него мелкий и спорый. С детства Петр не мог ходить медленно. Оттого в пути бывал всегда один: уставали идти с ним люди. Ну а если случался незнакомый попутчик, то он, запыхавшись, поднимал кверху руки и говорил: «Ты уж беги, старик, мне спешить некуда».

Вот и ходил Петр по дорогам один со своими думами и заботами. А еще брал с собой в путь свою верную спутницу — суковатую палку, почерневшую и гладкую, словно ее долго полировали.

Старик в округе прослыл непоседой. И никто не удивлялся тому, что Петр отлучался из села. Частенько у него находились какие-то дела. Вот и этот раз он покинул дом, чтобы навестить надежных болгар и поговорить с ними насчет поручения сына. Гайдукам нужны деньги на оружие. А где их взять, как ни попросить у честных болгар. Пусть каждый поможет повстанцам, если желает погибели туркам.

Петр уже успел навестить дальнего родственника в Пародиме, заглянул к давнишнему другу в Згалинце. Те обещали ему в свою очередь сходить кое к кому в Боготе, Гривице. Ну а если поискать, так у кого-нибудь да отыщутся родственники и в древнем Тырнове, а то и в самой Софии.

На окраине Булгарени кто-то окликнул Петра, но он остановился не сразу.

—      Эй, братец,' ты несешься, как будто бежишь от долгов!

Из виноградника вышел крестьянин примерно его лет, и Петр вынужден был подойти к нему: «Откуда ты взялся на мою голову? Успеть бы сегодня добраться домой».

—      Добрый день,— приветствовал Петра крестьянин, обмахивая лицо длиннополой шляпой и широко надувая впалые щеки.

—      Дай бог добра! — ответил Петр довольно неприветливо.

—      Кажется, мы когда-то виделись с тобой,— произнес незнакомец, разглядывая путника.

—      О да! Мы встречались, только не припомню где... Память уходит с годами.

—      Уж не в гости ли спешишь? — допытывался крестьянин.

—      Кто в наше время ходит в гости? С самого Габрово догоняю свою тень, а она, окаянная, несется впереди меня. Вот и привела меня сюда...

Крестьянин засмеялся раскатисто, видно, соскучился по шутке. Присев на землю, он пригласил и Петра.

—      Садись, отдохни, а то от твоих царвулей пошел дым,— и, когда Петр сел, добавил: — Вас, габровцев, видно, одна мать родила, все такие жадные...

Он резко нагнулся, и рубаха на груди распахнулась: на шее болтался талисман от всех болезней и напастей — топорик величиной с большой ноготок. Застегнув рубаху на все пуговицы, крестьянин сорвал сухую травинку, пожевал ее и вытер губы, вынул из глубокого кармана просторных шаровар сырницу, не открывая, предложил:

—      Отведай, оно с усталости неплохо обмануть голод. Да ты не стесняйся, мы не то, что габровцы.

Скосив взгляд на сморщенное лицо собеседника, Петр проговорил:

—      За угощение спасибо. А ты вот что... Послушай, добрый человек, одолжи мне один флорин,—не спуская взгляда с крестьянина, Петр почесал пальцем загорелый нос.

Крестьянин удивленно посмотрел на Петра, присвистнув, ударил его по плечу и откинулся назад. Он долго смеялся, а потом, вытирая слезы, проговорил;

—      Да где взять сиромаху1 столько денег? Ты, оказывается, непрочь и пошутить!

—      Никак твой дед родился в Габрово? Ты такой же жадный, как и все габровцы. Что ты скажешь на это?

Крестьянин смущенно улыбнулся, хлопнул в ладоши.

—      Да ты, видать, мудрый, как тот кадия1 2. Ладно, не будем ссориться, все мы болгары — братья... Я тебе скажу, что одна моя дальняя родственница была замужем за габровцем. Ей богу, не вру,— крестьянин пошарил за пазухой, достал глиняную трубку, постучал ею по расплюснутому ногтю, сунул в беззубый

рот.— Не торопись в село, путник, посиди, поговорим, а тем временем остынут твои ноги. Что слышно на белом свете? Кто-то принес весть, будто немцы и французы поссорились?. Бог ты мой! Что только нужно этим царям? Живи себе во дворце, пей кофе и слушай, как поют соловьи. Нет же, лезут друг на друга с кулаками. А ты как думаешь? — но, не дождавшись, что ответит Петр, сам же продолжил, словно боялся, что не успеет высказаться: — Австриякам всяким да римлянам тоже не сидится.

—      Гм! — Петр сковырнул палкой корку потрескавшейся земли.— Чего ты заботишься о чужом горе... Ты лучше скажи, чем помочь сербам и черногорцам? Тебя не радует, как гайдуки колошматят турок?

—      Тсс! — Крестьянин выхватил изо рта трубку и испуганно оглянулся по сторонам.— Ты хочешь на виселицу вместо того юнака?

—      Какого юнака? — встрепенулся Петр.

—      А разве ты не слышал? — крестьянин помрачнел, его короткие редкие брови взъерошились, на сухом лице резче обозначились морщины.

—      Что же ты умолк? — нетерпеливо спросил Петр, а у самого мелькнула тревожная мысль о посланце сына.

—      Ночью проклятые сеймены (жандармы) схватили одного парня... Сходи в село, взгляни на него. Народ собрался у канака (сельской управы), но я не посмел и ушел сюда... Какое надо иметь сердце, чтобы смотреть, как будут казнить юнака,— крестьянин махнул рукой.

—      Парня? Болгарина? — рассеянно бормотал Петр.

—      Ну, а кого же еще? Посмотришь на него, так похож на мальчишку, а силы в нем больше, чем в другом мужчине.

—      Похож на мальчишку, говоришь? — у изумленного Петра затрясся подбородок.

—      Послушай, может, ты его знаешь? Не твой ли он сын? А?

• Предыдущая
• 23/91
• Следующая